(начало: «ОМ», 2014, №11, №12)
Подготовка убийства: действующие лица и исполнители
Пожалуй, пришло время проанализировать показания Юрия Нефедова от 27-28 ноября 2010 года. Для нас они крайне важны не только потому, что в них впервые Михаил Лысенко упоминается как человек, так или иначе причастный к убийству вора в законе Балаша, но и тем, что тот, первый, допрос Нефедова проходил в форме свободного рассказа: следователь не давил на желающего облегчить свою душу и дальнейшую участь подозреваемого, а спокойно выслушивал Юрия Семеновича и скрупулезно записывал сообщаемую информацию. Устранение шероховатостей и подгонка показаний всех потенциальных свидетелей обвинения под единую версию стали происходить примерно через два-три месяца. Именно тогда, как мне представляется, было принято решение сделать из Михаила Лысенко не просто заказчика давнишнего убийства (причем отнюдь не законопослушного гражданина), а главаря кровавой банды, которая многие годы терроризировала жителей города Энгельса. Но пока на календаре был конец ноября 2010 года. Правоохранительные органы готовы ограничиться обвинением Лысенко лишь в убийстве Николая Балашова. А потому следователь по особо важным делам ГСУ Следственного комитета Подгорный предоставил подозреваемому Нефедову режим наибольшего благоприятствования. В результате мы можем прочитать показания Нефедова и оценить степень серьезности информации, от которой, как от печки, «плясала» следственная бригада во главе с генералом юстиции Юрием Буртовым.
Итак, попробуем проследить, как готовилось убийство Николая Балашова, и попутно ответить на ряд немаловажных вопросов. У кого в Энгельсе впервые возникла мысль об убийстве Балаша? Кто и почему лично был заинтересован в его смерти? Кем и как готовилось это преступление? И, наконец, какова роль в подготовке этого тщательно спланированного убийства Михаила Лысенко — преуспевающего на тот момент бизнесмена?
Напомню: 27 ноября 2010 года Юрий Нефедов рассказал на допросе следователю Подгорному о цепочке встреч и переговоров с его участием осенью 1998 года. Результатом этих встреч как раз и стали выработка конкретного плана убийства и распределение ролей потенциальных участников данного преступления.
Первая встреча произошла у Нефедова с Сапарой, причем по инициативе последнего: «Ко мне в офис приехал Мутенин Игорь по кличке Сапара и сказал, что хотел со мной серьезно поговорить, так как со слов Балаша — Николая Балашова, вора в законе, в стрельбе в него (Мутенина) участвовал я».
Вторая встреча с участием Юрия Нефедова и с разговорами об убийствах состоялась уже на следующий день после первой. Теперь уже сам Балаш пришел в офис на Нестерова, 55, то есть туда, где спустя несколько недель ему будет суждено расстаться с жизнью. Пришел якобы предупредить Нефедова о грозящей ему со стороны Сапары смертельной опасности. Затем Балашов, «ни грамма не стесняясь, предложил убить смотрящего в городе Мишкиниса, так как тот прислушивается к грузинским ворам, а также Маркина Сергея».
В контексте известной нам информации данный рассказ не может не удивлять. Ведь Игорь Мутенин (он же Сапара) входил в группировку Балаша, исполнял самую кровавую работу. И вдруг в офисе Юрия Нефедова появляется сам Николай Балашов и информирует хозяина, что Сапара собирается того убить. Иными словами, вор в законе Балаш без обиняков дает понять Нефедову: Мутенин вышел из подчинения и начал собственную криминальную игру с непредсказуемыми последствиями. Если бы в итоге Балашов предложил Нефедову объединить усилия против Сапары, это выглядело бы вполне логично и объяснимо. Однако Балаш начинает уговаривать Нефедова убить Анатолия Мишкиниса и Сергея Маркина. Причем ни тот, ни другой какой-либо угрозы (по крайней мере, для Нефедова) не представляли. Более того, как показало дальнейшее развитие событий, Юрий Нефедов имел довольно тесные деловые контакты с тем же самым Мишкинисом.
Так как же Юрий Нефедов отреагировал на эти странные разговоры о готовящихся убийствах? В своих показаниях он утверждает: «Я сразу подумал, что это все постановка какая-то». Тем не менее, после визита Балашова Нефедов торопится встретиться со смотрящим и информирует последнего, что вор в законе Балаш вынашивает планы убийства как самого Мишкиниса, так и Маркина. В результате можно констатировать, что Юрий Нефедов вполне сознательно столкнул лбами Балашова и Мишкиниса, сделал их смертельными врагами. При этом сам Нефедов, согласно его же показаниям, был убежден, что в действительности речь шла всего лишь о какой-то «постановке». Тем не менее, Мишкинис воспринимает сообщенную ему Нефедовым информацию с должным вниманием. Возникает нечто вроде союза против Балашова — «мы решили вместе думать и чаще созваниваться». Этот визит Нефедова к Мишкинису и произошедший между ними разговор можно считать третьим звеном в цепочке событий, предшествовавших убийству Балашова.
Затем у Нефедова происходит четвертая по счету встреча. И опять с Игорем Мутениным. На этой встрече Сапара узнает содержание разговора между Балашовым и Нефедовым. А именно, что он — Игорь Мутенин — якобы имеет намерение убить Нефедова и что информация о якобы замышляемом им убийстве исходит от его шефа — Николая Балашова. Таким образом, если ранее у Мутенина и имелись подозрения в недобром отношении к нему Балаша, то после этого разговора с Нефедовым Сапара смог только укрепиться во мнении, что лично для него Балашов, еще совсем недавно его соратник и покровитель, представляет смертельную угрозу.
