Саратов живет в пятом веке своего существования. Возраст по историческим меркам небольшой, но, тем не менее, он на 100 с лишним лет старше блистательного Санкт-Петербурга (1703) и на 200 лет — знаменитой Одессы (1794). К началу XX века Саратов становится третьим по населению русским городом России. Но с его биографией есть проблемы. Саратов последним из городов на Волге узнал год своего рождения. В Государственном историческом музее в Москве в рукописи, написанной скорописью XVII в. и подаренной в Троицкий монастырь старцем Тихоном Казанцом, выдающийся советский историк, источниковед, академик Тихомиров М.Н. прочёл: «А в 98-м году поставлен город Саратов» (Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. // Исторические записки. Т.10. 1941. С. 94). В переводе на современный язык это 1590 год. Так стал известен год основания Саратова. Но до сих пор ещё не решен вопрос: где же он был основан?
Наши соседи — Самара и Царицын (Волгоград) — давно уже определились и с местами оснований, и с происхождением своих имен. А в Саратове 200 лет не перестают появляться версии «откуда есть пошел» наш город, а об имени его написана целая литература.
Строитель нижневолжских городов князь Григорий Засекин
С давних времен Волга являлась частью великого торгового пути, который шел в Европу из глубин Азии. Вопрос о волжском пути был не только вопросом внутренней московской политики, но и в значительной степени международным. Особенно европейцев прельщала мысль о возможности проложения маршрута через Россию в Персию. Но основным условием развития волжской торговли была, конечно, безопасность.
После присоединения к России Казани (1552) и Астрахани (1556) Волга на всем своем протяжении стала русской рекой. Но между Казанью и Астраханью на Волге не было ни одного поселения. Здесь хозяйничали ногайцы и вольные воровские казаки. Кочевники беспрепятственно переправлялись на правый берег и совершали набеги на окраинные русские поселения, уводили в полон. А казаки грабили идущие по Волге торговые и посольские суда. «На Волге жить — все ворами слыть» — эти слова из старинной казачьей песни отражают ситуацию, сложившуюся с середины XVI в. Тогда и зазвучали имена народных героев-разбойников Ермака, а потом и Стеньки Разина.
Известно, что по указу царя Федора Иоанновича три города на Волге: в 1586-м — Самару, в 1589-м — Царицын, в 1590-м — Саратов построил князь Григорий Засекин.
Род Засекиных зарождался в начальный период русской истории от потомков великих киевских князей Рюриковичей. Прямой предок князей Засекиных — второй сын Василия Грозные очи Глеб Васильевич. Основоположником старшей ветви князей Засекиных стал Петр Засека. «Засека» — это прозвище указывает на явную связь с засечными линиями. Отец Григория Осифовича с позиции дворянина был практически нищим. «За ним числилось «деревень живущих 2, да 8 деревень пусты, да пустошь, а дворов 3, а людей 5 человек, да 14 дворов пусты» (Дубман Э.Л. Князь Григорий Засекин — строитель волжских городов. 2002. С. 11).
Год рождения Григория Засекина неизвестен, предположительно, он появился на свет в конце 40-х – начале 50-х годов.
«В документах, относящихся к 1580–1590 годам, отчество Григория Засекина встречается в форме Осипович, трансформируясь из наиболее раннего Осифович… Имя отца везде употребляется однозначно как Осиф» (Дубман Э.Л. Указ. соч. С.12). Службу свою Г.О. Засекин начинал в северо-западном или западном пограничье России, где впоследствии служил головой и младшим воеводой.
Первые действия в качестве головы связаны с русско-шведской войной 1570–1595 годов. В самом начале своей карьеры Засекин провел несколько лет службы в одной из самых оригинальных и прекрасно укрепленных крепостей страны — Корелы. Большая часть населения города жила на материке в практически неукрепленном посаде. Корела последней трети XVI века представала в виде двух островных крепостей. Для своего времени эта система являлась инженерным новшеством. Возможно, впоследствии, этот прием Засекин использовал при строительстве Саратова.
В 1583 году он назначается воеводой недавно построенного в Среднем Поволжье города Алатыря. Город оказался одним из ключевых пунктов в организации сторожевой и станичной службы в Поволжье. Разъездные станицы, посылаемые Г.О. Засекиным, контролировали не только ближние к Алатырю места, но и заезжали к Волге ниже Самарской Луки и Увека.
Идея сооружения городов-крепостей на Волге между Казанью и Астраханью появилась в 1550-е гг. одновременно с присоединением нижневолжского края к Российскому государству. Волга стала основной торговой артерией страны, по ней с ранней весны к Астрахани и обратно шли караваны судов — торговых, посольских, военных. «Этот путь необходимо было закрепить и обезопасить и лучшего способа, чем поставить крепости в наиболее уязвимых стратегических пунктах Волги, правительство не знало,— пишет в своей книге о князе Засекине Э.Л. Дубман.— …В 1555 году ногайский князь Исмаил просил Ивана Грозного, чтобы тот велел поставить «на всех перевозех (через Волгу) по 200 человек», дабы враги «не пришли водяным путем» (Там же. С.40).
В числе «перевозех» подразумевались «Самарское урочище», устье Иргиза и так называемая Переволока в междуречье Волги и Дона. «Крепости Исмаилу нужны были для того, чтобы уберечь целостность своего государства, так как многие мурзы со своими ордами бежали от него в Крым и на Кубань, а также для защиты кочевий от нападения вольного казачества, других кочевых соседей».
