(начало: «ОМ», 2015, №6, 7-8, №9, №10, №11-12, 2016, №1-2, №3, №4)
Спасший честь ВДВ
Вторым советским партизаном-евреем, удостоенным в годы войны высокого звания Героя Советского Союза, был Александр Абрамович Блувштейн. Весной 1944 года, на момент присвоения звания Героя, гвардии майор Александр Блувштейн являлся командиром 2-го батальона 5-й гвардейской воздушно-десантной бригады. А звание Героя Советского Союза ему было присвоено за мужество, героизм и небывалую стойкость, проявленные в ходе одной из наиболее крупных воздушно-десантных операций советской армии в Великой Отечественной войне. К сожалению, она стала одной из самых провальных операций советских ВДВ за всю историю существования этого рода войск. Речь идет о так называемой Днепровской воздушно-десантной операции. Долгие годы советские военные историки предпочитали вообще не упоминать о ней. Впервые более или менее сносное подтверждение ее появилось в 1962 году в книге Т.П. Софронова «Воздушные десанты во Второй мировой войне». В ряде мемуарных источников об этой неудаче все же говорится. В вышедшем уже в 1990-м, перестроечном, году справочнике «Великая Отечественная война. 1941-1945», в разделе хронологии основных исторических событий 1943 года указано:
«Сентябрь, 24. В ночь началась Днепровская воздушно-десантная операция (1-я, 3-я и 5-я воздушно-десантные бригады, сведенные в корпус; около 10 тысяч человек. 24 орудия, 180 минометов, 378 противотанковых ружей, 540 пулеметов). Цель операции — оказать содействие войскам Воронежского фронта в форсировании р. Днепр. До 5 октября подразделения десантников вели бои в тылу противника отдельными группами». (Великая Отечественная война. 1941-1945. События. Люди. Документы.: Краткий исторический справочник. М., 1990. с.166)
Если быть более точным, главной целью Днепровской воздушно-десантной операции было недопущение подхода немецких резервов к так называемому Букринскому плацдарму, который возник на правом берегу Днепра двумя днями ранее — 22 сентября. В случае успеха Букринский плацдарм мог стать основным местом для дислокации двух советских армий с перспективой освобождения Киева еще до начала октября. Однако прекрасная стратегическая задумка закончилась полным фиаско из-за плохой организации всей операции — отсутствия надежных разведывательных данных; неудовлетворительного материально-технического и авиационного обеспечения; маниакальной наклонности к секретности. Последнее выразилось в том, что сама операция проводилась в нехарактерное для воздушных десантов ночное время, а все принимавшие в ней участие офицеры Красной армии получили боевую задачу лишь за полтора часа до посадки в самолеты.
Наиболее подробно начало и трагический исход Днепровской воздушно-десантной операции описаны немецким военным историком Паулем Карелем в его дилогии «Восточный фронт». Книги Кареля были переведены на русский язык и изданы у нас уже в постсоветское время. В своем повествовании Карель перемежает воспоминания очевидцев с историческими документами. Респонденты Пауля Кареля были в самых разных званиях — от рядового солдата до генерала. Приведем небольшие выдержки из его второй книги:
«Подполковник Биндер, в то время начальник оперативного отдела 19-й танковой дивизии, дает следующее драматическое описание: «Первый десант был сброшен в 17.30. Еще в небе русские попали под огонь пулеметов и многозарядного 20-мм зенитного орудия. Советское формирование было совершенно открыто — большие машины появлялись по одной, самое большее — по две, с интервалом в полминуты, и так сбрасывали своих парашютистов. Это делало наше противодействие еще более эффективным. Некоторые самолеты, по всей вероятности, заметили неладное, повернули на север. Наш мощный заградительный огонь и повсюду сияющие белые сигнальные ракеты, очевидно, лишили русских присутствия духа. Они начали сбрасывать людей беспорядочно, в разных местах. Разбитые на маленькие и очень маленькие группы, они были обречены. Они пытались укрыться в узких оврагах, но очень скоро их отыскивали, убивали или брали в плен.
Лишь командиру бригады удалось собрать вокруг себя 150 человек и создать плацдарм в лесу восточнее Грушево. Там он оказал неистовое сопротивление. 3-я рота 73-го мотопехотного полка под командованием лейтенанта Гольдмана смогла себе представить, что случилось бы, если бы русские совершили высадку в более благоприятных условиях и имели время окопаться для обороны. Среди них, безусловно, были меткие стрелки со стальными нервами. Рота Гольдмана понесла тяжелые потери — большинство из них погибли от выстрелов в голову. Лишь в самом жестоком бою удалось победить этих 150 человек, их командир попал в плен. Несколько групп пробилось к партизанам, действовавшим в обширных лесах западнее Черкасс.
Какова была цель этого кровопролитного советского предприятия? Было сброшено три бригады, в общем, около 7 тысяч человек: 5-я бригада возле днепровской излучины в районе Дудари, 3-я бригада на болотистой реке Россава и части 1-й бригады сразу же за каневским мостом. Несколько отрядов этой бригады приземлились заметно южнее, в районе боевых действий немецкого 3-го танкового корпуса, соседа Неринга справа. (...)
Согласно показаниям захваченного в плен командира 5-й бригады, за первой высадкой предполагалась, 26 или 27 сентября, другая крупномасштабная воздушно-десантная операция юго-восточнее каневского моста. Транспортные самолеты должны были доставить тяжелое вооружение и танки. Небольшие подразделения, сброшенные 24 сентября в район боевых действий 3-го танкового корпуса, являлись лишь передовыми и прикрывающими силами для этой операции. Полный провал первой фазы, очевидно, привел к отмене второй». (Карель П. Восточный фронт. Книга II. Выжженная земля 1943-1944. М., 2009. с.348-349)
В книге Пауля Кареля подводится некоторый итог операции. При этом автор указывает, что в данном случае использовал исключительно советские данные:
«А что случилось с теми, кто десантировался? Согласно советским источникам, сорок три группы, в целом 2 300 человек под командованием офицеров 3-й и 5-й бригад, влились в ряды партизан в немецком тылу, главным образом в лесах между Каневом и Черкассами, где уже давно существовали партизанские лагеря.