Пятая встреча заинтересованных в убийстве Балашова лиц происходила уже втроем. Впрочем, с уверенностью мы можем говорить о личной заинтересованности лишь двоих участников — Анатолия Мишкиниса и Игоря Мутенина. А вот какую опасность Николай Балашов представлял для Юрия Нефедова, мне неясно до настоящего времени. Первая часть встречи прошла в том же самом злополучном офисе на Нестерова, 55, куда в гости к Нефеду приехали Кабан и Сапара. Но затем, если верить показаниям Нефедова, Мутенин пригласил своих собеседников в кафе для более серьезных разговоров. Именно во время этой встречи наших героев в неизвестном кафе впервые звучит фамилия «Лысенко». Напомню эту часть показаний Юрия Нефедова: «Мутенин пригласил нас в кафе, где сказал, что Балаш также хочет убить его близкого знакомого Лысенко. И Лысенко говорит, что любого человека в городе он поддержит и поможет, чтобы эту опасность из города убрать». Нефедова такие слова поначалу не удивляют, поскольку и от других серьезных людей ему доводилось слышать аналогичные напутствия и пожелания. В частности, Нефедов без обиняков сообщает следствию, что в 1996 году авторитетный вор в законе Дато говорил ему, что нужно убить Балаша. В то время Юрий Нефедов никак не отреагировал на эти слова. А точнее, просто проигнорировал их без каких-либо негативных последствий для своей персоны со стороны Дато. Зато когда двумя годами позже другой вор в законе Балаш обращается к тому же Нефедову с предложением устранить Мишкиниса и Мутенина, это вызывает у нашего героя бешеную активность. Нефедов начинает информировать заинтересованных лиц о преступных намерениях Балашова, а затем инициирует встречи с различными людьми.
На мой взгляд, поведение Юрия Нефедова в это время вполне укладывается в алгоритм действий опытного провокатора, работающего по разобщению преступных группировок. Сегодня уже не секрет, что в 90-е годы в специализированных милицейских подразделениях, занимающихся борьбой с организованной преступностью (РУБОПы и УБОПы), существовали специальные отделы РПГ (разобщения преступных группировок), применяющие весьма специфические методы. Излюбленным средством подразделений РПГ было стравливание лидеров преступных сообществ и группировок с помощью умело вбрасываемой в криминальную среду информации и дезинформации. Это, в конечном счете, вело к вооруженным конфликтам и разборкам со вполне предсказуемым итогом: физическому устранению одних главарей ОПГ и длительным посадкам — других. Параллельно агентура отделов РПГ аккумулировала и поставляла правоохранительным органам важную информацию о лицах, совершивших тяжкие и особо тяжкие преступления. А также о тех, кто потенциально был готов поучаствовать в серьезном криминале. Был ли Нефедов осведомителем РУБОПа? Или, быть может, доверенным агентом кого-либо из высокопоставленных сотрудников иных полицейских структур? Документально подтвержденные ответы на эти вопросы мы вряд ли получим в обозримой перспективе. Если вообще получим. Вся информация подобного рода является строго секретной. Поэтому нам придется ограничиться лишь логическими умозаключениями, базирующимися на фактах, оглашенных в ходе судебного разбирательства либо зафиксированных в материалах дела. Благо, что в результате длившегося порядка полутора лет судебного следствия по «делу Лысенко» прозвучало немало свидетельских показаний, на основе которых вполне возможно составить собственное мнение по многим вопросам. В том числе о соответствии выдвинутого против Михаила Лысенко и других подсудимых обвинительного заключения реальной картине, зафиксированной в материалах дела и показаниях выступивших в суде людей. Только анализируя это, мы сможем понять, насколько непредвзято велось инициированное из Москвы предварительное следствие. Равно как и оценить справедливость утверждений Михаила Лысенко, который в письме на имя Владимира Путина говорит об очевидном заказном характере своего уголовного преследования.
Зная о поведении Нефедова, я нисколько не удивился, что после задушевной беседы в кафе с главным киллером Энгельса Сапарой и держателем общака Кабаном Юрий Семенович решил обсудить перспективы убийства Николая Балашова и с Михаилом Лысенко. Следует напомнить, что в 90-е годы Михаил Алексеевич возглавлял предприятие «ГАЗ-автотехобслуживание». Оно находилось в Энгельсе и специализировалось на продаже и ремонте автомобилей Горьковского автозавода.
Почему Нефедов вдруг решил обсудить возможности устранения Балаша именно с Лысенко, мне сказать сложно. Из показаний Нефедова известно, что он не только не водил дружбы с Михаилом Алексеевичем, но практически даже не был с ним знаком. Напомню, про первую встречу с Лысенко Юрий Нефедов на допросе 27 ноября 2010 года рассказывал следующее:
«Первый раз я познакомился с Лысенко в 1994 году, когда съездил на «ГАЗ» один раз. Некто Анисин сказал, что Лысенко может подешевле продать автомашину «Волгу» и он неплохо ко всем относится, с Васей Никушором он дружит, которого, как говорят, убили по наколке Балашова, когда он ездил в Москву.
Я поехал к Лысенко, зашел, представился, сказал: «Здравствуйте, Михаил Алексеевич». Но тот встретил холодно и сказал, что если хочу, то в кассе могу оплатить и купить машину. Я развернулся и ушел».
Здесь необходимо сказать о гражданине Анисине и о том, почему в 1994 году Михаил Алексеевич так нелюбезно принял Юрия Семеновича.
Примечательно, что вскоре после расстрела в 1993 году Нефедова и Кобзаренко (первый был тяжело ранен, а второй погиб на месте) недалеко от места преступления был найден автомат с отпечатками пальцев гражданина Анисина. Однако, как рассказала мне вдова погибшего Кобзаренко, в те годы этой улики оказалось недостаточно, чтобы выдвинуть против Анисина обвинение в убийстве и покушении на убийство. Анисин был арестован лишь в июле 1994 года, а в октябре 1997 года Саратовский областной суд приговорил его к 15 годам лишения свободы по статьям «Бандитизм» и «Убийство». В этой связи показания Нефедова относительно его контактов с Анисиным в 1994 году представляются мне весьма сомнительными.