Строительство крепостей на Волге стало возможным только после завершения Ливонской войны, когда на русском престоле воцарился сын Ивана Грозного — Федор Иоаннович. На первом этапе намечалось построить Самару и Уфу. «И как бы ни внушали московские приказные чиновники ногайским послам, что Самара и Уфа построены для их же блага, чтобы уберечь ногаев от нападений вольных казаков, но ногайский хан Урус и его окружение прекрасно поняли сложившуюся ситуацию» (Там же. С.42).
Город Самару было поручено строить тогдашнему алатырскому воеводе Григорию Осифовичу Засекину. И в сентябре 1586 года Самара уже принимала и размещала в городке русские и ногайские посольства, снабжала их продовольствием и всем необходимым, отправляла стрельцов, торговые и посольские караваны.
У первого самарского воеводы — Григория Засекина, кроме организации строительства, было множество других проблем. Важнейшей из них являлась защита крепости от внезапного нападения кочевников. Не менее трудными оказались сношения с волжским казачеством.
В 1588 году начались подготовительные работы для строительства еще одного волжского городка, на этот раз на знаменитой переволоке, т.е. в том месте, где Волга и Дон подходили особенно близко друг к другу. В 1569 году турки пытались даже прокопать канал для соединения Дона и Волги.
Побывавшие на месте горододельцы (проектировщики) решили строить Царицын на невысоком острове. Его территория, уже давно, со времен взятия Казани и Астрахани, использовалась для стоянки русских караулов. Государевым указом строить город тоже велели Григорию Засекину.
В отличие от Самары, для которой было выбрано единственно верное место, Царицыну пришлось в будущем «переезжать» с острова на правый берег. На старом «Большом чертеже» (1598) он ещё стоит на острове.
Перенесение города было вызвано, возможно, размыванием острова во время сильных половодий или недостатком места на острове для развития города. Перенос городов на новое место был в Русском государстве XVI–XVII вв. довольно обычным явлением.
Осенью 1589 года Засекина отозвали в Москву в ведение Разрядного приказа для участия в шведском походе. В конце февраля 1590 года поход закончился, и дворян начали отпускать на отдых в свои имения. Но Засекина ждало новое назначение на Нижнюю Волгу, на этот раз предстояло строить Саратов. Подробностей о сооружении Саратова не сохранилось, а вот когда он был построен, могли узнать еще в конце XIX века. История эта хорошо известна и многократно упоминалась в краеведческой литературе: в 1891 году на выставку, которою устраивала Саратовская архивная комиссия в связи с 300-летним юбилеем города, было представлено рукописное Евангелие конца XVI века, в конце которого на чистом листе переписчик этой книги поп Денис Иванов сделал приписку: «Лета 7098 месяца июля во 2 день в память положения пояса пречистыя Богородицы приехал князь Григорий Осипович Засекин да Федор Михайлович Туров на заклад города Саратова ставити». Денег на выкуп книги не нашлось, а надпись посчитали подделкой. Но копию с надписи всё-таки сняли. И только в 1941 году, когда был опубликован труд академика М.Н. Тихомирова «Малоизвестные летописные памятники ХVI века», выяснилось, что та запись на Евангелие была подлинной. Теперь год основания Саратова перестал вызывать сомнения. 7098 год — это год от «сотворения мира», а по-нашему — 1590 год от Рождества Христова.
Правда, саратовский краевед Ю.Е. Пырсов обратил внимание на то, что «июль» и «день памяти положения пояса...» (31 августа) во времени не стыкуются, что по церковному календарю 2 июля православная церковь отмечает День положения ризы Богородицы, но здесь, очевидно, переписчиком книги была допущена ошибка в названии праздника.
Эту дату, 2 июля 1590 года, стали считать днем основания Саратова. Но закладка города не могла произойти 2 июля. Во-первых, в записи говорится только о том, что в этот день приехали Засекин и Туров. А еще предстояло разгрузить пришедший по Волге караван судов (если воеводы приплыли на одном из них), соорудить временное жилье и другие необходимые постройки.
Во-вторых, существовал и неукоснительно соблюдался «Чин (порядок) закладки городов», связанный с освящением места, где он должен быть построен. Это мероприятие предписывалось проводить торжественно в воскресенье или в предпраздничные дни.
В день приезда воевод — 2 июля 1590 года — был четверг. А на ближайшее воскресенье приходился праздник явления иконы Пресвятой Богородицы во граде Казани. Большинство стрельцов, прибывших в Саратов, были как раз из Казани, и многие из них могли быть очевидцами чуда явления иконы, которое произошло в Казани в 1579 году. Мы считаем, что закладка города Саратова могла произойти в воскресенье 5 июля (15 июля по новому стилю) 1590 года.
При выборе места для нового города обязательно проводился опрос знающих людей в т.ч. и о том, как называлось это место.
Зимой под Казанью начали заготавливать лес для строительства города, тут же собирали срубы основных оборонительных сооружений, каждое бревно помечали плотницким счетом, затем срубы разбирали и вывозили ближе к волжскому берегу, на место, заливаемое полыми водами. К началу половодья все было готово, и караван судов направился вниз по Волге к месту будущего строительства.
Правительство подробно расписывало, как организовать поход до места строительства, что везти в судах, кому идти с конной ратью берегом, как располагаться на месте.
