27 августа не стало Константина Ионова - личности знаковой не только для Саратова, но и всей области. Крупный советский "коммерсант", последний начальник областного управления торговли, зам мэра города и первый заместитель председателя Общественной палаты, руководитель регионального политсовета партии "Наш дом - Россия", лидер городского политсовета партии "Единство"...
Пять лет назад в журнале "Общественное мнение" беседа Александра Крутова с Ионовым вышла под точным названием "Две эпохи Константина Ионова" . Мы решили напомнить об этих эпохах еще раз.
Две эпохи Константина Ионова
Константин Константинович Ионов – для Саратова человек уникальный, своеобразная «ходячая энциклопедия» местной торговли и политики. В конце 50-х годов прошлого века восемнадцатилетним юношей он начинал свою карьеру в торговле с должности рабочего, а затем – продавца отдела радиотоваров Центрального универмага. А уже через пять лет, в 23 года, он стал директором саратовского «Спорткультторга».
С 1967 года Константин Ионов работал на ответственных должностях в областном управлении торговли, а с 1980 по 1992 годы являлся начальником этого управления. Долгое время состоял в КПСС – номенклатурная должность к тому обязывала.
В начале 90-х годов, после упразднения областного управления торговли, никто и предположить не мог, что этот матерый советский коммерсант в новых условиях начнет делать успешную карьеру политического и общественного деятеля. И тем не менее, это произошло. Руководитель регионального политсовета партии «Наш дом – Россия», первый заместитель председателя общественной палаты Саратовской области, заместитель мэра Саратова, председатель Саратовского городского политического совета партии «Единство» – таков лишь краткий перечень должностей Константина Константиновича Ионова в неспокойные 90-е годы.
Можно сказать, что этому человеку посчастливилось прожить две жизни, или пережить две эпохи. Сначала советскую. Которая сделала Константина Ионова руководителем торговли такого крупного региона, каковым являлась Саратовская область. И первого десятилетия постсоветского периода, предоставившего нашему герою возможность быть на гребне всех политических событий, через которые довелось пройти нашей стране и области.
Своими воспоминаниями о пережитом Константин Ионов поделился с обозревателем «Общественного мнения» Александром Крутовым.
– Константин Константинович, для начала не могли бы вы рассказать о ваших корнях. Еще когда вы работали заместителем мэра, на эту тему ходило очень много слухов. Одни говорили, что вы потомок древнего дворянского рода. Другие рассказывали, что вы чистокровный еврей, но ваши родители погибли в годы репрессий. И, чтобы вас спасти, приемные родители дали вам свою фамилию.
– Большинство этих слухов не имеют никакого отношения к действительности. Я чистокровный русский, к евреям не имею никакого отношения. Родителей я действительно лишился рано, когда мне было всего четыре годика. В 1943 году погиб на войне мой отец, и в этом же году умерла мама. Меня забрала и вырастила бабушка по линии матери, ее фамилия Груданова. Дед в это время тоже был на фронте, но ему повезло уцелеть и вернуться. Вот они меня и воспитывали.
Что же касается дворянских корней, то они действительно имеют место быть. Моей прапрабабкой по материнской линии была княгиня Софья Гагарина. Она владела хуторами, которые находились на территории современного Воскресенского района. После школы учился в железнодорожном училище, но путейцем так и не стал. Судьба распорядилась иначе.
– А как случилось, что вы практически с 18 лет работаете в торговле?
– Ко времени совершеннолетия дедушка с бабушкой стали пенсионерами, и в материальном плане семья жила непросто. Мне нужно было идти работать, чтобы зарабатывать себе на кусок хлеба. В моем профессиональном выборе решающую роль сыграл мой двоюродный дед – родной брат моей бабушки. Он работал в Центральном универмаге Саратова, который в конце 50-х годов являлся филиалом «Главунивермага» (московского ГУМа). В 1957 году на проспекте Кирова (под гостиницей «Волга») открывался первый в Саратове специализированный магазин телевизоров. Этот магазин считался филиалом Центрального универмага, и для работы в нем набирали молодых парней. В этом магазине я и начал свой путь в торговле. В конце 50-х годов телевизоры в советских семьях были роскошью. До сих пор горжусь тем, что именно я продал первый в Саратове телевизор «КВН». Это была одна из самых первых миниатюрных моделей советских телевизоров. Работая в магазине, одновременно я учился заочно в техникуме советской торговли. В 1962 году я его успешно закончил, получил диплом товароведа. И вскоре меня назначили директором саратовского «Спорткультторга». А было мне в ту пору всего 23 года.