Только 2 300 из почти 7 000. Радиооборудование — другая печальная история. У командира 3-й воздушно-десантной бригады и его начальника штаба не было передатчика. Вследствие ужасной спешки во время посадки многое оборудование потерялось, и большая часть командиров остались без радиосвязи. Чтобы установить связь, ночью с 27 на 28 сентября сбросили три группы парашютистов с радиопередатчиками; они не попали в цель. Вслед за тем, 28 сентября, самолет По-2 взял на борт радиооборудование; его сбили. Только в самом конце сентября 40-й армии удалось выйти на связь с 600 парашютистами в районе Канева». (Там же, с. 352-353)
Так или иначе, но 24 апреля 1944 года был издан Указ Президиума Верховного Совета СССР, согласно которому трем участникам операции из состава 5-й гвардейской воздушно-десантной бригады было присвоено звание Героев Советского Союза. Речь идет о гвардии майоре Александре Блувштейне, гвардии старшем лейтенанте Сурене Петросяне и младшем сержанте Иване Кондратьеве. Изучение наградных листов этих людей не оставляет никаких сомнений в том, что высших наград родины они были удостоены по итогам Днепровской воздушно-десантной операции. Кроме этого, гвардии майор Александр Блувштейн также был награжден медалью «Партизану Отечественной войны» 1-й степени, то есть в этот период он действовал именно как партизан. И партизанскую медаль, и медаль «Золотая Звезда» получил вполне заслуженно. А теперь стоит рассказать о боевых заслугах, благодаря которым гвардии майор Блувштейн стал кавалером «Золотой Звезды». Вот что сообщается в его наградном листе с представлением на звание Героя Советского Союза:
«После приземления гвардии майор Блувштейн с группой в 8 человек сразу принял неравный бой в деревне Потапцы. В этом бою было разбито 2 легковых машины и 3 грузовых с немецкой пехотой, убиты 32 немецких солдата.
11.10.43 г., будучи командиром 2-го батальона, своим подразделением тов. Блувштейн отразил 5 атак превосходящих сил противника в Яблоневском лесу.
24.10.43 г. в Таганском лесу его батальон отразил 5 атак немцев, несмотря на большое превосходство противника в силах. В этой операции личным примером мужества и героизма товарищ Блувштейн воодушевлял бойцов на разгром противника и сам громил наступающего врага. С 26.10.43 г. по 11.11.43 г. тов. Блувштейн действовал диверсионным методом: совершал налеты на гарнизоны немцев, разрушал мосты и нападал на проезжающий автотранспорт. За этот же период разгромил 2 немецких гарнизона в селах: Дахновка и Свидовок.
13.11.43 г. тов. Блувштейн своим подразделением овладел юго-западной окраиной деревни Свидовок. Несмотря на превосходство в силах противника, батальон удержал занятый рубеж, дав возможность переправиться нашим регулярным войскам на правый берег Днепра. На этом рубеже его подразделение уничтожило: 2 самоходных пушки, 3 танка, убито до 100 немецких солдат и офицеров. С 22 по 25.11.43 г. батальон тов. Блувштейна оборонял юго-западную окраину деревни Дубиевка. Несмотря на танковые атаки, батальон прочно удерживал занятую деревню, обеспечивая этим самым блокировку со стрелковыми частями, переправившимися через Днепр, город Черкассы.
Батальон тов. Блувштейна во всех боях проявил исключительную стойкость и боеспособность. Его люди всегда посылались в самые ответственные задания в напряженные моменты боя. Сам личным примером воодушевлял бойцов и офицеров на разгром всегда превосходящих сил противника. За период боевых действий батальон, которым командовал Блувштейн, уничтожил: немцев 1 031, танков 16, автомашин 104, мотоциклов 4, лошадей 27, повозок 22, самолетов 2, пулеметов 4, орудий 4, радиостанцию 1. Батальоном в неравных боях захвачено: лошадей 37, винтовок 71, автоматов 14, пулеметов 9, повозок 5.
За исключительные боевые успехи, достигнутые батальоном, за героизм, проявленный в боях с немецкими захватчиками в тылу пр-ка, тов. Блувштейн достоин представления к званию «Героя Советского Союза».
Командир бригады гвардии подполковник Сидорчук».
Выходит, после приземления командиру второго батальона 5-й гвардейской воздушно-десантной бригады удалось не просто уцелеть, но и собрать 8 бойцов. С ними с ходу вступить в бой. События не благоприятствовали нашим десантникам, вынужденным стать партизанами. Два месяца — с 24 сентября по 24 ноября — они скитались по лесам, отражая многочисленные атаки превосходящих сил противника. А в последующие три недели начали действовать «диверсионным методом». И даже соединившись с «регулярными войсками», не отправились на отдых и пополнение: вплоть до 25 ноября Александр Абрамович со своими людьми прикрывал плацдармы в районе Черкасс, обеспечивая более или менее безопасную переправу основной массы советских войск.
Герой России и Израиля
И, наконец, еще одним партизаном-евреем, получившим высокое звание Героя Российской Федерации, является полковник государственной безопасности Юрий Антонович Колесников (1922-2013). Его имя при рождении — Иойна Тойвович Гольдштейн. А в Юрия Колесникова Иойна Гольдштейн превратился, когда стал служить в советском НКВД. Любопытно, что родился он подданным королевской Румынии. До восемнадцати лет был лишен возможности реализовать мечту — стать летчиком: в королевской Румынии «социальные лифты» для евреев были перекрыты. Приходилось довольствоваться должностью грузчика. Но положение изменилось в 1940 году, когда территория Бессарабии была аннексирована СССР. В результате Иойна Гольдштейн стал советским гражданином и начал работать водителем в Одесском областном управлении НКВД. Смышленого юношу быстро заметили и привлекли к оперативной работе. А вскоре началась Великая Отечественная война, и Юрию Колесникову пришлось выполнять ответственные разведывательно-диверсионные задания в тылу противника. Уже в июле 1941 года он был заслан в Румынию. Затем, по возвращении из Румынии, снова были диверсионные рейды по тылам врага в составе группы НКВД. По мере отступления советских войск как оперативный сотрудник рос и Юрий Колесников. В ноябре 1941 года он был зачислен в ОМСБОН. Однако прекрасное знание румынского языка открывало для него перспективы гораздо большие, нежели быть простым бойцом диверсионно-партизанского отряда. Для повышения разведывательной квалификации Юрий Колесников был направлен в спецшколу в Уфу, где в числе прочего прошел углубленное изучение немецкого языка. После чего было две долговременных командировки за линию фронта.
В биографии Юрия Колесникова на сайте «Герои страны» сообщается, что в период с марта 1942-го по октябрь 1943 года он в составе разведывательно-диверсионной группы сражался в южных районах Белоруссии. А затем, уже с ноября 1943 года по август 1944-го воевал в 1-й Украинской партизанской дивизии Сидора Ковпака. В составе этого легендарного подразделения, уже под командованием полковника Петра Вершигоры, участвовал в знаменитом «карпатском» партизанском рейде по Западной Украине и Польше. Но наиболее выдающиеся подвиги Юрия Колесникова были связаны с летом 1944 года, когда ковпаковцы принимали участие в операции «Багратион». Вот что об этом можно прочитать на сайте «Герои страны»:
«Летом 1944 года партизанская дивизия взаимодействовала с наступающими частями Красной армии в ходе Белорусской стратегической наступательной операции. На рассвете 2 июля 1944 года несколько десятков партизан под командованием Колесникова внезапным ударом захватили станцию на линии Минск-Барановичи с тремя эшелонами немецких танков, орудий, автомашин, угля и удерживали ее от вражеских атак до подхода передовых частей советских войск.