А теперь о подоплеке нелюбезности Михаила Лысенко по отношению к Юрию Нефедову при посещении последним «ГАЗ-автотехобслуживания» в 1994 году. Причина такого «холодного» приема мне стала понятна, когда я услышал показания самого Михаила Лысенко, которые он дал в самом конце судебного процесса. Если верить рассказу Михаила Алексеевича, первая его встреча с Нефедовым состоялась не в 1994-м, а в 1982 году. Вот что поведал Лысенко коллегии присяжных:
«В мае 1981 года я вернулся из армии, поступил на вечернее отделение Саратовского экономического института. То есть я работал, а вечерами учился, а потому после занятий поздно возвращался домой. Однажды, когда я вечером шел домой, я заметил троих парней, которые прямо на улице распивали дешевое вино. Один из них ни с того ни с сего сказал мне что-то оскорбительное. Я ответил. В результате мы чуть не сцепились в драке, но другие парни нас разняли. Они придерживали своего приятеля, а меня попросили уйти. Я согласился уйти. И вот, когда я повернулся к ним спиной и стал отходить от этой компании, сзади меня ударили бутылкой по голове. Бутылка была объемная — 0,8 литра, в советское время такие назывались «огнетушителем». Через некоторое время я узнал, что человек, который ударил меня сзади бутылкой, был Юрий Нефедов.
В 1994 году был второй контакт с Нефедовым. Ко мне в кабинет зашла секретарь и доложила, что пришел Нефедов покупать машину. У меня не было особого желания, чтобы он заходил ко мне в кабинет. Я вышел к Нефедову и сказал ему короткую фразу: «Вон площадка, где стоят автомобили, а вон — касса. Выбирай и плати». После этого Нефедов развернулся и ушел».
А вот про визит Юрия Нефедова в его служебный кабинет в 1998 году, то есть незадолго до убийства Николая Балашова, на следствии и в суде Михаил Лысенко ничего не рассказал. Если верить Михаилу Алексеевичу, такового не было вовсе. Тем не менее, именно этот рассказ Юрия Нефедова о визите в кабинет к Михаилу Лысенко стал отправной точкой, от которой следствие уже через 10 дней «доплясало» до обвинения Лысенко в заказном убийстве. Поэтому нам важно оценить информацию криминального авторитета Нефеда на допросе в конце ноября 2010 года:
«Ткаченко Михаил сказал, что у него хорошие отношения с Лысенко, и осенью 1998 года мы с ним поехали к Лысенко на «ГАЗ». Все события развивались в течение месяца-полутора. На встрече я рассказал всю свою ситуацию, что Балашов предлагал мне убить Мишкиниса и Маркина, что ко мне приходил Сапара. И (спросил) что мне делать. Лысенко ответил, что у Балашова поддержка — Прошин, и ничего нельзя сделать, так как РУБОП обладает большой силой. Но Балашов кровожаден. И начал перечислять, к каким убийствам причастен Балашов. Лысенко сказал, что все мы сдохнем, если не сделаем этого. Лысенко сказал, что не хотел говорить, но раз приходил Сапара, то он скажет. Он предложил решить вопрос с Балашовым, то есть убить Балашова, иначе он убьет всех нас. При этом Лысенко мне и Ткаченко Михаилу говорил красивые слова, что, убив Балашова, мы спасем город. А если нет, то и сами подохнем, и многие подохнут. Лысенко сказал, что все мы должны решать вместе с Сапарой».
Следует напомнить, что в общей череде встреч и бесед, предшествовавших убийству Николая Балашова, визит Юрия Нефедова и Михаила Ткаченко на «ГАЗ-автотехобслуживание» к Михаилу Лысенко является шестой по счету встречей.
Также необходимо отметить, что эта встреча произошла исключительно по инициативе Юрия Нефедова. И именно Нефед (по его же собственному признанию) вполне осознанно поставил перед Лысенко вопрос о необходимости устранения Балаша. На первый взгляд подобное поведение выглядит очень странно. Во-первых, Лысенко для Нефедова был ни друг, ни брат и ни сват, а почти что незнакомый человек. Причем человек, который, как нам теперь известно, с молодости испытывал к Нефедову неприязнь. Во-вторых, Лысенко не имел никакого веса и влияния в криминальной среде, не имел своей группировки и т.п. Так что, при всем желании (если даже допустить, что таковое у Лысенко и возникало), он вряд ли бы смог оказать Нефедову и Ткаченко действенную помощь в их киллерском начинании.
Тем не менее, Юрий Нефедов (если, конечно, верить его показаниям) с завидным упорством задает малознакомому и не вполне доброжелательно относящемуся к нему человеку сакраментальный вопрос: «Что нам делать с Балашовым?». И тем самым двигает Лысенко к коллективному осознанию необходимости убийства Балаша. Но Михаил Алексеевич на эту провокацию не ведется. По крайней мере, поначалу. И в результате непрошеные визитеры получают от руководителя фирмы «ГАЗ-автотехобслуживание» краткий и однозначный ответ: «С Балашовым сделать ничего нельзя, поскольку тот пользуется поддержкой начальника РУБОПа Прошина».