– Сегодня политическая практика регионального отделения «Единой России» также имеет немало примеров выдвижения молодежи в депутатский корпус или на ответственные посты. Однако зачастую все это приводит к самым курьезным последствиям. Вспомнить хотя бы недавние скандалы с инспекцией по труду молодого «единоросса» Нестерова, сначала избранного в городскую думу, а затем назначенного на должность директора МУП «Банно-прачечное хозяйство». С советских времен в Саратове существовала практика назначать на эту должность Героев Советского Союза или Героев России. Например, в 70-е годы саратовскими банями долгое время руководил Герой Советского Союза Григорий Константинович Морозов, имевший за плечами всего лишь начальное образование. Однако он был членом КПСС и, помимо медали «Золотая Звезда», был награжден еще и орденами Славы 2-й и 3-й степени. До Нестерова директором банного МУПа работал Герой России Александр Янклович, депутат Саратовской городской думы двух созывов. А за какие подвиги на эту должность попал Нестеров? Уж не за то ли, что организовал своих единомышленников измазать краской поросенка, а затем на февральском морозе водить животное на веревке по снегу на глазах у усть-курдюмских школьников? Или взять другую кадровую «находку» саратовских «единороссов» – ныне депутата областной думы Наталью Линдигрин. Та вообще дошла до того, что в открытом письме призывала губернатора к использованию цензуры. Неужели в советское время в молодежной политике КПСС присутствовало что-либо подобное?
– Я вам расскажу о себе, своей карьере, а вы уже сами делайте выводы об основных различиях в молодежной политике КПСС и «Единой России». В советское время действительно расставляли на руководящие посты членов партии. Но случались и исключения. В 23 года я еще не был членом партии, но зато возглавлял комсомольскую организацию «Спорткультторга». У нас был практически комсомольско-молодежный коллектив. И поэтому когда я успешно закончил техникум, мне доверили возглавить «Спорткультторг». Но до этого я пять лет отработал в магазине телевизоров. Превосходно знал все аспекты его деятельности и всех членов коллектива. А еще через несколько лет, когда я неплохо проявил себя на руководящей должности и при этом еще и успешно учился в заочном институте советской торговли, меня назначили директором Саратовского горспорткультторга. В него входило 19 магазинов в различных местах Саратова. А в 1967 году, когда я успешно окончил институт и получил диплом, меня перевели в областное управление торговли и назначили начальником торгового отдела. Мне было в ту пору 27 лет. А в 28 лет я уже стал заместителем начальника областного управления торговли. Но за каждой новой ступенькой карьеры неизменно стояли накопленный опыт, определенные производственные достижения на прежней должности. Ну и, конечно, соответствующий уровень образования по специальности.
– В массовом сознании словосочетание «советская торговля» традиционно ассоциируется с дефицитом. Особенно зримо это явление проявилось в конце 80-х годов, когда почти повсеместно в различных регионах СССР появились «талоны» на многие товары массового спроса. А как обстояло дело с дефицитом в относительно благополучные 60-е и 70-е годы?
– Дефицит был всегда и практически на все виды товаров. Для примера могу сказать, что в конце 50-х – начале 60-х годов прошлого века в Саратове очередь на телевизоры составляла около двух или трех тысяч желающих. И это при том что стоимость телевизора примерно соответствовала размеру средней месячной зарплаты. На дефицитные товары люди стояли в очереди ночами, сами записывали новых очередников и контролировали прохождение очереди. Естественно, торговля не сильно могла повлиять на потребительский спрос. Тем не менее, работая на ответственных должностях, я всегда старался найти способ, чтобы снизить неудобства покупателей, связанные с дефицитом. Скажем, когда я возглавлял управление «Спорткультторга», много сил потратил, чтобы подведомственные мне магазины обрели свою специализацию.
Скажем, на углу улиц Московской (в то время проспекта Ленина) и Радищева был открыт специализированный магазин «Фото». На проспекте Кирова были открыты специализированные магазины: «Спортинвентарь», грампластинок, «Часы» и «Музыка». В последнем можно было приобрести не только ноты, но и музыкальные инструменты. Хотелось бы напомнить, что в 60-е годы было очень популярно пианино марки «Саратов». Чтобы его приобрести, люди так же, как и за телевизорами, стояли ночами и записывались в очередь. Для авто- и мотолюбителей на улице Вольской распахнул свои двери специализированный магазин автомобильных и мотоциклетных запчастей. А для детей я открыл два специализированных магазина игрушек. Один располагался на проспекте Кирова, в том самом месте, где ныне находится кафе «Буратино», а второй находился в здании нынешнего коммерческого банка «Нарат». Специализацию магазинов «Спорткультторга» я проводил исключительно по собственной инициативе, без всяких указаний или разрешений сверху. Тем самым мы старались облегчить покупателю поиск нужного ему товара. То есть если необходимого товара не было в специализированном магазине, то это значило, что его вообще нет нигде в Саратове. Поэтому люди могли успокоиться и заниматься своими насущными делами, а не гоняться за дефицитом по всему городу.