«Возведение крепости,— считает Э.Л. Дубман,— происходило так: на волжском берегу строители и стрельцы соорудили сначала временный лагерь: поставили шалаши и другие временные жилища, выставили караулы. Потом воевода и горододельщики сверяли с чертежами реальную местность. Пока Засекин с Туровым окончательно определились с местом сооружения крепости, а горододельщики размечали участки под различные строения, работные и служилые люди разгружали суда, вытаскивали на берег бревна и раскладывали их в определенном порядке» (Дубман Э.Л. Указ. соч. С.46).
В день закладки города был совершен особый ритуал, как того требовала традиция, с молебном и освящением воды. На размеченной рабочей площадке сооружались стены с башнями и церковь. Внутри кремля строили съезжую избу, избы для воеводы и начальных людей, представителей духовной власти, детей боярских, «осадные клети» разного служилого и посадского люда, склады для военных припасов, житницы и т.д.
Город построен, и горододелец в челобитной, поданной в разряд, говорит о постройке города Саратова: «И послал ты, государь, меня, холопа твоего, со своим государевым воеводою со князем Григорьем Засекиным…. в 98 году (1590 г.— Авт.) на Волгу …для городовой сметы и острожной. И я, государь, город и острог сметил и под город место занял… И после того, государь, послал ты холопа своего, меня, к воеводе князю Григорью Засекину … город делати и острог. И я, государь, у твоего государева дела изопрел, изпрозаймовался и оборвался и проел вся и ты, государь, пожалуй денежным жалованием. Да мне ж, государь, давано, как я город сделал, по два рубли и по сукну». На челобитной имеется помета: «Дати ему четыре рубля, что город и острог делал».
Признаюсь, эта челобитная про другой город, построенный в то же время. Пришлось заменить в ней тот город на Саратов, того князя на Засекина и дату на саратовскую. Но ведь с Саратовом было то же самое, только документ не сохранился.
Так начиналась история трех волжских городов: Самары, Царицына и Саратова. А первым воеводой в этих городах был князь Григорий Осифович Засекин (Биография Г.О. Засекина дана по книге Дубман Э.Л. Князь Григорий Засекин — строитель волжских городов. 2002).
Основные документы, на которых строятся версии основания Саратова
В документах, преданиях, записках путешественников и на географических картах Саратов отмечался то на правом, то на левом берегах Волги, то на Увеке, то в Пристанном, то у Глебоврага, то на р. Саратовке, то сразу на двух берегах, а то и вовсе — на острове.
Но все версии и гипотезы о месте основания Саратова строятся, в основном, на нескольких исторических документах, где упоминаются расстояния или другие привязки к местности, а также картах Московского государства XVII в. Таких основных документов четыре:
1. «Книга Большому Чертежу», написанная в 1627 году.
2. Переписка о зимовке в 1600–1601 гг. в Саратове персидского и русского посольств.
3. «Памяти стрелецким головам», посланным в мае 1614 г. в Астрахань.
4. Карты Московского государства Г. Герритса (1613) и И. Массы (1612, 1614).
***
1. «Книга Большому Чертежу» — это подробное описание карты всей территории России и соседних государств XVI–XVII веков, так называемого «Большого Чертежа всему Московскому государству», составленного по указанию царя всея Руси Иоанна Васильевича. В 1552 году Иван Грозный «велел землю измерить и чертеж всему государству сделать». Развернулась громадная по своим масштабам работа по сбору материалов и составлению «чертежей» отдельных областей.
Рабочими измерительными инструментами в то время были две «мерных верви» в 30 и 80 саженей. Уже в XVI в. чертеж-карта становится основным документом при отображении территории государств, городов, урочищ и сооружений. Возникает новая профессия — «чертещик» (картосоставитель), именуемый иногда «знаменщиком», или «иконником».
В Разрядном приказе, ведавшем военными делами страны, на основе локальных чертежей, карты волжских пристаней, волжской лоции и других подготовительных материалов был составлен «Большой Чертеж всему Московскому государству». В первой половине 1598 года на карту был нанесен последний объект. «Большой Чертеж» вычерчен от руки в одном экземпляре, размером примерно 1,0 х 1,0 сажень, или 2,13 х 2,13 метра. Он уцелел от ужасного московского пожара в 1626 г., но от частого употребления сильно пострадал — «избился и развалился весь». И по царскому указу в 1627 г., «примеряясь к тому старому чертежу, в ту же меру... что в чертеже цело», был сделан «Новый Чертеж». «И на том чертеже городы и реки, и всякие урочища велели подписать порознь, подлинно, как было подписано всякому урочищу в старом чертеже…» (Студенцов Н.Н. Две загадки Саратова. Саратов. 1988. С.33).
Никаких дополнений и изменений в новый чертеж не вносилось — он был только скопирован, и было сделано текстовое описание старого «Большого Чертежа» — «Книга Большому Чертежу». В неё непосредственно со старого «Чертежа» переносились географические названия, направления и расстояния. Эту работу выполнил Афанасий Мезенцов.
По единодушному мнению ученых, «Книга Большому Чертежу» — это основной и самый авторитетный историко-географический справочник о Московском государстве XVII века. Сам «Большой Чертеж» до нас не дошел, и «Книга Большому Чертежу» (КБЧ) тоже, но она известна в многочисленных копиях, сделанных в XVII веке. Наиболее авторитетным научным изданием является последняя публикация КБЧ 1950 года, выполненная под редакцией К.Н. Сербиной и учитывающая все сохранившиеся на тот момент известные списки памятника.