Обращает на себя внимание еще один весьма странный момент в поведении Юрия Нефедова. На встречу с Лысенко, во время которой предполагалось обсудить такой щекотливый вопрос, как убийство вора в законе, Юрий Семенович приходит со свидетелем: он сознательно берет с собой Михаила Ткаченко — своего близкого друга и бизнес-партнера. На допросе Нефедов объясняет это тем, что у Ткаченко к тому времени сложились с Лысенко хорошие отношения. Позже в суде Михаил Лысенко и сам подтвердит, что испытывал уважение и доверие к Ткаченко. Дело в том, что в 90-е годы, помимо прочего, Михаил Ткаченко занимался транзитной перепродажей в Казахстан автомобилей «Газель», которые иногда брал без предоплаты (фактически в кредит) на предприятии «ГАЗ-автотехобслуживание». При этом впоследствии всегда добросовестно расплачивался. Надо признать, в конце 90-х подобными качествами отличались отнюдь не все российские предприниматели. И это вызывало уважение со стороны Лысенко. Однако, согласитесь, сотрудничество в торговле автомобилями и сотрудничество в убийстве — это, как говорят в Одессе, две больших разницы.
И вот, если верить показаниям Нефедова, он и Ткаченко продолжают убеждать Михаила Лысенко в сугубой опасности вора в законе Николая Балашова для жителей Энгельса вообще и для них троих — в частности. Лысенко не только не спорит, но вроде бы даже активно поддерживает разговор на эту малоприятную тему. Более того, в завершении встречи позиция Лысенко почему-то резко меняется. Он якобы даже одобряет идею по устранению Балашова и советует своим гостям все технические аспекты убийства решать вместе с Мутениным (Сапарой).
Из показаний Нефедова не вполне ясно, какое такое обстоятельство заставило Михаила Лысенко резко изменить позицию по вопросу убийства Балаша. Из общего контекста разговора можно лишь догадываться, что Михаил Алексеевич очень боялся некой смертельной угрозы, которая якобы исходила для него лично от Николая Балашова. При этом в ходе своего ноябрьского допроса Нефедов не только не сообщает никакой информации относительно причин вражды или конфликта между Лысенко и Балашовым: он вообще ничего не говорит о том, что какие-либо трения между бизнесменом Лысенко и вором в законе Балашом когда-нибудь имели место.
В этой связи якобы прозвучавший «под занавес» из уст Лысенко совет Нефедову и Ткаченко обратиться к Игорю Мутенину по вопросу устранения Балашова можно расценивать как деликатный способ послать гостей подальше. В результате, не вступая в особые дискуссии со своими посетителями, Лысенко однозначно дал им понять: «Ребята, я полностью с вами согласен: Балашов — кровавый тиран и угроза Энгельсу. Но с этим вопросом вы пришли не по адресу! Если вас так серьезно волнует вопрос жизни и смерти Балашова, обратитесь с этим к Сапаре». То есть к человеку, имеющему в Энгельсе репутацию профессионального киллера.
При этом, как однозначно следует из ноябрьских (2010 года) показаний Нефедова, никакой платы или иных материальных благ за убийство Балашова Лысенко никому не предлагал и не обещал. Однако, как нам хорошо известно из тех же показаний Нефедова, Юрий Семенович еще до встречи с Михаилом Лысенко неоднократно встречался с Сапарой и прорабатывал с ним различные аспекты предстоящего убийства. И если даже предположить, что визит Нефедова и Ткаченко на «ГАЗ-автотехобслуживание» и их встреча с Лысенко все же имели место, на ход подготовки убийства состоявшаяся беседа никак не повлияла и повлиять не могла.
Этот вывод подтверждается и обстоятельствами следующей встречи лиц, заинтересованных в убийстве Николая Балашова. На седьмой по счету встрече организатор убийства, каковым Нефедов признан официально, получил предназначенное для совершения преступления оружие. Поэтому, наверное, в своих показаниях он называет эту встречу «конкретной». Она и в самом деле чем-то напоминала производственное совещание. Именно тогда был выработан конкретный план убийства Балаша и распределены роли участников. А вот Лысенко на этой встрече не присутствовал и никакого влияния на суть принимаемых здесь решений оказать не мог.
Довольно подробно об этом поведал в ноябрьских показаниях Юрий Нефедов:
«Уже конкретная встреча произошла дома у Мишкиниса. Кроме него на встрече были я, Ткаченко Михаил и Мутенин. Это место я без вопросов могу показать. Вчетвером мы уже обговаривали убийство Балашова. Мутенин сказал, что у него нет людей, у Мишкиниса не было людей, так как он был «смотрящим». Идти было не к кому, к наркоманам не пойдешь. Я сказал, что нахожусь в таком положении, что одни говорят: «Убейте». Лысенко говорит: «Убейте». Сам Балаш себя ведет так, что выхода не остается. (…)
Если быть ближе к теме, когда мы сидели вчетвером (Сапара, Мишкинис, Ткаченко и я), разговаривали, Ткаченко Михаил сказал, что он смог бы убить Балаша, но нужно было оружие и придумать как сделать. Сапара как более опытный сказал, что когда он у нас собак подкармливал, то присмотрелся и пришел к выводу, что в этом месте будет очень удобно — рядом с дорогой и не видно. Также сказал, что есть несколькозарядное ружье. Ткаченко сказал, что ему для поднятия духа нужен еще кто-то. В то время у нас в деревне Красный Яр работал Новокрещенов Павел, которого я знал с 1989 года, познакомившись в изоляторе во время нахождения под следствием в Саратове. (…)
Когда Новокрещенов освободился, он пришел ко мне, так как у него никого нет. Он сидит с 14 лет, то есть постоянно, и в то время сидел уже три раза. Тогда тяжело было найти работу, и Ткаченко Миша предложил устроить его в Красном Яре, чтобы он сторожил и присматривал за людьми.
Так вот, мне пришла в голову идея, что Новокрещенов может быть вторым, кто вместе с Ткаченко убьет Балашова. Мы рассказали Новокрещенову, что Балашов всех убивает, и мы не знаем, что делать. И я предложил ему пойти на убийство Балашова. Новокрещенов согласился.