Позже, когда я уже работал в областном управлении торговли, я стремился продолжить курс на специализацию торговли. Но только делалось это более масштабно. Скажем, в 70-е годы, когда были построены новые многоэтажные дома на проспекте Ленина (неподалеку от улицы Рахова), было решено в двухэтажном цоколе этой новостройки открыть три специализированных универмага. Первый должен был торговать всеми товарами для мужчин (его назвали «Руслан»), второй – товарами для женщин (соответственно – «Людмила»). И, наконец, в третьем помещении планировалось открыть универмаг «Дом тканей». Планы в отношении «Руслана» и «Людмилы» были успешно реализованы. А вот «Дом тканей» открыть не удалось. «Оборонщики» перехватили инициативу и настояли, чтобы в этом помещении открылся специализированный магазин «Зенит».
Если уж мы заговорили о дефиците и влиянии этого явления на саратовскую торговлю, то могу вам сообщить один малоизвестный факт. Хорошо известный саратовцам универмаг «Детский мир», который открылся в 1982 или 1983 году, своим появлением обязан именно дефициту. Само это здание строилось как первый в Саратове грандиозный продовольственный супермаркет. Ведь в то время много говорили о партийной «продовольственной программе» и грядущем изобилии продуктов питания. Однако когда торговые помещения были построены, никакого продовольственного благоденствия так и не наступило. И, чтобы не раздражать народ, решили вместо продовольственного супермаркета открывать «Детский мир». А продовольственный супермаркет мы все же открыли на Предмостовой площади, но он был гораздо более скромных размеров. Все заготовленное для «Детского мира» торговое оборудование для продовольственных товаров мы передали в него.
– Хотелось бы услышать ваше профессиональное мнение о продовольственной ситуации в Саратове в начале 80-х годов. Поясню свой вопрос личным примером. В 1982 году я с красным дипломом окончил Саратовский политехнический институт и был направлен на работу в Сибирское отделение Академии наук СССР. В Саратове в то время народ уже лет 10-15 ездил в Москву за колбасой. В народе даже ходили анекдоты на этот счет, однако практически свободно можно было купить кур. Народ благодарил за это Гусева, который сумел растрясти «оборонщиков» и под видом подсобных хозяйств выстроить вокруг города кольцо птицефабрик. Уже начинались перебои со сливочным маслом, но зато в Саратове на прилавках появилось так называемое «бутербродное». Все лето и осень продавались помидоры по 14 копеек за кило. И вот я приезжаю в Иркутск (было начало ноября 1982 года, оставалось несколько дней до смерти Брежнева), сдаю паспорт на прописку в общежитии. А через несколько дней паспорт мне возвращают, и я замечаю вложенные в него какие-то зеленые листочки. На мой недоуменный вопрос, что это за листки, паспортистка мне объяснила, что в Иркутске с конца 70-х годов (!) введены талоны. В то время было два вида талонов: на мясопродукты и сливочное масло. По одному талону на месяц на человека полагалось 300 граммов сливочного масла (полторы пачки) и 1 кг мясных продуктов. Но чистого мяса в продаже практически никогда не было. Вместо этого я покупал либо 2 кг пельменей, либо 700-800 г вареной колбасы.
Когда я ехал в Сибирь, я был уверен, что партия и правительство достойно заботятся о людях, которые в сложных климатических условиях помогают стране решать важные народно-хозяйственные задачи, двигают вперед экономику и науку. А оказалось, что партия и правительство практически легально морят сибиряков голодом. По крайней мере, так это выглядело после того, что мы имели в Саратове. Тогда я впервые испытал глубочайший шок и разочарование в существующей политической системе.
– Могу вам сказать, что в Саратове тоже был серьезный дефицит аналогичных продуктов, однако мы предпринимали определенные меры для того, чтобы населению этот дефицит был не так заметен. Поэтому сильного недовольства в народе не возникало. Приведу примеры.