Язык «Книги Большому Чертежу» прост и не допускает вольного толкования.
О Саратове в ней говорится: «А ниже Самары 200 верст на Волге город Саратов». Остальной текст о Саратове будет приведен в разделе «Наша версия».
***
2. В 1892 году под редакцией Н.Н. Веселовского вышел второй том «Памятников дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией». В книге была опубликована переписка зазимовавших в Саратове русского и персидского посольств с царем Борисом Годуновым. Персидское посольство возвращалось домой, а русское направлялось в Персию, чтобы известить шаха о восшествии на престол нового московского царя — Бориса Годунова и провести переговоры «для постановления между царем Борисом и шахом Аббасом доброй дружбы и вечного союза». Шаху везли подарки (сохранены орфография и стилистика того времени.— Авт.):
«Однорядка скорлатная с круживом с саженным и с обрасцы с саженными, завязки золотые, ворворки сажены жемчугом. Сорок соболей 150 рублев, сорок соболей в 120 рублев, 2 пары соболей по 20 рублев пара, 2 лесицы черны, одна 15 рублев, 2-я в 12 рублев. 7 костей рыбья зубу, пансырь во оруд — десять колец золоты. 2 самопала долгих навожены золотом, порошница неметцкая с наводом, 8 кречетов, чеглик кречатей… А посланы с кречаты 3 человеки кречетников. Да по челобитью кизылбашского посла Перкулы бека послано от государя к Аббас шаху с послом, с Перкулы беком: медведь гонец, кобель да сука меделенские, кобели да сука борзые. Да по запросу же велено отпустити к шаху из Казани 200 ведер вина, да с Москвы послано 2 куба винных (самогонные аппараты.— Авт.) с трубами и с покрышки, и с таганы». Подарки были посланы и шахову сыну.
В пути происходило много событий, о которых сразу сообщали царю.
Вот Петрушка Наумов бьет челом государю: «Пришол, государь, яз холоп твой, с кизылбашским послом в Косимов сентебря в 13 день. И идучи, государь дорогою кизылбаши с судов сходят и свиньи из луков стреляют и саблями секут, и в деревни заходят, и куры емлют даром, и яз государь, холоп твой детей боярских посылаю за ними и велю их унимать ото всякого воровства. И дети боярские, государь меня не слушают, кизылбашей от воровства не унимают».
Персидский посол Перкулы-бек тоже писал жалобы царю Борису: «Государь высокостепенный и высокосанный! Доклад ничтожнаго слуги дворца Пир-Кули посла государю могущественному как Джем, обладателю войск как звезды бесчисленных, солнцекоронному, крепкому как Джемшид, сведущему как Кейкаусъ, красивому как Меркурий — во-первых: государь, прибежище мира, сему ничтожнейшему милость оказали, что в городе Москве (нам) «будут давать базар», и всякий товар, какой пожелаем, будем покупать; один день «давали базар», а десять дней «не давали»…».
А в этом послании подробно описано, что произошло 24 октября 1600 года: «… Октября, государь, въ 15 день пришли мы, холопи твои, с кизылбашским послом на Сомару. И видя, государь, мы, холопи твои, то, что нам, холопем твоим, въ Астарахань не поспеть, стала, государь, стужа великая, посылали, государь, мы к кизылбашскому послу, к Перкулы беку, толмача Петра Муратова, а велели, государь, ему говорити, что до Астарахани не дойти, стужа стала великая, и он бы с шаховыми дворяны зимовал на Сомаре. И кизылбашской, государь, посол нас, холопей твоих, не послушел, на Сомаре зимовати не похотелъ. И мы, холопи твои, съ Самары пошли октября в 18 день. А октября, государь, в 24 день у нас, холопей твоих, у меня у Алешки, да у Темирка, да у твоих государевых кречетников, и у толмачей, государь, и у подъячего на Волге, против Курдюма острова, не доходя, государь, до Саратова за семь верстъ, погодьемъ суды розбило. И что, государь, послано было отъ тебя государя къ Аббасъ шаху … на судне потонули…А у меня, государь холопа твоего, твои государевы грамоты, что посланы были на Саратов к Григорью Елизарову о указе про кизылбахского посла потонули. Да твоего государева кречета серого убило волною… А октября, государь, в 25 день пришли мы, холопи твои, с кизылбашским послом с Перкулы беком на Соратов, на Соратове, государь, мы, холопи твои, с кизылбахшким послом зазимовали за стужею, а по Волге, государь, лед пошел стеншися. А поставлен, государь, кизылбахшский посол и шаховы дворяне со всеми их людьми в остроге на лутчих дворех».
Нелегко пришлось саратовскому воеводе Григорию Елизарову содержание около 400 дорогих, но нежданных гостей.
По московской росписи послу, дворянам и посольским людям на день полагалось: «58 калачей и хлебов денежных, 8 куров, 6 боранов, 5 гривенок масла, 20 яиц, по четверику круп, соли и луку, и чесноку и свеч на два алтына; полведра уксусу. Питья послу по 8 чарок вина доброво, крушку меду вишневого, крушку меда малинового, 2 крушки меду обарного, полведра меду патошного, ведро меду княжово. Людям посольским 38 человеком по 2 чарки вина человеку, 10 ведер меду белого». А ещё кречеты, соболи, медведь. У местного населения воевода скупал: скот, кур, яйца, калачи, масло коровье, крупы, лук, чеснок, мед. Посылали стрельцов в займища охотиться на лосей.