Мутенин передал для убийства Балашова ружье, а Мишкинис — пистолет ТТ. Ткаченко взял себе ружье, которое Мишкинису принесли некто Кот и второй человек, фамилию которого я не помню. Он сейчас отбывает наказание за покушение на убийство вора в законе Дато, за что был осужден в 2005 году».
Человека, фамилию которого Нефедов забыл, зовут Виталий Першин. Он также стал свидетелем по «делу Лысенко» и в ходе судебного заседания подробно рассказал, как в 1998 году доставлял в квартиру Мишкиниса из квартиры Мутенина то злополучное ружье.
Из показаний Виталия Першина в Саратовском областном суде 17 июля 2013 года:
«Я неплохо знал Игоря Мутенина (Сапару), ранее учились в одной школе. Иногда я выполнял просьбы Мутенина по перевозке его мамы, жены. В 1998 году я также выполнил просьбу Мутенина по перевозке охотничьего ружья. Игорь мне позвонил и попросил забрать ружье на его старой квартире на улице Ломоносова (осталась ему от родителей) и привезти его к Кабану (Анатолию Мишкинису. — Авт.). За ружьем я поехал вдвоем с Котовым — водителем Мутенина, но в квартиру поднимался я один. Ружье находилось внутри раскладывающегося дивана и было завернуто в тряпку. Я его взял, спустился к машине и бросил ружье на заднее сиденье. Просьба Мутенина забрать из его квартиры и привезти ружье меня не удивила и не насторожила — я знал, что Игорь состоял в обществе охотников. Длина ружья составляла около метра.
Вместе с Котовым мы подъехали к дому Кабана по тому адресу, который нам сообщил Игорь. Я поднялся на четвертый этаж в указанную квартиру. Там уже находился Мутенин, и я передал ему ружье. После чего я вернулся в машину. Мы какое-то время подождали Мутенина, а когда он вышел, мы отвезли Игоря к нему домой в центр города.
Мутенина я возил с 97-го по 99-й годы. То есть фактически до того момента, пока его не убили. Убил Мутенина Прохоров. Весной 1998 года на Мутенина было совершено покушение. После покушения Мутенин лежал и совсем не мог передвигаться. Он смог передвигаться спустя примерно полгода — к осени. Андрей Каверин (Клаус. — Авт.) также учился в нашей школе и проживал в одном подъезде с Мутениным».
Здесь требуется небольшой комментарий. Согласно свидетельским показаниям Андрея Сочана, Виталий Першин был одним из членов группировки Сапары. А по оперативным данным, именно Першин в ночь убийства Мутенина выполнял функции охранника-телохранителя. От пуль Черкасова в ту роковую ночь его спасло только то, что он первым вышел из машины и пошел проверять подъезд.
В Саратовский областной суд свидетель Першин был доставлен в наручниках и под конвоем. Дело в том, что в 2005 году Виталий Першин был одним из обвиняемых по уголовному делу, связанному с рядом громких убийств и покушений на убийства, имевших место в 90-е годы. Не со всеми пунктами предъявленного обвинения согласился Саратовский областной суд. Но в итоге подсудимые были признаны виновными в убийстве в 1995 году в Энгельсе криминального авторитета Владимира Зыряева, а также в покушении на убийство в феврале 1998 года вора в законе Дато и близкого к тогдашнему губернатору Аяцкову предпринимателя Романа (Гулади) Пипии. Последнее преступление было совершено общеопасным способом путем взрыва заложенной в подъезде самодельной мины. Однако Дато и Пипии повезло — они остались живы. Так вот, вместе с Виталием Першиным по данному уголовному делу был осужден и Андрей Сочан. Тот самый пожизненно осужденный Сочан, которому в «деле Лысенко» было суждено стать свидетелем обвинения.
Разнообразные мотивы «заказчика» Лысенко
Как известно, более или менее вменяемому человеку для умышленного убийства другого человека нужен мотив. Или, если хотите, веская причина, побуждающая его совершить одно из наиболее тяжких преступлений. Без мотива готовы отнимать жизни у себе подобных разве что маньяки, называемые серийными убийцами. Однако бывший глава Энгельсского района Михаил Алексеевич Лысенко на серийного маньяка явно не тянет. Во-первых, потому, что никогда не состоял на учете у психиатра и не демонстрировал окружающим девиантного поведения. Во-вторых, в «деле Лысенко» и близко не просматривается никакой «серии». Согласно официальному обвинению, Михаил Лысенко причастен лишь к одному умышленному убийству — вора в законе Николая Балашова. Да и то оно произошло 16 лет назад. Стало быть, у «заказчика» — Михаила Лысенко — должен был быть мотив. И высокопоставленные чиновники Следственного комитета, выдвигая против Михаила Алексеевича обвинение в заказном убийстве, должны установить этот мотив и отразить его в официальных документах. Но ничуть не бывало. В предъявленном Лысенко постановлении о привлечении его к уголовной ответственности в качестве обвиняемого и квалифицирующем его действия как соучастника заказного убийства не были указаны ни мотив, ни способ совершения этого преступления. Да и сам текст постановления состоял всего лишь из одного печатного листа.
Впрочем, этот странный парадокс имел свое логичное объяснение. К моменту предъявления обвинения следствие длилось менее месяца. А потому в его распоряжении имелось лишь одно доказательство причастности Лысенко к этому преступлению — весьма аморфные ноябрьские показания Юрия Нефедова, на которых мы уже останавливались выше. Согласитесь, на основе рассказа Нефедова о переговорах осенью 1998 года с руководителем предприятия «ГАЗ-автотехобслуживание» невозможно не только установить мотив, но даже понять, насколько Михаил Алексеевич вообще был причастен к этому преступлению.