Скажем, в Саратове с середины 70-х годов стал ощущаться острый дефицит молока. Причина, и это нам было ясно уже тогда, состояла в предельно низких ценах, делавших этот продукт наиболее популярным среди беднейших слоев населения. Поднять цену на молоко мы не могли – она строго регулировалась государством. Поэтому стали искать иные способы понизить потребительский спрос. Я заметил, что Саратов является студенческим городом, и очень много молока выпивают студенты. При этом студенты пили молоко преимущественно в бумажных пакетах. Это было очень удобно: выпил, выбросил пакет и иди себе на занятия. Поэтому мы предприняли меры, чтобы свести до минимума производство молока в пакетах и перевести его на стеклянную тару. В то время залоговая цена молочной бутылки, в зависимости от объема, составляла от 15 до 20 копеек. Для студентов это были существенные деньги. Но главное, с бутылками надо было возиться: мыть их, собирать, нести сдавать в магазин. Многим студентам подобные хлопоты были не по душе. И они отказывались от молока. Но через некоторое время стала ощущаться нехватка молока в бутылках. Снова пришлось изобретать способы, чтобы снизить доступность молока для другой категории населения. Для нас было очевидно, что молоко в бутылках в основном приобретают домохозяйки. Им это было удобно – поставил бутылку в авоську и неси домой. Поэтому мы решили снизить продажу молока в бутылках и перейти на торговлю молоком в розлив. Для этого даже специально заказали объемные фляги. Идущая в магазин за молоком домохозяйка должна была брать с собой двух- или трехлитровую банку. Это было не совсем удобно и еще немного помогло снизить потребление молока. Таким образом, продукт не исчез из продажи, но потребление его было снижено.
Аналогичным образом поступали и со сливочным маслом. Когда стали замечать, что масла катастрофически не хватает, вместо сливочного наладили производство бутербродного. Жирность его была меньше, поэтому дефицит был незаметен. Когда не стало хватать и бутербродного масла, то наладили производство «шоколадного». Оно было сладким, поэтому его употребляли очень мало. Но зато народ видел, что хоть какое-то масло в продаже все-таки есть.
Что касается кур, о которых вы упомянули, то они действительно помогли снизить дефицит мяса в Саратове. Этих кур я называл «спортивными», потому что они не вполне соответствовали стандарту – имели слишком длинные шеи и ноги. К счастью, у нас в Саратове не было налажено производство упаковки для курятины. Поэтому с птицефабрик куры поступали прямо в торговую сеть и не подлежали вывозу в другие регионы. Но зачастую проблема с упаковкой или стеклотарой могла спровоцировать серьезные перебои в торговле. Скажем, однажды в Саратове исчез из продажи майонез. Это было удивительно, поскольку никаких катаклизмов с местным жиркомбинатом не случалось. Стали разбираться и выяснили, что на жиркомбинате просто не хватает 250-граммовых баночек, в которых в то время продавался майонез. Но было известно, что очень много майонеза прямо с комбината поступает в сеть общественного питания. Причем в точно таких же баночках, как и в розничную торговлю. Мы срочно подняли вопрос перед руководством области, чтобы в общепит майонез либо вообще не давать (у них были превосходные возможности изготавливать майонез самим), либо давать в больших флягах. В итоге проблема с майонезом была решена.
– В народе бытует мнение, что тотальный дефицит, который возник в конце 80-х годов на многие товары массового потребления, и соответственно переход на талонную систему были следствием жесткой антиалкогольной кампании. Якобы исчезновение из легальной продажи водки и дешевых «плодово-выгодных» вин спровоцировало резкий всплеск самогоноварения. И, как следствие, резон – потребление сахара. А затем уже процесс принял обвальный характер, и пришлось повсеместно вводить талоны на очень многие виды товаров массового потребления. А что вы думаете по этому поводу?
– Коль уж у нас зашел разговор о винно-водочных изделиях, могу вам рассказать, почему в Саратове появились талоны на водку, которые было непросто «отоварить». Если помните, по ним давали две бутылки на месяц. Дело в том, что когда в конце 80-х годов решили постепенно вернуться к прежней, более или менее свободной торговле спиртным, то оказалось, что сделать это не так-то просто. В городе просто не было необходимого количества водочной стеклотары, способной обеспечить существующий спрос. Исходя из того, что мы имели, можно было обеспечить только по две бутылки на взрослого жителя. Из этой нормы и были введены талоны. При этом во многих магазинах были открыты специальные приемные пункты стеклопосуды. Но и они не решили проблемы. Стали думать, что мы можем сделать на месте, чтобы по возможности ликвидировать дефицит. Я предложил разливать водку в евробутылки. У нас на складах скопилось большое количество «чебурашек», где-то около 18 миллионов бутылок. Чтобы перейти на евробутылки, требовалось лишь небольшое усовершенствование технологии на ликеро-водочном заводе. И проблема дефицита водки в Саратове была бы решена. Однако против этого стал решительно возражать тогдашний директор ликеро-водочного завода Кирьянов. При этом выдвигал какой-то смехотворный аргумент, типа того, что при розливе в евробутылки невозможно обеспечить необходимый стандарт. Поэтому постоянно будет иметь место недолив нескольких граммов. А это, как считал Кирьянов, приведет к заведомому обману потребителей.