12 июля 1944 года партизаны захватили важный 186-метровый железобетонный мост через Неман на одной из автодорог. Получив сведения о подходе крупной немецкой колонны, выдвинулся ей навстречу, организовал засаду и разгромил ее. Через несколько часов по неповрежденному мосту уже грохотали наши танки, а всего по нему были переправлены два стрелковых корпуса.
23 июля у города Бельска противник атаковал и окружил вырвавшуюся вперед артиллерийскую бригаду. Получив по рации сообщение об этом, партизанский полк (в котором служил Колесников) прибыл на помощь артиллеристам. Атакой с тыла партизаны прорвали кольцо окружения, помогли артиллеристам занять удобные позиции. Командир полка в это время был в штабе дивизии, и командование принял начальник штаба. Однако и его тяжело ранило в первые минуты боя. Пришлось вступать в командование лейтенанту Колесникову. Под его командованием за следующие сутки артиллеристы и партизаны совместно отбили три атаки противника примерно по 50 танков в каждой. Всего было уничтожено 36 танков».
В литературе встречается упоминание, что за годы войны партизана Колесникова дважды представляли на звание Героя Советского Союза. Однако эти представления не проходили в высших инстанциях — мешали доносы недоброжелателей. Получить медаль «Золотая Звезда» Юрий Антонович сумел лишь после 50-летия Победы. Указом президента Российской Федерации Бориса Ельцина за №1226 от 7 декабря 1995 года за мужество и героизм, проявленные при выполнении специальных заданий в тылу врага в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов, Юрию Антоновичу Колесникову было присвоено звание Героя Российской Федерации. Бывшие соратники Колесникова отреагировали на факт этого награждения весьма своеобразно. В ряде книг Юрий Колесников стал фигурировать как Герой Советского Союза. Хотя к моменту подписания этого наградного указа Советского Союза не было уже пять лет.
Но вернемся к биографии нашего героя. Речь идет о книгах Павла Судоплатова «Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы» и «Люди особого назначения» Александра Зевелева и Феликса Скурлата.
В августе 1944 года, после возвращения на «большую землю», Юрий Колесников был зачислен в штат 1-го управления МГБ СССР (внешняя разведка). На этом Великая Отечественная война для него закончилась. Тем не менее, уже в 1946 году он оказался в центре тайной войны за образование независимого еврейского государства. Только лишь спустя два года эта тайная война превратилась в настоящую. В ту самую, которая сегодня в официальной исторической литературе называется «войной за независимость государства Израиль». Вот что сообщает по этому поводу в своих мемуарах генерал государственной безопасности Павел Судоплатов:
«И вот в апреле 1946 года заместители министра иностранных дел Деканозов и Вышинский направили служебную записку правительству. (…) В этом документе они предлагали проводить политику благоприятного отношения к созданию еврейского государства в Палестине. (…) Расчет заключался в том, чтобы усилить советскую позицию на Ближнем Востоке и вместе с тем подорвать британское влияние в арабских странах, противившихся появлению нового государства, показав, что англичане не способны остановить евреев в их стремлении создать свое государство.
Одновременно с принимавшимися политическими шагами было получено указание в 1946 году — забросить наших агентов в Палестину через Румынию. Они должны были создать в Палестине нелегальную агентурную сеть, которую можно было бы использовать в боевых и диверсионных операциях против англичан. Для этой цели я выделил трех офицеров: Гарбуза, Семенова (настоящее имя Таубман — он являлся помощником Григулевича по литовскому подполью и помогал ликвидировать в Париже в 1938 году Рудольфа Клемента) и Колесникова. У Гарбуза и Колесникова был опыт партизанской войны на Украине и в Белоруссии, где они участвовали в операциях против немецких оккупационных властей.
Семенов и Колесников обосновались в Хайфе и создали две агентурные сети, но участия в диверсиях против англичан не принимали. Колесников сумел организовать доставку из Румынии в Палестину стрелкового оружия и противотанковых гранат, захваченных у немцев. Семенов, со своей стороны, попытался возобновить контакт с нашим агентом в организации «Штерн». Это была антибританская террористическая группа, куда Серебрянскому в 1937 году удалось заслать своего человека. Гарбуз оставался в Румынии, отбирая там кандидатов для будущего переселения в Израиль». (Судоплатов П.А. Спецоперации. Лубянка и Кремль 1930-1950 годы. М., 1997. с.471-472)
Израильской общественностью давно признан факт оказания СССР серьезной военной помощи молодому еврейскому государству во время войны за независимость (1948-1949). Известно, что оружие и военное снаряжение доставлялось по воздуху из Чехословакии, но многого все равно не хватало. Тем не менее, за довольно короткий период снабдили Израиль немецким трофейным оружием настолько, что это позволило увеличить численность бойцов «Хаганы» (прообраз армии обороны Израиля) с 30 тысяч в начале мая 1948 года до 49 тысяч к 11 июня. И в итоге к 20 июня численность вооруженных сил Израиля была доведена до 90 тысяч человек. Теперь, благодаря мемуарам генерала Судоплатова, мы знаем, что оружие для вооруженных сил Израиля диверсанты Сталина начали поставлять еще за два года до официального провозглашения государства Израиль. И немалая заслуга в этом принадлежит Герою России Юрию Колесникову, которого наш бывший земляк Феликс Лазовский почему-то не хочет воспринимать как партизана-еврея, удостоенного высшего почетного звания России и имеющего не менее существенные партизанские заслуги перед государством Израиль.
Удивительно, не правда ли? Лазовский «не заметил» трех настоящих партизан-героев. Исая Казинца примем ему в зачет. Хотя, может быть, и заметил, но эти герои никак не укладывались в тезис о «государственном антисемитизме» в СССР.
Продемонстрированный пример с книгой Феликса Лазовского, на мой взгляд, со всей очевидностью доказывает, до какой исторической близорукости может довести человека национализм. И вместо пропаганды подвигов героев получился совершенно противоположный результат.
Подводники на службе родине
Из всех видов и типов боевых кораблей, принимавших участие в Великой Отечественной войне, наибольших успехов добились советские подводники. Хотя и здесь не обошлось без досадных промахов и пропагандистского мифотворчества.