Однако природа не терпит пустоты. Отсутствие мотива в первоначально предъявленном обвинении вовсе не означало, что следственные органы не работали в указанном направлении. Смею вас заверить: работали, и весьма активно. Причем не одни только следственные органы. Ничуть не меньше правоохранительных органов, а подчас и опережая их, по части обнародования мотивов «заказчика убийства» Лысенко постарались и ангажированные федеральные СМИ. В итоге к началу судебного процесса в общественном сознании бытовало несколько объяснений, почему это вдруг преуспевающему бизнесмену Лысенко вдруг «зачесалось» убить вора в законе Балаша. А уже в ходе судебного разбирательства на головы бедных присяжных заседателей в подтверждение этих якобы существовавших в реальности мотивов были вывалены свидетельские показания. Однако из-за явного многообразия версий, каждая из которых противоречила предыдущей, общая картина получалась довольно пестрой. И это значительно облегчало защитникам Лысенко их задачу. Фактически следствие перестаралось и сделало за адвокатов большую часть работы относительно несостоятельности мотивов вмененного их клиенту убийства. Вкупе с имеющимися доказательствами по каждому из мотивов, так или иначе фигурирующих в «деле Лысенко», создавалось впечатление полной надуманности и абсурдности обвинения. Возможно, мне возразят: этот вывод основан на моих личных эмоциях. А потому перейдем от эмоций к фактам.
Итак, лично я насчитал минимум четыре (!) различных версии. В том или ином виде они мелькали в свидетельских показаниях на предварительном следствии. Те, которые следствию казались наиболее серьезными и похожими на правду, даже «сливались» в федеральные СМИ, осуществляющие «информационное сопровождение дела Лысенко». Тем самым вольно или невольно «засвечивался» заказной, политический характер уголовного преследования главы Энгельсского района.
Наверное, пришло время подробно поговорить о мотивах убийства Николая Балашова, которыми оперировало государственное обвинение, инкриминируя это преступление Михаилу Лысенко. Точнее, о версиях этих мотивов. Перечислю все в хронологическом порядке их появления:
1. Конфликт Лысенко и Балашова из-за казино «Эльдорадо» и доходов от его деятельности.
2. Убийство как превентивная мера самозащиты.
3. Личная месть из-за якобы сломанных ног.
4. Политический мотив: якобы Балашов был для Лысенко основным препятствием на пути к креслу мэра Энгельса.
Как и когда возникала версия каждого из перечисленных мотивов, кто был источником данной версии и насколько она согласовывалась с действительностью?
Мифический конфликт из-за «Эльдорадо»
Итак, начнем с конфликта из-за казино «Эльдорадо». Эта версия возникла и была обнародована в конце ноября-декабре 2010 года, вскоре после задержания Михаила Лысенко и предъявления ему обвинения. В частности, о якобы существовавшем конфликте из-за казино «Эльдорадо» сообщалось на нескольких федеральных телеканалах и в печатных СМИ. В качестве примера приведу выдержку из статьи «Дон Корлеоне Энгельсского уезда», последовательно опубликованной в двух номерах «Комсомольской правды» за 22 и 24 декабря 2010 года. Нелишне будет упомянуть, что автор опуса — широко известная по всей России обозреватель этого издания Ульяна Скойбеда. Вот что эта «пламенная публицистка» писала о мотиве, из-за которого Михаил Лысенко якобы решился на убийство Николая Балашова.
Из статьи Ульяны Скойбеды «Дон Корлеоне Энгельсского уезда» («Комсомольская правда» от 22 декабря 2010 года, с. 8):
«К тому же времени (90-е годы ХХ века. — Авт.) относится предъявленное обвинение: в 1998 году Лысенко, еще не будучи главой, а всего лишь депутатом Энгельсского муниципального совета, заказал людям Нефеда вора в законе Балаша, сиречь Балашова Николая Павловича. Балашов пытался взять бизнес Лысенко, казино «Эльдорадо», под свой контроль…
Как говорится, запасаемся попкорном: судя по всему, правоохранительные органы собираются показать нам увлекательное шоу из лихих 90-х».
Ульяна Борисовна Скойбеда оказалась права в своем прогнозе относительно попкорна. Как показало дальнейшее развитие событий, господам следователям, трудившимся над версией заказного убийства Балашова, нужно было запастись таким количеством этого не очень полезного для организма продукта, чтобы его хватило, как минимум, до лета 2011 года. Ведь именно в это время у следствия стали появляться реальные свидетельские показания о якобы конфликте из-за казино «Эльдорадо». До этого о конфликте в своих показаниях не упоминал ни один из свидетелей. В том числе и заключивший сделку со следствием Юрий Нефедов. Впервые об этом заговорили уже известные читателю Андрей Сочан и Тенгиз Озманов (Дато).