Не сумев договориться с Кирьяновым, руководство предложило мне подумать над другими способами снижения водочного дефицита. Вскоре я пришел в облисполком и заявил, что знаю способ, который без дополнительных капиталовложений поможет вдвое снизить водочный дефицит. Я предложил разливать в бутылки не водку, а чистый питьевой спирт. Естественно, если бы мы начали продавать в бутылках не водку, а спирт, то это хотя бы частично помогло снять остроту проблемы. Предложенный мной выход нашел поддержку у руководства, но опять «палки в колеса» стал вставлять Кирьянов. Он решительно выступил против питьевого спирта на том основании, что это противоречит существующим на его заводе правилам пожарной безопасности. Тогда мною были предприняты меры, чтобы договориться и решить эту проблему с пожарными. Пожарная инспекция шла нам навстречу и готова была даже обеспечить постоянное присутствие на заводе своих инспекторов, чтобы они лично неустанно могли наблюдать за соблюдением противопожарных мер на каждом из производств. Однако против этого опять стал решительно возражать Кирьянов. Поэтому, когда меня в очередной раз вызвали к начальству и спросили, что еще я могу предложить для снижения водочного дефицита, я в качестве первоочередной меры предложил уволить Кирьянова.
– Водочный дефицит конца 80-х годов – это то, что в начале 90-х в конечном счете обернулось небывалым всплеском организованной преступности. Поэтому, вполне возможно, ваши попытки снизить этот дефицит наталкивались на определенное противодействие. Ведь со времен жестких антиалкогольных мер, которые были предприняты по инициативе Горбачева, во многих крупных городах возникла параллельная государственной торговле бутлегерская сеть. Ведь не случайно, что и Чикунов, и Наволокины, и много кто еще из «авторитетных» людей начинали свою карьеру в качестве приемщиков стеклотары или продавцов в винно-водочных магазинах. В связи с этим у вас не возникало ощущения, что своими настойчивыми усилиями по снижению алкогольного дефицита вы рискуете навлечь на себя и своих близких серьезные неприятности? Возможно, в ваш адрес раздавались угрозы или что-то подобное?
– Как таковых угроз я не припомню, хотя попытки дискредитировать меня в печати как руководителя уже тогда имели место. К примеру, 26 июля 1991 года в газете «Саратов», которая в ту пору была органом Саратовского городского совета народных депутатов, была опубликована статья С. Гавердовского (псевдоним Сергея Почечуева) под названием «5 секунд – полет нормальный». В этой статье я был представлен как какой-то не вполне адекватный в психическом плане человек. В частности, рассказывалось о том, что я обзавелся какими-то крутыми японскими часами. И что во время рабочих совещаний со своими подчиненными я якобы имею обыкновение снимать их с руки и швырять в кого-то. При этом часы оказываются настолько прочными и идеально противоударными, что такое экстравагантное поведение их владельца никак не отражается на работе часов. В общем, ерунда полнейшая, но мне пришлось тратить усилия еще и на опровержение. Причем, к чести редакции газеты, она согласилась с моими доводами и в августе добровольно поместила опровержение и извинения. Тем не менее, я этим не удовлетворился и обратился с иском о защите чести и достоинства в Волжский районный суд. Возможно, я был первым в Саратове человеком, который лично стал защищать в суде свои честь и достоинство. В результате 4 октября 1991 года судья Волжского районного суда В. Пеньзев частично удовлетворил мои исковые требования и постановил взыскать с газеты «Саратов» в качестве компенсации морального вреда 700 рублей. В то время это были приличные деньги.
– Константин Константинович, вы были самым последним начальником Саратовского областного управления торговли. Не могли бы вы рассказать об основных функциях этого органа.