К весне разбитые суда починили, «а будет которых немочно поделать,— писал государь,— и вы б то место взяли у Григория иные суды». В конце мая 1601 года оба посольства после трудной зимовки в Саратове отправились в Астрахань.
Из приведенной выше переписки мы получили ценную информацию, что суда разбились «…против Курдюма острова, не доходя до Саратова за семь верст».
Историк А.А. Гераклитов в своей работе «Где был основан Саратов в 1590 году?» считал, что «судно» (описка, пострадавших судов было несколько.— Авт.) разбилось у правого берега Волги, против середины Курдюм-острова. И отсчитав 7 современных ему верст (1,08 км.— Авт.), он помещал Саратов в р-не с. Пристанного.
Но измерить расстояние в 7 верст от места крушения судов до Саратова можно иначе. В XIV–ХVII веках в Московском государстве официально применялось две версты: путевая, равная 500 саженей (1,08 км), и межевая (казенная), равная 1 000 саженей (2,16 км). А по словам А.И. Шахматова, на Волге пользовались и 700-саженными верстами. Из-за этого трудно бывает определить, какие же версты указаны в документе.
Переписка с царем велась официальным путем, и расстояние в 7 верст указывалось, вероятно, казенными верстами в 1 000 саженей (2,16 км). И если от Курдюм-острова отложить 7 межевых (казенных) верст, то мы окажемся в районе Глебучева оврага. И в переписке этому есть косвенное подтверждение: суда разбились 24 октября, а до Саратова послы добрались только 25 октября («А октября, государь, в 25 день пришли мы, холопи твои, с кизылбашским послом с Перкулы беком на Соратов»). Послы могли, наверное, добраться до Саратова и на уцелевших судах, но написано «пришли». От Курдюма до Саратова (до Глебоврага) около 17 км, дойти можно не спеша за 6-8 часов.
***
3. А.А. Гераклитов пишет, что в зиму 1613–1614 гг. Саратов сгорел, и около 200 стрельцов с трудом добрались до Самары, «…душой да телом… конные пеши (без коней.— Авт.)». Но вот когда сгорел Саратов, требуется уточнить, потому что в тех же «Памятниках дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией» (Т.2), где говорилось о зимовке двух посольств в Саратове в 1600–1601 гг., есть упоминания о саратовских стрельцах, пришедших в Самару:
С.220: «А люди, государь, самарскiе и саратовскiе стрельцы бедны и наги, ходят в серыхъ зипунахъ, а саратовскiе, государь, стрельцы разорены. А самарскихъ, государь, конныхъ стрельцов только пятьдесятъ человекъ, а саратовскiе, государь, стрельцы конные пеши».
С.229: «А соратовскихъ, государь, конныхъ стрельцовъ семдесятъ семь человекъ, и те, государь, люди розареные, исъ Соратова пришли въ Сомарской душею да теломъ».
С. 241: «Такова память прислана исъ казанского дворца: По окладнымъ книгамъ прошлого 121-го году (1612–1613 г.— Авт.), каковы присланы съ Самары въ нынешнемъ во 122-мъ году: …На Самаре жъ саратовскихъ конныхъ стрельцовъ 75 человекъ да пешихъ 130 человекъ. И обоего саратовскихъ стрельцовъ на Самаре 205 человекъ». Получается, что Саратов сгорел на год раньше — в 1612–1613 гг. События 1614 года, о которых пойдет речь, коснутся и Саратова, и саратовских стрельцов, оказавшихся в Самаре…
Казачий атаман Иван Заруцкий — один из авантюристов Смутного времени — покушался и на шапку Мономаха, чтобы «быть при ней в Московском Кремле». Считается, что он тайно женился на вдове Лжедмитрия Марине Мнишек, от которого она уже родила сына Ивана. На Руси этого младенца «царевича» называли «ворёнком».
Зимой 1613 года Заруцкий овладел Астраханью, казнил воеводу и многих других людей, «не разбирая ни сана, ни пола, ни возраста». Население Астрахани восстало, и Заруцкий, запершись в кремле с тремя сотнями своих сторонников, начал обстреливать Астрахань из пушек.
До Москвы дошли слухи о том, что Заруцкий сговорился с ногайцами начать поход на Самару и далее на Казань. Сборным пунктом для примкнувших к нему казаков было назначено Саратовское городище. Мы считаем, что «Саратовское городище» — это сгоревший Саратов. (Некоторые считают, что «Саратовское городище» — это развалины Увека).