Из показаний свидетеля Андрея Сочана от 30 июня 2011 года:
«Также о том, что Нефедов и Лысенко тесно поддерживают отношения между собой, было известно и Балашову Николаю, который рассказывал мне об этом примерно в 1996 году, поскольку в то время между Лысенко и Камаевым возник конфликт по поводу раздела казино «Эльдорадо». А Балашов оказывал покровительство Камаеву, и Лысенко фактически не мог предъявить Камаеву каких-либо претензий. Как рассказывал Балашов, Камаев по всем отчетным финансовым документам прав и ничего не должен Лысенко. Но сам Лысенко считал, что Камаев его обманул, поскольку казино приносило очень большой доход, которым Камаев не делился с Лысенко. Как я думаю, Камаев с этого дохода отдавал деньги Балашову, а Лысенко отдавал лишь малую часть, которая фактически проходила по всем отчетным документам, с которой платились налоги. Об этом стало известно Лысенко, и он стал предъявлять Камаеву претензии и даже стрелял в него из пистолета, но по данному факту Камаев никуда не обращался и никому не рассказывал. Причинил ли Лысенко Камаеву какие-либо повреждения, мне неизвестно. В то самое время Балашов стал мне говорить, что, возможно, в отношении него могут совершить преступление, а именно попытаются убить его. Балашов связывал возможное его убийство с Лысенко М.А. и Нефедовым Ю.С. Но, тем не менее, Балашов поддерживал с Нефедовым Ю.С. отношения, и они часто встречались, общались на различные темы в открытую. Балашов не предъявлял претензий к Нефедову и Лысенко. Балашов мне не говорил, что он собирается ликвидировать Лысенко и Нефедова. Но, зная Балашова, достоверно могу сказать, что если он чувствовал опасность или конкуренцию со стороны указанных лиц, то он рано или поздно совершил бы их убийство».
О конфликте из-за «Эльдорадо» упоминает в своих показаниях и законник Дато.
Из показаний свидетеля Озманова Т.А. от 22 июня 2011 года:
«Лысенко М.А. всегда неприязненно относился к Балашову Н.П., думаю, что боялся его. Два медведя в одной берлоге вместе не могут жить. Балашов Н.П. беспредельничал, все боялись его, в том числе и Лысенко М.А. Камаев А.Г. был «кошельком» Балашова Н.П. Когда организовывалось казино «Эльдорадо», Камаев, Сеноженский боялись вложить деньги в это строительство. Вася Никушор меня пригласил на встречу с Лысенко, Камаевым, Сеноженским, которые попросили меня, чтобы парковские не лезли к ним, то есть не предъявляли финансовые претензии. Я обещал им решить вопрос, чтобы парковские к ним не имели претензий. Лысенко тоже вложил деньги в это строительство. Камаев недодал Лысенко деньги. Лысенко говорил Камаеву: «Верни мне 300 тысяч долларов». Это мне рассказывал Вася Никушор. Камаев вернул Лысенко деньги примерно через два года после открытия ночного клуба «Эльдорадо».
А теперь, как на самом деле развивалась ситуация вокруг казино. Довольно подробно об этом рассказал в Саратовском областном суде бессменный владелец данного увеселительного заведения Александр Камаев.
Из показаний свидетеля Камаева А.Г. от 18 июня 2013 года:
«Михаила Алексеевича Лысенко я знаю уже много лет. Нас познакомил бывший сотрудник милиции Михаил Венецкий, с которым мы в ту пору оба дружили. Было это примерно в 1990-м или 1991 годах. Время от времени мы встречались, общались, и наши отношения постепенно стали переходить в дружеские.
С началом рыночных реформ в России стал активно развиваться легальный игорный бизнес. Для нашего города это была своеобразная терра инкогнита. Никаких казино в Энгельсе в ту пору не было. Собственно, не было и людей, которые бы знали, как функционируют эти заведения. Тем не менее, я загорелся этой идеей и послал своего директора Шикурея в Москву с заданием подробно разузнать, что такое казино и как они работают. Вскоре он вернулся с цветным буклетом казино, которое открыл в Москве известный врач-глазник Святослав Федоров. В буклете все выглядело очень заманчиво и респектабельно: покрытые бархатом игорные столы, лакеи в ливреях при входе. И я решил попробовать открыть аналогичное казино в Энгельсе. Но для реализации этой идеи моих личных усилий и средств было недостаточно. Поэтому я стал искать партнеров, и вскоре нашел их в лице Михаила Лысенко и Александра Сеноженского. Мы создали ООО «Гоночный клуб» с равными долями и распределили между собой сферы ответственности. По нашим договоренностям получалось, что Сеноженский должен предоставить под казино помещение. Лысенко, который в ту пору возглавлял довольно крупную станцию техобслуживания, брался произвести в этом здании ремонт за счет собственных средств и стройматериалов. Ну а на мою долю выпали закупка необходимого технологического и игорного оборудования, набор и подготовка персонала и финансирование начального этапа работы казино до тех пор, пока заведение не начнет приносить прибыль».
Вопрос с помещением решился довольно быстро. Александр Романович Сеноженский с советских времен занимал пост управляющего трестом «Энгельсстрой». Его организации принадлежало здание бывшей пельменной. Ко времени описываемых событий пельменная уже года два как не работала, а здание стояло закрытым. В результате Сеноженский передал это здание в ООО «Гоночный клуб». В итоге бывшая пельменная была отремонтирована и превратилась в казино «Эльдорадо». 18 августа 1994 года состоялось торжественное открытие первого в новейшей истории Энгельса игорного заведения. На церемонии присутствовали городская власть Энгельса и даже представители администрации Саратовской области. Впрочем, как сообщил суду Александр Камаев, всего было три официальных открытия «Эльдорадо». По-видимому, первое открывшееся в Энгельсе казино в те годы воспринималось как экзотика, и некоторые авторитетные люди желали лично поучаствовать в церемонии открытия, а у Александра Геннадьевича Камаева не хватало духу им отказать. Правда, вместо ожидаемой респектабельности и благолепия, казино «Эльдорадо» превратилось в настоящее злачное место, где проводили свой досуг энгельсские «бандюки» и прочий криминальный люд. Скандалы и драки происходили в «Эльдорадо» с завидной регулярностью.