– В плановой экономике Советского Союза все снабжение осуществлялось на основе соответствующих фондов. Фонды, то есть перечень основных видов и групп товаров, союзное министерство спускало в союзные республики, а они соответственно – в регионы. Поэтому в каждой области, крае или республике существовали свои управления торговли или республиканские министерства, которые занимались координацией этой деятельности. То есть управления торговли на местах исходя из потребностей населения подавали заявки на фонды в министерство торговли. В свою очередь министерство эти наши заявки увязывало с возможностями промышленности, после чего сообщало нам контрольные цифры по фондам на основные виды товаров. В нашем подчинении находилось 9 оптовых баз, специализирующихся на различных видах товаров. Получив из министерства фонды, мы расписывали их по базам. После этого сотрудники баз получали право заключать договоры с предприятиями-поставщиками. Когда товар поступал на базы, мы распределяли его в торговую сеть.
В нашу задачу входило обеспечение товарами магазинов в 12 городах областного подчинения, которые находились на территории Саратовской области. Торговлю на селе осуществлял Облпотребсоюз, это было его прерогативой.
Подчеркну, что данный механизм распространялся только на крупные товары. Закупка всякой мелочевки, типа ручек, замков, чашек, ложек и т.п., осуществлялась через механизм оптовых ярмарок. Самые крупные оптовые ярмарки проводились в Москве. В советское время почти каждое предприятие, вне зависимости от ведомственной принадлежности, производило какие-либо товары народного потребления. Образцы этих товаров представлялись на ярмарках, куда приезжали представители торговых баз, Торгов, ОРСов, УРСов и заключали договоры. Уже на месте базы предлагали товар магазинам. У нас в управлении существовал свой ярмарочный комитет. Работал даже свой внутриведомственный арбитраж, который разбирал и улаживал возникающие противоречия и конфликты. Иногда случалось, что базы навязывали магазинам какой-либо товар, который не пользовался спросом. Но иногда происходило наоборот – магазины жаловались на базы за то, что те недодают им какой-то пользующийся спросом товар. Все эти конфликты и противоречия мы старались оперативно разрешить. В общем, даже в советской плановой экономике институт оптовых ярмарок был слабым, зачаточным ростком рыночных отношений.
– Каким образом областное управление торговли прекратило свое существование?
– Наше областное управление торговли было упразднено по указу президента Ельцина в начале 1992 года. В общем-то, этот указ касался не только Саратовского областного управления, но и вообще всех аналогичных управлений во всех субъектах Российской Федерации. Если вы помните, в начале 1992 года Ельцин отменил всякое государственное регулирование цен и одновременно разрешил всем желающим в любой форме заниматься торговлей. А вскоре Ельцин прилетел в Саратов с явным намерением увидеть своими собственными глазами благотворные последствия тех управленческих решений, которые историки позже назовут «шоковой терапией». Из Москвы Ельцин прилетел на самолете в Энгельс, где посетил один из продовольственных магазинов. Здесь он увидел запредельные цифры на ценниках, обескураженные и обозленные лица покупателей. И только тогда он задался вопросами: а что же, собственно, происходит и кто виноват? Один из моих недоброжелателей, тогдашний руководитель городского комитета по приватизации, постарался внушить президенту, что во всем виноват руководитель областного управления торговли, который саботирует проведение рыночных реформ. Позже этот господин, причастный к сомнительной приватизации «Торгового центра», слинял в Америку. Я попытался было что-то возражать, но меня остановил министр торговли РФ. Характерным жестом он показал, что президент не вполне трезв, и в таком состоянии ему лучше не перечить.
Между тем Ельцин вошел в раж и стал грозиться прислать в Саратов специальную комиссию из МВД, Министерства торговли и Генеральной прокуратуры, которая бы проверила работу областного управления торговли и выявила бы саботажников. И, действительно, через какое-то время такая комиссия в Саратов прибыла. Я в то время немного прихварывал и находился на больничном. Неожиданно мне позвонили из прокуратуры и попросили о встрече. Звонивший представился прокурором по особым поручениям из Генеральной прокуратуры, который приехал проверять мою работу по претворению в жизнь рыночных реформ. Я сообщил, что болею, но готов дать указание о предоставлении для проверки всех необходимых документов. В результате комиссия сделала вывод, что я не только не препятствую рыночным реформам, но серьезно им способствую. В частности, я уже в 1991 году перевел на аренду большинство подведомственных областному управлению торговли ТОРГов (за исключением Горхлеботорга). А это давало возможность коллективам магазинов выкупать их помещения по остаточной стоимости. То есть осуществлять самый демократичный тип приватизации. А вскоре вышел указ Ельцина об упразднении управлений торговли.
