В последнее время всё чаще на экраны выходят отечественные фильмы, выросшие из межжанровой шинели Александра Расторгуева и Валерии Гай-Германики,— картины, про которые при первом знакомстве сложно сказать определённо, игровое это кино или документальное. Если Германику с её «Все умрут, а я останусь», «Школой», «Да и да» и другими работами, наделавшими много шума, более-менее знают, то ростовский кинематографист Расторгуев, известный больше как создатель (вместе с оператором Павлом Костомаровым) документального проекта «Срок» о жизни и борьбе российской внесистемной оппозиции, мелькает гораздо реже. Хотя со всей ответственностью можно сказать, что Расторгуев «антропогеннее» и беспощаднее Германики в части создания кино в стиле жёстких реалити-шоу, фиксирующих повседневный морок постсоветской России во всех его проявлениях. Одна из первых его работ — фильм «Родина» 1994 года. Вот как вспоминает о нем учитель Расторгуева, режиссёр Владимир Григорьев: «Камера стояла на высоком этаже и с одной точки наблюдала разрушающийся дом. Но как строители его разрушают? Все по-российски. Очень медленно. Одну плиточку отобьют, пошли: покурили. Через час — еще что-то отцарапали. Была в кадре и улица: нищий город, старики, старухи идут убогие с какими-то авоськами. Но центр внимания — дом. И казалось, ну, хорошо, ну да, так интересно и долго ты все это показывал, и что? И вдруг перед финалом рушилась наконец эта стена и вставало слово «Родина». А это был ростовский кинотеатр «Родина», который в 1990-е разрушали, чтобы построить что-то новое». У Расторгуева были и другие зарисовки в жанре чистой документалистики («Мамочки» (2001), «Чистый четверг» (2003)), а затем — для фестивальных в основном зрителей (в прокат эти работы брали крайне неохотно) — вышел диптих «Я тебя люблю» и «Я тебя не люблю» — фильмы про жизнь молодёжи с ростовских окраин, приземистые стремления и гопнические мечты. Формально это были художественные работы, но, как говорит сам Александр, на роли подбирались те самые пацаны и девчонки из спальных районов Ростова-на-Дону, про повседневность которых он и собирался рассказать их языком, расшатывая больной зуб российской действительности без привлечения профессиональных актёров. «Я тебя люблю» и «Я тебя не люблю», как и работы Гай-Германики, по сути, стали локомотивом для своего рода эпигонства. Собственно, и социальная почва для жестокого ультрареализма в новейшее время была основательно подготовлена никак не кинематографистами, которые и до этого фиксировали жизнь в правдивом и неприглядном ракурсе.
Наряду с бурно обсуждаемыми фильмами «Дурак» Юрия Быкова и «Левиафан» Андрея Звягинцева в 2014 году на экраны вышла не менее социальная картина Натальи Мещаниновой «Комбинат «Надежда» — про жизнь молодого поколения в Норильске, всеми правдами и неправдами желающего свалить из заполярного города «на материк». Эту ленту смело можно отнести к епархии Расторгуева-Германики, тем более что в 2009 году Мещанинова работала с Валерией над сериалом «Школа».
Про «Комбинат «Надежда» некоторые критики говорят, что он есть аллюзия на ранние годы жизни будущей участницы групп «Война» и Pussy Riot, политзаключённой, а теперь правозащитницы Надежды Толоконниковой. Как известно, Надя родилась и выросла в Норильске, городе, где разворачивается зубодробительный сюжет. В названии фильма, к тому же, присутствует имя Толоконниковой. Но отсыл к политической активистке был бы слишком простым объяснением, ведь «Надежда» для героев картины — аллегория попытки увидеть за гранью заполярного мира «более лучшую» жизнь. Хотя и здесь, в Норильске, казалось бы, живут безбедно: родители главной героини Светы, мечтающей уехать к своему жениху, подарили ей на день рождения квартиру. Работа в городе есть, да и привычный для героев досуг — sex, drugs, rock-n-roll (точнее, музыка, какую любят слушать на краю «русского мира») — вряд ли может быть другим в московской Капотне или саратовской «Комсе» без тотального пересмотра отношения к жизни. А к такому апгрейду герои явно не готовы, в отличие от той же Толоконниковой, которая из простой студентки превратилась в политического активиста и борца с системой.
По сути, новая работа Натальи Мещаниновой — это своеобразный перифраз «Маленькой Веры» Василия Пичула или «Одиссеи-1989» Владимира Хотиненко с той лишь разницей, что в 1980-е «девиации» нового поколения, как и будущее страны, воспринимались с определённой тревогой, а теперь — чуть более чем безразлично. Все энтропически свыклись с истериками, личняками и пьянками, измеряя грядущее масштабами одного дня.
Да, речь героев фильма в очередной раз (вслед за лентами Германики и Расторгуева) аутентична реальности — обычные россияне разных возрастов и профессий говорят языком не Достоевского и Пушкина, а запрещённым Госдумой и Роскомнадзором. «Перепутаны все причинно-следственные связи: депутаты считают, что мат приходит в речь из культуры, но на самом деле в культуру он приходит из жизни. И даже если запретить его в кино и книгах, человек все равно будет знать, как им пользоваться»,— справедливо полагает Наталья Мещанинова. Вопреки навязыванию сверху «традиционных ценностей», молодёжь курит траву, пьёт водяру из горла и участвует в групповухах, «отвечая» на викторианский релятивизм «духовных скреп» средним пальцем руки. Но отражение физиологической социальной реальности — уже давно не новаторство и, увы, не способ заставить общество думать и менять окружающий свинский мир. Единственный «рецепт», которым пользуются герои,— валить, куда глаза глядят. А куда они глядят, непонятно — претенциозность «Комбината «Надежда» гибкая.
Интерпретировать сюжет можно с точки зрения сразу двух антагонистических российских партий — «партии Уралвагонзавода» (в стране такая непростая ситуация, а ребята бесятся с жиру) и «партии Болотной» (ужасы и безнадёга путинской России проникли во все сферы жизни общества, заполнив не только социальные, но и экзистенциальные ниши). И это легко объясняется режиссёрским подходом. «Важно, как сделан фильм, а не про что. Сюжеты, повороты — вещь такая: может быть, а может не быть. Кино может быть и ни про что»,— рассказала в одном из интервью Наталья Мещанинова.
Если исходить из этой логики, кислотно-мрачная аура «непростой ситуации» замкадья, помноженная на язык персонажей и их экзистенциальное состояние, создана неплохо. Вслед за Хлебниковым, Балабановым, Звягинцевым, Хржановским, а также, конечно, Германикой, Расторгуевым и многими другими, работающими в этом богатом на уровни и градации направлении. Но не более.
Пожалуй, чтобы начались коренные изменения нашего фальсифицированного бытия, нужно пережить массу кинематографических (литературных, музыкальных, художественных) «революций сознания».
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