Так, одна из наиболее прославленных в годы войны подводных лодок Северного флота — «Д-3», или «Красногвардеец» — на самом деле не имела на боевом счету ни одного потопленного судна противника. И это несмотря на то, что «Д-3» стала первой из четырех подводных лодок советских ВМФ, которым было присвоено звание «краснознаменной» и «гвардейской» одновременно. Для сравнения стоит отметить, что две наиболее результативные подводные лодки дважды краснознаменного Балтийского флота — «С-13» под командованием капитана третьего ранга Александра Маринеско и «Л-3» («Фрунзевец») — так и не смогли дотянуться до этой двойной почетной планки. За годы войны экипаж «С-13» сумел стать только «краснознаменным» (то есть был удостоен ордена Красного Знамени), а экипаж «Л-3» — гвардейским. И «С-13», и «Л-3» дожили до конца войны и благополучно встретили Победу. Однако эффективность советского подводного флота в годы войны — это тема для больших специальных исследований. Я же преследую более скромную цель: оценить степень достоверности того, что Лазовский написал об участии советских евреев в подводной войне. Заранее прошу прощения за длинную цитату:
«В боевых действиях в годы войны приняло участие 126 советских подводных лодок. 26 из них находились под командованием евреев. Ими потоплено свыше 90 вражеских кораблей.
(Из приведенного абзаца не совсем понятно, как следует воспринимать сентенцию про «90 потопленных вражеских кораблей». То есть это результат боевой работы всего советского подводного флота или только лишь тех 26 подводных лодок? — Авт.). 17 апреля 1945 года в Данцигской бухте подлодка, которой командовал капитан 3-го ранга Владимир (Вульф Калманович) Коновалов, потопила транспорт «Гойя», на котором находились 7 тысяч гитлеровских солдат и офицеров. Это был своеобразный рекорд всей Второй мировой войны. При этом сама лодка чудом избежала гибели — исключительно благодаря смелости и мастерству командира.
Когда Коновалов обнаружил транспорт, тот на полной скорости уходил на запад. Командир принял решение преследовать его в надводном положении — это был смертельный риск. Затем — срочное погружение, обход сторожевого эскорта, выход на позицию и — точный, победный залп. Сторожевые корабли стали преследовать лодку, и опять, благодаря мастерству и опыту Коновалова, удалось оторваться от погони. Вскоре лодка Коновалова сумела потопить у побережья Польши еще один транспорт противника — «Роберт Мюллер». Это был пятнадцатый корабль, пущенный на дно отважным капитаном. После войны герой-командир продолжал службу на флоте, стал контр-адмиралом.
Командир другой подводной лодки Израиль Фисанович в августе 1941-го первым среди советских подводников проник в военно-морскую базу Петсамо и прямо в фиорде потопил крупный транспортный корабль. Отлежавшись сутки, он потопил еще один транспорт, после чего пришлось возвращаться домой: «малютка» несла на себе лишь две торпеды.
Всего за 1941 год, когда немцы господствовали и на воде, и в воздухе, «малютка» Фисановича потопила 8 вражеских кораблей!
В январе 1942 года, после очередного удачного торпедирования транспорта, ее стали преследовать сторожевые корабли и самолеты. Десять часов продолжалась погоня, на «малютку» сбросили 326 глубинных бомб, но Фисанович сумел привести ее целой и невредимой на базу.
3 апреля 1942 года вышел Указ о присвоении Израилю Фисановичу звания Героя. Его «малютка» была награждена орденом Красного Знамени и стала гвардейской. К концу 1943 года на счету Фисановича было уже 13 потопленных кораблей. Израиль Фисанович погиб и был навечно зачислен в списки моряков Северного флота». (с.27-29)
Несколькими фразами Феликс Лазовский разворачивает перед читателем две судьбы, две боевых биографии. Обратите внимание, он решил рассказать всего о двоих из двадцати шести (если, конечно, приводимая им общая численность командиров подводных лодок еврейской национальности соответствует действительности). Но каковы результаты! Эти двое вместе потопили 28 кораблей противника.
Итак, оба упомянутых Лазовским подводника — Герои Советского Союза. Стало быть, их судьбы, равно как и боевые достижения подводных лодок, которыми они командовали, должны быть хорошо известны исследователям. В последние годы выходило немало литературы, в которой на основе зарубежных источников и данных из иностранных архивов оценивались потери флота Германии и союзных с нею стран во Второй мировой войне. В частности, в 2012 году в издательстве «Вече» вышел сборник «Тайны подводной войны. 1914-1945», авторами которого стали пять отечественных исследователей истории подводного флота и подводной войны. В нашем дальнейшем разговоре я намерен воспользоваться выдержками из статей Мирослава Морозова, опубликованных в этой книге.
А поскольку Израиль Фисанович начал совершать подвиги первым из героических подводников, с него и начнем. Итак, Лазовский утверждает, что всего за 1941 год «малютка» под командованием капитана-лейтенанта Фисановича «потопила 8 вражеских кораблей». А вот историк Мирослав Морозов, подсчитав потери немецкого флота в Баренцевом море в 1941 году, отмечает, что подводные лодки всего Северного флота потопили за этот период всего три судна противника. Причем из этих трех побед нет ни одной на счету подводной лодки «М-172» под командованием капитана-лейтенанта Фисановича. Но, может быть, этих успехов добились другие подводники? Кто же были эти героические капитаны? Вот что пишет Мирослав Морозов о боевых событиях на Северном флоте в 1941 году:
«За июнь-август (1941 г.— Авт.) наши лодки совершили 20 походов на вражеские коммуникации, 13 торпедных и две артиллерийские атаки (причем все они приходились на пять лодок из 15, входивших в бригаду ПЛ СФ), в которых израсходовали 19 торпед и 23 100-мм снаряда. По донесениям, их жертвами стали два парохода, вспомогательная яхта и тральщик, еще один был поврежден артиллерией. Реально же противнику так и не было нанесено ущерба. Даже норвежские мотоботы, подвергшиеся артобстрелу с «К-2», отделались «легким испугом». (Тайны подводной войны. 1914-1945. с.224)
Первая реальная победа подводной лодки Северного флота была зафиксирована лишь в сентябре 1941 года.