– Выходит, вы с конца 80-х годов прошлого века занимались реформированием советской торговли, готовили ваших коллег к работе в рыночных условиях. А в результате оказалось, что вы сами «рубили сук, на котором сидели» – областное управление торговли было упразднено, и вы стали безработным.
– Здесь вы немного утрируете. Безработным я не стал, поскольку сам тоже готовился работать в новых условиях. Я зарегистрировал торговую «Ассоциацию «Гермес», основной функцией которой предполагалось оказание консультационно-посреднических услуг торговым предприятиям. Ведь даже при условии отмены всякого фондирования наши магазины зачастую не имели ни малейшего представления о том, как найти и связаться с поставщиками нужных для потребителя товаров, как правильно заключить с ними договоры и организовать доставку товара в кратчайшие сроки и по минимальным ценам. У нас к тому времени уже был наработан неплохой опыт, поэтому мы могли оказывать консультационно-посреднические услуги магазинам по всем этим вопросам. Фактически эта деятельность во многом напоминала работу в областном управлении торговли. Только «Ассоциация «Гермес» была исключительно частным коммерческим предприятием. Для начала мы взяли кредит в банке, выкупили помещение и стали работать. В общем, «Ассоциация «Гермес» благополучно просуществовала до настоящего времени. Правда, теперь, после ряда перерегистраций, она называется ООО «Гермес-3». И возглавляет его моя жена.
– А как случилось, что вы, бывший член КПСС, формально не занимавший никаких административных постов, вдруг в одночасье оказались во главе областной организации политического движения «Наш дом – Россия». Ведь очевидно же было, что это движение связано с Кремлем и правительством. А ведь в то время вы были человеком, не завязанным, как сегодня принято говорить, в административной вертикали. Как можно объяснить такой парадокс?
– А никакого парадокса в этом нет. Просто в 90-е годы существовал закон, либо подзаконный акт, согласно которому, чиновникам, состоящим на государственной службе, не рекомендовалось заниматься партийной деятельностью. Поэтому, когда встал вопрос о создании в нашей области организации «Нашего дома…», некоторые из глав районных администраций (насколько помню, из Маркса и из Кировского района Саратова), знавшие меня по прежней работе, предложили мою кандидатуру. Об этом я даже не знал. Узнал тогда, когда меня пригласил к себе бывший глава областной администрации Юрий Белых и предложил возглавить областной политсовет «НДР». Я не отказался. В результате мы провели конференцию, на которой были избраны региональные политсовет и исполком «НДР». В результате членами политсовета стали сам Юрий Белых, ректор медицинского института Вячеслав Киричук, руководитель комитета по печати и СМИ областной администрации Евгений Саблин, Александр Парадиз, Вешнев. А председателем исполкома был избран бывший комсомольский работник Сергей Романович Казаков – очень толковый и порядочный человек. Впоследствии, когда я работал в администрации Саратова руководителем комитета по потребительскому рынку, он стал моим заместителем. В эти годы я близко познакомился с нашим первым губернатором – Юрием Васильевичем Белых. Я должен сказать, что это был во всех отношениях очень порядочный человек и грамотный руководитель. У него была очень небольшая по численности администрация, которая успешно справлялась со многими проблемами того непростого времени. Такой практики, как при Аяцкове, когда объявили о создании областного правительства, наплодили различных министерств и ведомств и набрали в эти министерства зачастую непрофессионалов, при Белыхе не было. Виктор Степанович Черномырдин очень уважал Юрия Васильевича. Было обидно, когда его в одночасье указом президента сняли с работы без объяснения причин.
– Но ведь Белых, как вы только что сказали, был членом регионального политсовета «НДР», то есть весьма близкой к Кремлю «партии власти». А мнение партии, когда снимали Юрия Васильевича, кто-нибудь спрашивал? Интересно было бы узнать, кто инициировал отставку Белыха? И предпринималось ли в тот момент что-либо, чтобы как-то поддержать Юрия Васильевича?
– То, что «Наш дом – Россия» была весьма близка к Кремлю – это серьезное заблуждение. Когда партия стала раскручиваться и набирать политические очки, в Кремле стали очень ревниво относиться к этим успехам. В частных беседах Виктор Степанович Черномырдин мне признавался, что в Кремле был очень стойкий взгляд на «НДР» как на инструмент претензий Черномырдина на президентское кресло. Поэтому влияние «НДР» и самого Виктора Степановича на президента Ельцина не стоит переоценивать.