Чтобы пресечь поход Заруцкого, снарядили войско под командованием воевод князя И.Н. Одоевского и окольничего С.В. Головина. И 17 мая 1614 года из Самары срочно был отправлен на легких стругах передовой стрелецкий отряд с приказанием как можно быстрее прибыть в Астрахань, не останавливаясь нигде в пути. Однако стрелецкие головы на четвертый день заехали (вероятно, по просьбе саратовских стрельцов) на Саратовское городище, где занялись поисками «поклажев» (спрятанных в погребах и ямах от пожара вещей). Прибывшие 23 мая 1614 года на то же городище вместе с основным войском воеводы Иван Одоевский и Семен Головин разгневались и в «Памяти стрелецким головам, отправленным из Самары в Астрахань» объявили им выговор за нарушение приказа. И, самое главное, было названо расстояние от Саратовского городища до Саратова. В «Памяти стрелецким головам» читаем: «Лета 7122 Майя в 23 день, по Государеву Цареву и Великого Князя Михаила Федоровича всеа Руси указу, память головам шти (шести) человеком. Писали вы к боярину и воеводам, ко князю Ивану Никитичю Одоевскому, да к окольничему к Семену Васильевичу Головину, да к диаку к Василию Юдину, что вы приехали на Саратовское городище Майя в 21 день; и вы с Самары отпущены под Астарахань Майя в 17 день, а велено вам ехати к Астарахани наспех, днем и ночью, и вы ехали от Самары до Саратовского городища полчетверта дни (четыре дня), а пишите к нам отнимаетесь погодою, и вам было в легких стругах под погодою мочно ехати наспех, погода вас не издержала; и вы то делаете негораздо, государевым делом не радеете, что едете мешкотно, заезжали есте на Саратовское городище и копали ямы и искали поклажеев, а от городища заезжали к Саратову близко десять верст, и прислали колокола; а мы вас послали под Астарахань наспех, а не ям копать и не поклажеев искать и не для колоколов» (Студенцов Н.Н. Указ. соч. С.13,14).
Сторонники основания Саратова на правом берегу на р. Гуселке соглашаются, что он сгорел и превратился в Саратовское пепелище, или городище, а найденные колокола отвезли «…в Саратов близко десять верст». Но это куда? Ведь новый Саратов на р. Саратовке, как уточняет историк Я.Н. Рабинович, будет отстроен только в 1615 году. А куда стрельцы привезли колокола в 1614 году? Автор книги «Старый собор и Старый город» М.П. Беликов дает такой ответ: «Колокола они завезли в некий пункт… который воевода Одоевский назвал в своей «Памяти…» Саратовом. В этом пункте стоял, вероятно, воинский отряд — ведь должны же были какие-то люди… принять от стрельцов колокола» (Беликов М.П. Старый собор и Старый город: История Свято-Троицкого кафедрального собора и города Саратова в свете новых данных. Саратов. 2015. С. 27,28).
Может быть, стоит всё-таки поверить воеводе Одоевскому — участнику тех событий, что передовой отряд завез колокола не в «пункт», а в Саратов?
И тут надо признать очевидным, что до пожара существовало два Саратова: один на правом берегу Волги, другой на левом. Оба Саратова считать крепостями или на левом берегу — крепость, а на правом, как считал известный краевед Ф.Ф. Чекалин,— укрепленный посад, по приведенной здесь информации сказать трудно. Посольства в 1600 году воевода принимал на правом берегу «в остроге». После того как правобережный Саратов сгорел, его стали называть «Саратовским городищем», или «Саратовским пепелищем», а Саратов-крепость на левом берегу продолжал нести свою службу. И про гибель его нигде не говорится. И саратовского воеводы среди пришедших в Самару стрельцов не было…
А то, что Саратов в 1613 г. нигде не упоминается, объясняется просто. После того как атаман Заруцкий со своей шайкой захватил Астрахань, посольские и купеческие караваны сменили волжский маршрут на сухопутный — «из Самары полем степью до Дербени и до иных шаховых городов…» (Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией. Под ред. Н.И. Веселовского. СПб., 1892. С. 218).
А в 1614 г. в существующий левобережный Саратов завезли колокола из сгоревшего правобережного Саратова.
Кстати, стрельцам можно было не спешить: 12 мая Заруцкий с семьей бежал из Астрахани, но вскоре был пойман и казнен.
***
4. В качестве единственных прямых доказательств первоначального основания Саратова на правом берегу Волги сторонники этой версии приводят только карты голландцев Исаака Массы и Гесселя Герритса, где Саратов показан на правом берегу. «Можно ли верить этим картам?» — так и назвал одну из глав своей книги профессор Н.Н. Студенцов (Студенцов Н.Н. Указ. соч. С.20).
В 1612 г. в Амстердаме вышел сборник географа и гравера Г. Герритса «Описание земли самоедов и Татарии», в котором были напечатаны две статьи Исаака Массы с приложением карты, в которой было множество ошибок. Через год была напечатана карта Московии Г. Герритса. И. Масса несколько лет до этого прожил в России по торговым делам, интересовался торговыми путями и картами. По словам Массы, он «почти ничему не учился» и никакими знаниями по картографии не обладал. Сходство карт Герритса и Массы вызвало предположение, что первая является просто перерисовкой второй, а источник у них был один и тот же. В картуше карты Герритса было написано, что она составлена по собственноручному чертежу Федора, сына царя Бориса Годунова. Чертеж Федора Годунова мог попасть в руки Массы в дни бурных событий Смуты, после разгрома палат Годуновых в 1605 году — в то время в Кремль попасть мог кто угодно.
Федор Годунов был умным, образованным юношей, увлекался картографией. Отец привлекал его даже к государственным делам. В апреле 1605 года, после смерти отца, Федор становится царем, но через 7 недель был умерщвлен по приказу Лжедмитрия. Картой Федор мог заниматься до 1603 года, когда ему было всего 12-14 лет.
По мнению академика Б.А. Рыбакова, этот чертеж был, скорее всего, ученической работой подростка с многочисленными ошибками.
В самом кратком изложении и обобщении сделанные Б.А. Рыбаковым выводы (причем почти все они говорят о множестве ошибок в карте Герритса) таковы: чертеж царевича содержит несколько последовательных хронологических напластований, т.е. в нем воссоединены карты Московской Руси, относящиеся к разным временам XV и XVI веков. Самый верхний пласт относится к периоду с 1586 по 1600 годы. Ниже его лежат данные чертежа 1514–1536 годов, а ещё ниже — чертежа 1497 года.