«Находившаяся на позиции у Тана-фьорда «Щ-422» (капитан-лейтенант А.К. Малышев) в предыдущие сутки, 12 сентября смогла открыть счет реальных побед подводников Северного флота, потопив каботажный норвежский пароход «Отар Ярл» (1 459 брт.), перевозивший штучный груз из Киркенесса в Германию. Погиб 1 человек экипажа. Показательно, что Малышев, совершавший в течение похода только одиночные прицельные выстрелы, смог добиться попадания лишь в результате последнего, седьмого, пуска». (Там же, с.223)
«В конце 1941 года «североморцы совершили еще 39 атак с выпуском 83 торпед, но успеха добились только в двух случаях — 17 октября «Щ-402» (старший лейтенант Н.Г. Столбов) против норвежского парохода «Вестерален» (682 брт.) и 21 декабря «М-174» (старший лейтенант Н.Е. Егоров) против немецкого «Эмсхерн» (4306 брт.)». (Там же, с.226)
Получается, что Израиль Фисанович в 1941 году не утопил ни одного вражеского корабля. Чем же он отличился в 1941 году? Вот что об этом сообщается в исследованиях Мирослава Морозова:
«Лодки (Северного флота.— Авт.) действовали на позициях с различными неисправностями и неоднократно даже выходили в поход, имея их. Вот яркий пример: 19 декабря 1941 года, после пятидневного похода в Полярный, досрочно из-за аварии вернулась «М-172» капитан-лейтенанта И.И. Фисановича. В своем донесении Фисанович писал: «То состояние линии вала, которое вынудило лодку преждевременно вернуться с позиции (на лодке заклинилась разобщительная муфта «Бамаг».— М.М.), не выполнив задания, явилось результатом того, что штабные специалисты, призванные решать способность подводной лодки выполнять задание в море, необходимость и способы ремонта, боятся принять ответственное решение по этому вопросу и заявить о неготовности ПЛ.
ПЛ «М-172» перед последним походом простояла в гавани и в губах 29 суток, несмотря на серьезные повреждения линии вала, указанные мной в донесении за предыдущий боевой поход, вопреки моим и лодочного механика заявлениям, техническим условиям, которые ухудшили состояние линии вала. Ненормальности в работе после этого ремонта во внимание приняты не были, хотя времени на их устранение было более чем достаточно. В результате ПЛ вернулась в главную базу раньше срока и требует месячного ремонта, тогда как раньше было 8-10 дней доковых работ (ОЦВМА, ф.112, д.1497, л.254). Интересный ответ в своих «выводах» дал комбриг Виноградов: «1. ПЛ «М-172» 14.12.41 вышла в боевой поход с изношенной линией вала, но отремонтированной настолько, чтобы лодка смогла провести операцию и встать на ремонт. Вывод командира ПЛ о безответственности штабных специалистов БПЛ неправилен, так как ни одна лодка БПЛ, в том числе и ПЛ «М-172», безответственно, с негодной боевой техникой в боевой поход не посылались» (ОЦВМА, ф.112, д. 1497, л.252)». (Там же, с.204)
Как видим, в январе 1942 года, когда подводная лодка «М-172» якобы успешно торпедировала еще один транспорт противника, она была не совсем исправна и нуждалась в длительном ремонте. Не думаю, чтобы лодка с дефектным валом смогла выдержать десятичасовую погоню и благополучно ускользнуть от 326 (!) глубинных бомб.
А теперь поговорим о боевых достижениях Владимира Коновалова. Феликс Лазовский называет его Вульфом Калмановичем. Хотя, согласно официальным источникам, Коновалова звали Владимиром Константиновичем (Морозов приводит и его еврейское отчество — Кейфманович). Впрочем, я не собираюсь вступать в дискуссию по таким мелочам. Ведь гораздо важнее уяснить истинное содержание подвигов. Пожалуй, для начала следует хотя бы вкратце рассказать о подводной лодке «Л-3», на которой воевал Коновалов (другое ее название — «Фрунзевец»).
Во-первых, следует отметить, что это была необычная подводная лодка. Обычные подводные лодки могли поражать противника огнем пушки и торпедами. Что касается «Л-3», она даже официально именовалась «подводным минным заградителем». То есть еще одним видом ее оружия была возможность установки на вражеских коммуникациях мин. Причем установки незаметно для противника — в подводном состоянии. Суда, подорвавшиеся на минах «Л-3», также шли в зачет побед экипажу «Л-3» и ее командиру.
Во-вторых, «Фрунзевец» была одной из немногих подводных лодок советских ВМФ, которой удалось провоевать от начала войны и вплоть до Победы. Правда, почти два года из четырех военных лет — с ноября 1942 года и до октября 1944 года «Л-3» простояла в Кронштадте на ремонте.
А теперь, собственно, о Владимире Коновалове и его 15 победах. Из текста Лазовского следует, что Коновалов командовал «Фрунзевцем» всю войну. Это не так. На самом деле Владимир Коновалов в качестве командира воевал на «Л-3» с октября 1944 года и вплоть до Победы. То есть всего семь месяцев. А в начальный, самый тяжелый период войны, когда Финский залив был утыкан вражескими минами и противолодочными заграждениями, командовал «Л-3» капитан 3-го ранга Петр Грищенко. Что же до Коновалова, он в начале войны служил на «Фрунзевце» старшим помощником капитана. Вплоть до ноября 1942 года Петр Денисович Грищенко считался удачливым командиром. Из всех походов лодка под его командованием возвращалась целой и практически невредимой. К осени 1942 года на счету «Л-3» официально числилось 7 побед. Всего этого оказалось достаточно, чтобы средствами пропаганды творить из Грищенко «культового героя». Как это происходило, свидетельствует Мирослав Морозов:
«15 человек (из экипажа «Л-3».— Авт.), включая Грищенко, были награждены орденами Ленина, 15 — Красного Знамени, 24 — Красной Звезды. Знаменитая ленинградская поэтесса Ольга Берггольц посвятила «Фрунзевцу» стихотворение «Подводная лодка уходит в поход». Другое стихотворение — «Встреча героев» — написал Борис Тимофеев. Героизму моряков посвящалось множество очерков и почти весь выпуск газеты «Красный Флот» от 22 сентября. (…) Художник Гуляев написал большое живописное полотно о торжественной встрече «Л-3» после боевого похода в Кронштадте. Чувствовалось, что пропагандистам, как воздух, был нужен пример командира героического корабля. Для этого Грищенко подходил как нельзя лучше». (Там же, с.255-256)
Однако в ноябре 1942 года, во время очередного боевого похода с «Л-3» и ее командиром приключилась неприятная история. Подводную лодку протаранил вражеский корабль. Причем произошло это в тот самый момент, когда «Л-3» всплыла на «перископную глубину», после чего командир стал осматривать горизонт, готовясь к очередной атаке.