Ныне покойный Александр Сеноженский оказался первым из учредителей «Эльдорадо», кому надоело терпеть творящиеся безобразия. Возможно, Александр Романович уже тогда стал готовиться к избранию в депутаты Саратовской областной думы (каковым он и стал в 1997 году), однако из числа учредителей казино Сеноженский вышел первым. Затем и сам Александр Камаев стал не рад тому, что происходило в его детище. И неспроста. Осенью 1994 года в «Эльдорадо» случилась драка, после которой у Камаева возникли серьезные опасения относительно личной безопасности. В результате в начале ноября 1994 года Александр Геннадьевич покинул родной город. И вернулся в Энгельс лишь в феврале 1995 года. Причем не просто вернулся, а обуреваемый серьезными сомнениями. Камаев раздумывал, правильно ли он сделал, открыв казино, и не следует ли ему вообще завязать с игорным бизнесом. К этому моменту и Михаил Лысенко принял единственно верное решение выйти из состава учредителей «Эльдорадо». В отличие от Камаева, решение Лысенко было окончательным, и Михаил Алексеевич нисколько не сомневался в его правильности.
Для принятия окончательного решения Камаев собрал небольшое совещание с участием заинтересованных лиц. Как вспоминает Александр Геннадьевич, кроме него самого и Михаила Лысенко были приглашены также известные в Энгельсе воры в законе — Шота и Дато. Первым, судя по всему, слово взял Михаил Лысенко и окончательно подтвердил намерение передать свою долю Камаеву и получить от того денежный расчет, эквивалентный вложенным средствам. Александр Камаев вначале сомневался, стоит ли соглашаться или имеет смысл поискать иные варианты. Но воры в законе его морально поддержали.
«Все говорили: «Саша, бери казино себе, мы тебе поможем!» — сообщил в свидетельских показаниях Камаев. В чем заключалась эта обещанная помощь, Александр Геннадьевич не уточнил. Наверное, это следовало понимать так: воры в законе своим авторитетом как бы гарантировали личную безопасность Александра Геннадьевича и спокойную работу «Эльдорадо».
Достигнутые договоренности получили документальное подтверждение в ходе судебного разбирательства по «делу Лысенко». В частности, был оглашен протокол собрания учредителей фирмы, владеющей казино, датированный 17 апреля 1995 года. Согласно протоколу, Михаил Лысенко и Александр Сеноженский были выведены из состава учредителей на основе их личных заявлений. Вместо них в состав учредителей вошли два малоизвестных гражданина. После этого Александр Камаев еще некоторое время рассчитывался с Лысенко и Сеноженским, частями возвращая им вложенные в казино средства. На это, судя по всему, уходила вся получаемая в первые годы работы прибыль заведения.
«Реальную прибыль от работы казино «Эльдорадо» я начал получать лишь в 1997 году»,— сообщил в суде Камаев. О своих взаимоотношениях с Балашом Александр Геннадьевич рассказал отдельно.
Из показаний свидетеля Камаева А.Г. от 18 июня 2013 года:
«Николай Балашов мне известен. Знаю его с того момента, как он появился в городе. Кто нас познакомил, сейчас вспомнить невозможно. В казино приезжали все авторитетные люди, в том числе и Коля. Балашов был странный человек, все его боялись. Однако в последние годы перед убийством у нас сложились очень хорошие отношения. Одному в те годы было очень тяжело и сложно работать в любом бизнесе. А здесь все знали, что Балашов опекает наш клуб (в дневное время казино «Эльдорадо» работало как «Деловой клуб» города Энгельса. — Авт.). При этом у меня получилось так выстроить отношения, что я не платил никому: ни Балашову, ни ворам в законе. Мы строили отношения с Николаем на принципах взаимной помощи. В частности, по просьбе Балашова я посылал техников, когда Николай решил поставить по периметру дома в Энгельсе, где он проживал, камеры видеонаблюдения. На свои деньги я построил магазин для его гражданской жены и оснастил его игровыми автоматами. В тот день, когда Николай был убит, мы как раз ездили в этот магазин и проверяли, все ли там в порядке. В это время Балашову позвонил Юрий Нефедов. Нефедов пригласил Балашова заехать в его офис — речь шла о переговорах по поводу зерна.
В свою очередь в определенных ситуациях Балашов помогал мне. Однажды у нас в клубе пропала большая сумма, и Балашов нашел эти деньги через два дня. Николай довольно часто приезжал в казино, но я никогда не слышал, чтобы у него были какие-либо отношения с Лысенко. По крайней мере, мне ничего не известно, чтобы экономические интересы Балашова и Лысенко пересекались.
После убийства Балашова в работе казино «Эльдорадо» ничего сильно не изменилось. Вместо Николая Балашова нас стал опекать Игорь Мутенин».
Итак, подведем некоторые итоги. На поверку версия о конфликте Лысенко и Балашова из-за казино и доходов от его деятельности оказалась мыльным пузырем. Михаил Алексеевич действительно стоял у истоков этого игорного заведения, однако вышел из состава учредителей в апреле 1995-го, то есть за три с половиной года до убийства Балашова. Александр Камаев добросовестно с Лысенко рассчитался. При этом ни на следствии, ни в суде и Камаев, и Лысенко не говорят о конфликтах из-за денег.
А теперь обратим внимание на даты. Все расчеты с Лысенко были закончены не позднее 1997 года. И это следует не только из показаний Камаева, но и из показаний Дато (Тенгиза Озманова). Вспомним, что Озманов о якобы существовавших финансовых трениях рассказал со ссылкой на информацию, полученную от убитого в 1994-м Никушора. После чего Камаев еще около двух лет расплачивался с Лысенко. Поэтому если предположить, что Дато говорил на следствии чистую правду, конфликт из-за денег между Лысенко и Камаевым начался еще при жизни Никушора, т.е. не позже 1994 года. А спустя два года (т.е. в 1996 году) Камаев окончательно расплатился с Лысенко, и конфликт был исчерпан. Нетрудно заметить, что в этом случае до даты убийства Николая Балашова оставалось не менее двух лет.
(продолжение следует)
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