В географическом отношении он не особенно точен, а «чертеж дельты Волги является его наиболее грубой ошибкой... Этот крупномасштабный чертеж неумело прилажен к общему рисунку Волги таким образом, что Ахтуба поднялась на север на целых 300 км против натуры», «поэтому на карте получилась несуразица: Ахтуба при механическом сложении двух чертежей подошла к Саратову». Тот факт, что именно на этом участке чертежа царевич дал полную волю своей фантазии, подтверждается нанесением здесь не существовавшей в действительности засечной черты царя Федора Ивановича от Волги (на полпути от Саратова к Царицыну) к верховьям Дона (Рыбаков Б.А. Русские карты Московии XV – начала XVI века. М., 1974. С.59, 66).
С такими явными ошибками (и особенно на участке Нижнего Поволжья) принимать карту Герритса за серьёзное доказательство основания Саратова на правом берегу Волги нельзя. Карты Г. Герритса и И. Массы — это не аргумент.
В противовес «замечательным картам Г. Герритса и И. Массы» (так назвали их Ф.Ф. Чекалин и А.А. Гераклитов) профессор Н.Н. Студенцов ссылается на приложение к «Очеркам истории СССР», опубликованным в 1955 году. «В этом приложении на трех картах Русского государства самого начала XVII века Саратов показан на левом берегу Волги. Вероятно, нет необходимости говорить о том, что это фундаментальное издание Института истории АН СССР основано на документально проверенных, достоверных данных» (Студенцов Н.Н. Указ. соч. С.42, 43).
***
Пионером в деле изучения истории Саратовского Поволжья был Андрей Филиппович Леопольдов (1800–1875) — чиновник, краевед, писатель, этнограф, журналист. Его перу принадлежит около 250 газетных, журнальных публикаций и книг, посвященных археологии, этнографии, истории Саратова и губернии, реке Волге. Саратовский губернатор и тоже писатель А.П. Степанов разрешил А.Ф. Леопольдову обследовать архивы местных учреждений. И в 1839 году в Петербурге выходит двухтомная монография А.Ф. Леопольдова «Статистическое описание Саратовской губернии».
Впервые Леопольдов предпринимает попытку выяснить некоторые проблемы, связанные с основанием нашего города. По его мнению, он был основан в 1591–1592 гг. на левом берегу Волги в устье реки Саратовки.
В то время там ещё хорошо были видны следы левобережного Саратова: ямы, бугры, груды кирпичей от развалившихся печей, но каменных строений не было. Наличие этого городища воспринималось как наглядное доказательство существования здесь первоначального Саратова.
А название свое, считал Леопольдов, город получил от татарских слов «сары-тау» — «Жёлтая гора».
В 1888 году наш земляк А.А. Годзаво-Голомбиевский (1863–1913), секретарь императорского Русского исторического общества, передал в СУАК (Саратовская ученая архивная комиссия) копии старинных грамот по Саратову, хранившихся в Московском архиве Министерства юстиции. Среди них была грамота царя Алексея Михайловича с указом «Саратов город делать на горах новый». Так было установлено время окончательного переноса Саратова на правый берег — 1674 год.
Саратовский мировой судья и местный историк-краевед Ф.Ф. Чекалин (1841–1893) в 1890 году в Москве выступил с докладом на VIII Археологическом съезде: «Саратов на левом берегу Волги и время перенесения его на правый берег». В распоряжении Ф.Ф. Чекалина уже имелись неизвестные ранее документы из астраханских архивов, в том числе «Памяти стрелецким головам, отправленным из Самары в Астрахань». Эти материалы позволили Чекалину выступить с новой версией — об одновременном существовании двух городов: «Со времени своего основания до 1674 г. самый город Саратов, или точнее Саратовский острог под именем Саратовского городища... находился на левом берегу Волги... Посад же, без сомнения, гораздо более значительный, находился…на правом ее берегу... Только в 1674 г. город соединился с посадом, будучи перенесен на так называемую Крымскую сторону Волги... По всей вероятности, г. Саратов в начале своего существования на левом берегу Волги представлял собой не более, как стоялый острожек... занимаемый гарнизоном лишь в течение летнего времени». Поскольку посад превосходил большей населенностью и своей величиной военный городок на р. Саратовке, то он,— по мнению Ф.Ф. Чекалина,— и был изображен на правом берегу Волги на картах России Исаака Массы и Гесселя Герритса.
В 1913 г. в газете «Саратовский вестник» №43 была опубликована статья местного историка В.П. Юрьева «Саратов первых Романовых», где впервые было высказано предположение, что в XVI веке Саратов был основан на правом берегу Волги.
Версию об основании города на правом берегу поддержал историк Александр Александрович Гераклитов (1867–1930) — профессор отделения мордовского языка и культуры Саратовского университета. Сначала в статье «Где был построен Саратов в 1590 году?» (1914 г.), а затем в большой специальной работе «История Саратовского края XVI–XVIII вв.» он приходит к выводу, что первый Саратов был основан на правом берегу Волги в районе современного села Пристанное. Позднее эта версия была дополнена и развита В.А. Осиповым в книге «Очерки по истории Саратовского края, конец XVI и XVII вв.», уточняющим, что место основания Саратова — «ниже современного с. Пристанного, точнее, на р. Гуселке». Этой версии придерживаются большинство саратовских историков и краеведов (Осипов В.А., Максимов Е.К., Худяков Д.С., Семенов В.Н., Браташова С.А. (в 2011 г.), Беликов М.П. и примкнувший к ним археолог Дремов И.И., считавший ранее, что Саратов был основан на Шумейском городище). И сейчас эта версия считается почти официальной.