Мирослав Морозов так описывает этот инцидент:
«13 ноября, после получения приказа о возвращении в базу, командир решил по пути произвести поиск вдоль побережья Прибалтики. Это сразу же дало результат: в 12:30 в районе маяка Акменрагс акустик доложил о шумах винтов идущего навстречу каравана. Над морем стоял туман, мешавший точному определению дистанции до цели. «Прошло около минуты,— писал в донесении Грищенко,— пока я смог увидеть, что пеленг акустика врет на 5 градусов, и до залпа осталось 4 градуса. В это время я увидел в перископ заклепки корпуса другого корабля». Уклоняться было поздно, и единственное, что успел сделать командир,— нажать на кнопку опускания перископа. Сразу же последовал сильный удар (по-видимому, подлодка столкнулась с охранявшим конвой сторожевиком «V 315»), от которого субмарина получила 20-градусный крен. Перископ ударил Грищенко по голове с такой силой, что тот потерял сознание на 15-20 секунд и упал на палубу боевой рубки. К счастью, травма оказалась нетяжелой. Поскольку оба перископа не работали, стало ясно, что о продолжении боевых действий не может быть и речи. Спустя 15 минут, по расчету штурмана, на оси выявленного фарватера выявили три оставшиеся мины и начали возвращение на базу». (Там же, с.260)
Но, повторяю, «Фрунзевец» был исключительно удачливым боевым кораблем. Протараненную подводную лодку никто не пытался преследовать и не сбрасывал на нее глубинных бомб. Несмотря на согнутый под углом 95 градусов перископ, «Л-3» в очередной раз миновала два ряда противолодочных заграждений и вернулась на базу. Поставив тем самым командование перед нелегкой задачей — как реагировать на произошедший инцидент. Отреагировали весьма своеобразно. Командира двинули «на повышение» — культовый герой-подводник Грищенко получил ответственную должность в отделе подводного плавания флота.
На должность командира осиротевшей «Л-3» назначили старпома Коновалова. А чтобы скандальная история с протараненной лодкой, которой вот-вот должны были присвоить звание «гвардейской», поскорее забылась, были приняты меры, чтобы новый командир «Л-3» надолго исчез из Кронштадта.
«1 марта (1943 г.— Авт.) прошла торжественная церемония присвоения подлодке гвардейского звания, к которому она была представлена еще за поход в составе 2 эшелона в кампанию 1942 года. Вслед за этим часть офицеров были переведены на другие корабли, а В.К. Коновалов убыл на стажировку на Тихоокеанский флот, где он пробыл до осени 1943 года. Впоследствии П.Д. Грищенко описал все это как разгон командованием флота вызывавшего у всех зависть экипажа, но правда заключалась в том, что кадровые перемещения были связаны с невозможностью использования корабля в ближайшее время. Из-за тяжелых повреждений подлодка не могла принять участие в кампании 1943 года, даже если бы противник и не перекрыл Финский залив двойными противолодочными сетями,— на заводе отсутствовали детали тумбы перископов и ходового мостика». (Там же, с.263)
А теперь, собственно, сколько побед за всю войну одержала «Л-З». И как справедливо поделить эти победы между двумя капитанами: Грищенко и Коноваловым. Феликс Лазовский говорит про 15 побед и все эти победы записывает на счет Коновалова. Грищенко для него вообще не существует. Возможно, он и в самом деле ничего не знает о таком человеке. А вот что о числе побед и послевоенной дискуссии на эту тему пишет Морозов:
«Л-3» оказалась одним из немногих подводных кораблей КБФ, которые прошли всю войну от начала до конца. Восемь боевых походов принесли ее экипажу весомый результат — семь потопленных и один поврежденный корабль и высокие награды. Достаточно сказать, что лодка была удостоена гвардейского звания, а члены ее экипажа за всю войну получили 423 ордена и медали. Увы, несмотря на эти факты, кое-кто посчитал боевые заслуги «Фрунзевца» недостаточно высокими и хорошо поработал над его боевым счетом. На момент окончания боевых действий считалось, что подводники уничтожили 15 кораблей и судов. Но к концу 60-х годов эта цифра постепенно выросла до 28. Большая часть — 18 побед — приписывалась П.Д. Грищенко, которого различные ветеранские организации стали представлять к званию Героя. До 1990 года высшие органы страны отклонили четыре представления, между 1991 и 2005 годами — еще семь! При этом авторы представлений мало интересуются реальным положением дел и полностью игнорируют тот факт, что за свой не слишком выдающийся с точки зрения результатов поход в августе-сентябре 1942 года П.Д. Грищенко и так был удостоен высокой награды — ордена Ленина». (Там же, с.272-273)
Стоит разобраться и с «блестящими победами» Владимира Коновалова в тот период, когда подводная лодка «Л-3» действительно ходила в бой под его командованием. Феликс Лазовский совершенно справедливо пишет о потоплении «Фрунзевцем» теплохода «Гойя» как о «своеобразном рекорде всей Второй мировой войны». Однако все остальные его сентенции не находят фактического подтверждения. Вот что сообщает Мирослав Морозов о последнем боевом походе «Л-3» под началом Владимира Коновалова:
«В ранние часы 17 апреля (1945 г.— Авт.) «Л-3» оказалась на носовых курсовых углах крупного конвоя, шедшего, как оказалось, от косы Хель в Свинемюнде. Пользуясь ночной темнотой, командир занял выгодную позицию и с дистанции около 10 кб произвел трехторпедный залп в ближайшее судно. Через 70 секунд личный состав, находившийся на мостике, наблюдал последовательные попадания двух изделий «53-38У» в районе миделя и в корму. До того момента, как скомандовать к срочному погружению, Коновалов успел заметить, что транспорт раскололся надвое, его корма задралась вверх и стремительно погружается. Фактически субмарина и теплоход «Гойя» (5 320 брт) ушли под воду одновременно — по немецким данным, судно затонуло за 4 минуты! На борту лайнера в последнем походе находились около 7 тысяч человек, включая 385 раненых, не менее 1,5 тысячи солдат 7-го танкового корпуса и несколько тысяч беженцев. Опасаясь повторной атаки, остальные транспорты конвоя продолжили путь прежним курсом, и только тральщик «М 328» и водолей «Эгир» приступили к спасению людей. Всего им удалось поднять из воды 169 человек, 22 из которых умерли на борту спасателей от переохлаждения. Спустя 11 часов «раумботы» 2-й флотилии, проходившие через место потопления, сняли со спасательных плотиков еще 28 человек. Гибель почти 7 тысяч человек на борту одного судна поставила катастрофу «Гойи» на первое место во Второй мировой войне и на одно из первых мест за историю человечества.