В 1988 году вышла небольшая по объему книжка доктора педагогических наук, профессора Николая Николаевича Студенцова (1900–1990) «Две загадки Саратова». Это одна из наиболее интересных работ саратовского краеведения.
В ней в научно-популярной форме Н.Н. Студенцов обобщает результаты исследований предшествующих авторов и предлагает свою версию решения двух основных проблем (места основания и происхождения имени Саратова).
Основной заочный спор он ведет с А.А. Гераклитовым. Вторая глава его книги так и называется «Прав ли А.А. Гераклитов в трактовке документов?».
«Особенно важными для своей аргументации А.А. Гераклитов считал три документа,— пишет Студенцов.— Прежде всего, это сохранившиеся архивные материалы, относящиеся к возвращению по Волге на родину персидского посольства под охраной стрельцов и в сопровождении русского посольства… Суда посольского каравана потерпели крушение «… не дошед до Саратова за семь верст». Н.Н. Студенцов считал, что мерить современными верстами, как это делает Гераклитов, нельзя.
Далее Н.Н. Студенцов называет второй документ, на который опирался автор «Истории Саратовского края...». Это неоднократно переписанная за 150 лет копия владельной записи на пожню от Саратовского воеводы Г.С. Исупова конному стрельцу Климке Гордееву от 27 июля 7189 г. (1681 год — в современном исчислении). «В первой половине XIX века местный помещик В.Г. Попов обратился в министерство юстиции с заявлением об отмежевании ему сенокосного угодья — пожни на Чардымском и Курдюмском займищах, приложив в числе прочих документов, подтверждавших его права на эту землю, и копию старой «записи»… Во владельной записи написано, что пожня находилась «выше старого города Саратова у брода». Вот это упоминание о «старом городе Саратове» и дало А.А. Гераклитову основание предположить, что если в данном документе речь идет о правобережной пожне со ссылкой на её расположение выше старого Саратова, то и сам Саратов должен находиться на правом берегу, т.е. основанный в 1590 году. Но владельную на пожни в Курдюмском займище Климка Гордеев получил в 1681 году, когда Саратов уже семь лет стоял на правом берегу Волги. И его называли «новым Саратовом», а Саратов, который был на р. Саратовке, откуда он был окончательно перенесен на правый берег, стали называть «старым Саратовом». Как же по-другому?
«Еще более сомнительны доводы А.А. Гераклитова, а с ним и В.А. Осипова, основанные на третьем документе — «Памяти стрелецким головам», текстом которой они пользовались…». А.А. Гераклитов полагал, что после сгоревшего в 1613–1614 г. на Гуселке Саратова к весне 1614 года уже был построен новый на р. Саратовке. Студенцов был категоричен: «…можно ли за такое короткое время второй половины зимы и ранней весны с ледоходом на Волге и последующим разливом реки возвести на её низком левом берегу город? Ведь вести фортификационное строительство в это время невозможно».
На автора, пишущего этот очерк, а тогда начинающего краеведа, вышедшая в 1988 году книжечка Н.Н. Студенцова произвела ошеломляющее впечатление: использованием исторических документов, основанных на «точно установленных наукой фактах»; убедительным анализом других версий и признанием «Книги Большому Чертежу» основным и самым авторитетным источником. В книге Н.Н. Студенцова были даны ответы, казалось бы, на все загадки Саратова.
Но мне хотелось уточнить только один вопрос, и я договорился с Николаем Николаевичем о встрече. Меня провели в комнату, где он сидел в старом деревянном кресле с подлокотниками, ходить ему уже было трудно, время от времени он смешно постукивал ногами в теплых ботинках по полу. Но мы сумели поговорить. Я напомнил ему цитату из его книги: «Фраза: река Увеша, которая «пала в Волгу против… Саратова»,— не может иметь никакого иного толкования, как только в самом прямом смысле» (Студенцов Н.Н. Две загадки Саратова. Саратов. 1988. С.41).
Но реально «против» не получается, поскольку Николай Николаевич имел в виду Саратов на р. Саратовке, а это около 15 км от места, которое действительно через Волгу напротив Увека. Н.Н. Студенцов поясняет в книге: «…не надо забывать, что Книга Большому Чертежу «списывалась» непосредственно с Чертежа, масштаб которого, напомним, был 75 верст в одном вершке, т.е. 18,5 км в 1 см. При таком масштабе получалось, что составитель видел перед собой Увековку и Саратов на одном «срезе». Следовательно, он вполне правомерно употребил здесь предлог «против» (Там же. С.41).
Я сказал Николаю Николаевичу: «А может быть, и надо понимать буквально — «напротив», как мы сейчас это видим? Тогда место Саратова оказывается в районе Анисовки». «Возможно, возможно»,— ответил он.
(продолжение следует)
Борис Донецкий - архитектор, краевед, писатель. Автор книг «Архитекторы Саратова» (совместно с Е.К. Максимовым) и «По саратовским следам «Золотого телёнка»; статей по вопросам архитектуры и охраны памятников истории и культуры.
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