Боевой успех придал экипажу новые силы. В ночь на 19-е лодка атаковала следующий на запад конвой, но на этот раз не так искусно. Первый залп, произведенный с дистанции 12 кб при угле встречи 110 градусов, ушел в молоко из-за ошибок в определении элементов движения цели. Спустя шесть минут Коновалов повторил его в расчете на то, что конвой идет не 9-узловой, а 5-узловой скоростью. На этот раз наблюдались два попадания с «сильными повторными взрывами, разноцветными трассами вверх и большим пламенем». Увы, отсутствие документов противника за последние месяцы войны не дает возможность точно описать этот эпизод, но доподлинно известно, что в ходе него ни одно судно не погибло. Вспышки взрывов осветили саму «Л-3», которая была обнаружена и обстреляна с проходившей рядом БДБ. Пришлось погрузиться и прекратить наблюдение за результатами атаки. Наконец, вечером 21 апреля «Фрунзевец» в атаке из-под воды израсходовал три последних торпеды по крупному конвою, шедшему из Данцигской бухты в Копенгаген. Хотя подводники слышали мощный взрыв, приходится констатировать, что входившие в конвой суда уцелели и после войны вошли в состав флотов стран-победительниц». Корабли эскорта сбросили на субмарину 31 глубинную бомбу, но также не добились никаких успехов. 25 апреля корабль прибыл в Турку, где и встретил День Победы. Экипаж получил хорошую оценку и снова полностью был награжден, причем сам командир в июле 1945 года был удостоен звания Героя Советского Союза». (Там же, с.271-272)
Во-первых, ясно, что никакой особой опасности во время атаки «Гойи» экипаж «Л-3» и ее командир не подвергались. Атака хоть и была произведена из надводного положения, но в ночное время, когда противник просто не мог заметить подводной лодки.
Во-вторых, у немецкого каравана отсутствовал сторожевой эскорт, в чем нас пытается убедить господин Лазовский. Поэтому никакой погони за подводной лодкой Коновалова в этот раз не было. Более того, спасать тонущих тоже было некому, о чем сообщает в своем исследовании Мирослав Морозов. Отсюда и такое огромное количество жертв. Этим объясняется и тот факт, почему все остальные суда немецкого каравана предпочли побыстрее ретироваться с места катастрофы, бросив тонущих соотечественников на произвол судьбы. Оно и понятно, ведь защищать эти суда от новых атак советской подводной лодки было некому.
В-третьих, не находит подтверждения информация о каких-либо новых победах экипажа «Л-3» и ее командира после потопления «Гойи». Выдумки, что Владимир Коновалов у побережья Польши якобы сумел потопить немецкий транспорт «Роберт Мюллер», пусть остаются на совести Феликса Лазовского.
И последнее, но не менее важное. Оказывается, на потопленном Владимиром Коноваловым теплоходе «Гойя» находились не 7 тысяч немецких солдат и офицеров, а гораздо меньше — всего 1,5 тысячи «безлошадных» танкистов. Все остальные — это либо раненые, либо беженцы. Однако историческая роль Владимира Коновалова, на мой взгляд, заключается совсем в другом. Из всех советских подводников лишь один командир «Л-3» смог приблизиться к боевым успехам Александра Маринеско. Поэтому уместно было бы сравнить как достижения этих знаменитых советских подводников, так и то, какую оценку получили эти достижения в нашей стране и за рубежом.
В послевоенный период в западной, а позже и в российской публицистике довольно активно дискутировали, как расценивать успехи командира подводной лодки «С-13» Александра Маринеско. Достижения Маринеско заключались в том, что в ходе всего лишь одного боевого похода его экипаж сумел потопить два крупных корабля противника. 30 января 1945 года жертвой «С-13» стал крупнейший девятипалубный немецкий лайнер «Вильгельм Густлов» (28 484 брт.), превращенный во время войны в учебную базу германского подводного флота. А затем, 9 февраля в том же походе экипаж Маринеско потопил еще один крупный немецкий корабль. На этот раз жертвой «С-13» стал немецкий транспорт «Генерал Штойбен» водоизмещением 14 660 тонн, на борту которого находились 3 600 гитлеровских солдат и офицеров. Как видим, водоизмещение судов, потопленных Александром Маринеско, в разы превосходило тоннаж «Гойи». Тем не менее, все три катастрофы были сопоставимы по числу человеческих жертв.
В результате «атаки века» (так позднее западные историки назовут потопление Маринеско «Вильгельма Густлова») погибли порядка 6 тысяч человек. Из них 3 700 молодых специалистов-подводников, только что завершивших учебу в Готенхафене. Как считают эксперты, численности утонувших подводников вполне хватило бы, чтобы укомплектовать 70-80 экипажей новейших немецких подводных лодок XXI серии. Появление в самом конце войны этого нового вида оружия было способно серьезно ухудшить снабжение армий западных союзников. Кроме того, на борту «Вильгельма Густлова» находился женский вспомогательный батальон «СС» — примерно 400 человек. А также несколько десятков высокопоставленных чиновников Третьего рейха (в том числе несколько гауляйтеров). Но при этом там же было порядка 1 800-1 900 человек гражданских лиц, стремящихся покинуть зону вероятных боевых действий и нашедших свою смерть на дне Данцигской бухты. И то, что «Вильгельм Густлов» не нес вооружений и изначально был построен как комфортабельный океанский лайнер, равно как и то, что в результате его торпедирования погибло столько же гражданского люда, сколько и при торпедировании германской подводной лодкой британского лайнера «Лузитания» в годы Первой мировой войны, открывало возможность представить «атаку века» как серьезное военное преступление. И такие попытки западными историками делались. Правда, тут же встречали довольно аргументированную отповедь. Суть ответных аргументов заключалась в том, что формально «Вильгельм Густлов» был включен в состав ВМФ Германии и использовался как учебная база для немецких подводников. Поэтому торпедирование лайнера советской подводной лодкой вполне укладывается в логику и законы войны. Ну а то, что на борту корабля, формально приписанного к ВМФ, оказались 1 800-1 900 мирных жителей — это их проблемы. Дискуссия на эту тему пошла на спад только после того, как руководство СССР дало подвигу Маринеско заслуженную оценку. В 1990 году, к 45-й годовщине Победы Александру Ивановичу Маринеско было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Героя к тому времени не было в живых уже 27 лет. Вскоре после войны он был уволен из флота. В 1946-1949 годах Маринеско ходил помощником капитана на судах Ленинградского пароходства. Однако в конце 40-х годов был необоснованно осужден по ложному обвинению. Наказание отбывал на Колыме вместе с бывшими полицаями — изменниками Родины. После возвращения в Ленинград работал в институте переливания крови и на заводе «Мезон». Умер в 1963 году в возрасте пятидесяти лет.
В годы войны за свою «атаку века» Маринеско получил лишь орден Красного Знамени. Для сравнения: Владимир Коновалов за свой первый поход на «Л-3» в должности командира в октябре-ноябре 1944 года также был награжден орденом Красного Знамени. Любопытно, что по результатам этого похода Коновалов удостоился следующей принципиальной оценки от командира бригады подводных лодок:
«Выполнение задачи в целом подлодкой удовлетворительно. Действия лично самого командира считаю неудовлетворительными, неумелыми, неправильными и излишне осторожными, что подтверждается неоднократным упущением случаев возможности уничтожить корабли противника». (Там же, с.268)
Тем не менее, после войны Владимир Константинович Коновалов благополучно продолжил карьеру в рядах Военно-морского флота СССР, где дослужился до звания контр-адмирала. Особых дискуссий в прессе применительно к жертвам атаки Коновалова на теплоход «Гойя» лично я припомнить не могу.
Заключение
Пришла пора завершать мой «еврейский» военно-исторический цикл. Одновременно с этим настало время объясниться с читателем и рассказать, почему, собственно, в девяти номерах нашего журнала публиковалось расследование «Кто растаскивает нашу общую Победу по национальным квартирам?».
Со времени первого материала прошел почти год. За это время я узнал о себе много нового. В основном из не вполне доброжелательных отзывов в комментариях на публикации неких анонимов. Оскорблений тоже была немало. Разным было и понимание моей мотивации. Сергей Сергиевский из «Газеты недели в Саратове» задал даже по этому поводу раввину Фрумину вопрос: не являются ли публикации Александра Крутова в «ОМ» заказными против евреев? Суть ответа господина Фрумина сводилась к следующему: он считает, что статьи Крутова — это действительно выполнение заказа. Но всего лишь против одного человека. Фамилию, равно как и «заказчика», господин Фрумин огласить воздержался.
Естественно, не обошлось без наклеивания ярлыков. Чего я только о себе ни узнал за это время. И что антисемит я, и ярый сталинист… Нередко к определениям добавлялось прилагательное «латентный». Не было только одного — желания вести дискуссию по конкретным фактам советской военной истории, которые довольно скрупулезно разбирались в моих статьях.
Чтобы как-то противостоять лавине лжи и домыслов, мне даже пришлось опубликовать отдельную статью на нашем сайте под названием: «Во-первых, о моей «нелюбви» к евреям». Но это не остановило моих оппонентов. Просто они перенесли дискуссию в социальные сети. Саратовский писатель и литературный критик Роман Арбитман решил обсудить тему «советского государственного антисемитизма» в Facebook. В моих статьях я действительно не раз доказывал на конкретных примерах из истории минувшей войны порочность этого мифа. Но в публичную дискуссию никто почему-то не вступал. И только к апрелю у Арбитмана появилось желание переубедить Крутова с помощью «коллективного разума». То есть набора мнений из соцсетей.
При этом, как я полагаю, Роман Эмильевич поступил не вполне корректно не только по отношению ко мне, но и по отношению к большой группе людей. По идее, прежде чем начинать такую дискуссию, следовало определиться с терминами и методологией. Во-первых, что, собственно, считать государственным антисемитизмом. И идти от этого определения, вырабатывая наиболее приемлемые критерии, с помощью которых только и можно сделать вывод: был или нет? Ничего этого сделано не было.
Во-вторых, публично обозначив вопрос, вызвавший противоречия между двумя давними друзьями, Роман Эмильевич почему-то скрыл в Facebook контекст и предмет нашего спора. А это, на мой взгляд, весьма важные моменты для корректного понимания не только ситуации, но и моей мотивации.
Сначала о контексте (точнее, событии, породившем наши с Романом споры и разногласия). Итак, все началось с того, что 27 апреля 2015 года еврейская община Саратова решила устроить торжественный вечер-концерт в Саратовской консерватории по случаю 70-летия Победы над гитлеровской Германией. Официальная сторона мероприятия была представлена министром-председателем комитета по общественным отношениям Саратовской области Борисом Шинчуком и пресс-секретарем посольства Израиля. Недели за две до события оно активно рекламировалось по саратовскому «Эху Москвы».
На концерте всем желающим бесплатно раздавалась изданная в Саратове накануне юбилея при финансовом содействии «Еврейской автономии Саратова» (глава «автономии» — Яков Стрельцин) брошюра Феликса Лазовского «Об участии евреев во Второй мировой войне». Автор с 2000 года проживает в Ганновере (Германия). Когда я ознакомился с содержанием, то расценил сам факт издания и распространения этой книжицы накануне юбилея Победы гнусной провокацией. Причем дошло до того, что автор практически прямо утверждал, что в войну советские бойцы стреляли в спину своим товарищам по оружию — евреям. И заканчивалось все недвусмысленной рекомендацией оценивать анкетные данные Героев Советского Союза по расовым критериям гитлеровской Германии. Вот всего лишь одна цитата из этой книги: «А сколько Героев имели в своем «активе» только одну бабушку или одного дедушку — еврея. В фашистской Германии их считали бы евреями».
И это лишь одна из причин, по которым брошюра Лазовского вызвала мое возмущение. Но главное, что из-за порочного тезиса о советском «государственном антисемитизме» уродовалась и искажалась правда о подвиге отдельных людей. Причем речь шла о подвигах, которыми могла бы гордиться вся еврейская нация. После статей в этом и предыдущем номерах «ОМ» читателям стало известно, что, как минимум, четыре еврея получили звезды Героев за свои подвиги в тылу врага. А вот наш экс-земляк в своей книге утверждает, что ни один из партизан-евреев так и не стал Героем. Я же доказываю (см. «ОМ», №7-8, 2015 г.), что первой в числе советских детей и подростков, получивших государственную награду за подвиги в годы войны, была 16-летняя еврейская девочка Мария Фридман. Правда, получила она не Золотую Звезду, а солдатскую медаль «За отвагу». Ну чем не повод для национальной гордости — все равно она первая из всех несовершеннолетних награжденных в Советском Союзе фронтовиков! Однако этот простой факт не укладывается в легенду о «государственном антисемитизме» в СССР. Поэтому сочиняется, как девушке в политотделе предлагали записаться латышкой. А за это предлагали звание Героя Советского Союза.
Переубедить всех, кто верит в этот миф и даже считает себя жертвой «государственного антисемитизма», мне вряд ли удастся. Но привести один аргумент, весьма весомый для сообщества моих оппонентов, пожалуй, стоит. Так вот, я считаю, что миф о «советском государственном антисемитизме» унижает не только бывших фронтовиков и их потомков. Этот тезис крайне вреден и для самих евреев. Ведь его апологеты противопоставляют друг другу «плохих» и «хороших». В разряд «хороших», естественно, автоматически войдут те, кто разделяет этот миф и считает себя и своих близких «жертвами советского государственного антисемитизма». Что касается «плохих», это, используя образное выражение Арбитмана в Facebook, «витринно-показушные «спецевреи», которых держали ради доказательства идеи интернационализма».
И в завершение Арбитман констатирует: «На сотню примеров сломанных судеб можно найти один пример, когда человека не трогали — давали возможность нормально учиться, не мешали занять какую-то должность…».
Примеров успешных карьер саратовских евреев в СМИ, науке, культуре немало. Но это уже выходит за пределы темы настоящей публикации.
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