Кто инициировал отставку Белыха, я не знаю. На второй день после того, как был обнародован Указ президента, я встретился с Юрием Васильевичем и предложил ряд мер, чтобы попытаться «отыграть ситуацию назад». В частности, я предложил собрать политсовет и на нем вынести решение в поддержку Белыха и с просьбой пересмотреть решение об его отставке. Помню, я даже был готов поехать к Черномырдину и убедить Виктора Степановича вмешаться в ситуацию. Однако Юрий Васильевич отверг все мои предложения о помощи и попросил ничего не предпринимать.
– Какова лично ваша роль и роль «НДР» в назначении на пост губернатора Дмитрия Аяцкова?
– Если вы помните, Белых был отправлен в отставку Указом президента в середине февраля 1996 года, а Аяцкова назначили исполняющим обязанности главы администрации Саратовской области только 15 апреля 1996 года. Наверное, были какие-то вопросы. Или Кремль рассматривал иные кандидатуры. И вот в этот период Аяцков обратился ко мне как к лидеру регионального отделения «НДР» и попросил поддержать его кандидатуру через Черномырдина. Я позвонил Владимиру Степановичу Бабичеву, который в то время возглавлял Центральный исполком «НДР», и доложил о поступившей просьбе. Бабичев меня сразу же спрашивает: «А он (т.е. Аяцков) член «НДР»?». А Аяцков, если вы помните, в то время был весьма близок не к «НДР», а к другому общественно-политическому движению под названием «Реформы – новый курс», лидером которого являлся Владимир Шумейко. В первый же месяц, как он стал губернатором, он организовал проведение в Саратове всероссийского съезда этого движения.
Честно признаюсь, этим вопросом я был несколько озадачен. Поэтому, отвечая, я немного слукавил, сказав: «Аяцков – коллективный член!». Поясню, что в уставе «Нашего дома – России», которая имела статус «Всероссийского общественно-политического движения», было предусмотрено коллективное членство. Это когда целые трудовые коллективы или общественные организации всем скопом вступали в «НДР». И, таким образом, все сотрудники этих коллективов или члены общественных организаций автоматически становились и членами «НДР». Я знал, что Аяцков также является членом другой общественной организации (по-моему, это был «Союз офицеров запаса», во главе которого стоял Семенец). Поэтому сказал, в принципе, правду.
Тогда председатель центрального исполкома НДР задает мне второй вопрос: «Почему мы, собственно, хлопочем за Аяцкова, а не за кого-то еще? Или не выдвигаем собственной альтернативной кандидатуры?». На это я ответил, что в Саратовской области я вижу всего лишь двух политиков, оба из которых имеют статус членов Совета Федерации, избранных всенародным голосованием. Эти люди достаточно подготовлены профессионально, чтобы руководить крупным регионом, и имеют неплохие связи в столице. В итоге нашего разговора Бабичев сказал, что подумает над моей просьбой и доложит о ней Виктору Степановичу Черномырдину. Какое в итоге было принято решение, мне неизвестно. Однако Аяцков вскоре стал губернатором и постарался меня «достойно отблагодарить».
– Вы говорите об этом с иронией?
– Наверное, стоит подробнее рассказать об этом случае, тем более что ранее в прессе о нем никогда не упоминалось. Так вот, в тот же или на следующий день после того, как был опубликован Указ президента о назначении Дмитрия Федоровича главой администрации Саратовской области (термин «губернатор» тогда еще не употреблялся), Аяцков позвонил мне и сообщил, что намерен предложить мою кандидатуру на пост полномочного представителя президента Российской Федерации в Саратовской области. Я ответил, что мне надо подумать. Однако новоиспеченный глава региона был категоричен:
– Нечего тут думать! Я уже внес вашу кандидатуру в администрацию президента. Вам остается лишь подготовить пакет документов, которые я подпишу сразу же, как только прилечу в Саратов, – прокричал мне в трубку Аяцков тоном, не допускающим никаких возражений. После чего я приступил к подготовке пакета документов, главным из которых было письмо на имя тогдашнего главы президентской администрации Николая Егорова. 8 апреля 1996 года это письмо было зарегистрировано в администрации Саратовской области под № 511/1, и его подписал Дмитрий Аяцков. В этом документе, в частности, были и такие строки: «Администрация Саратовской области считает, что значительный жизненный, трудовой и политический опыт К.К. Ионова позволит ему успешно работать в должности полномочного представителя Президента Российской Федерации в Саратовской области.
Такое назначение крайне необходимо и в связи с тем, что в период предвыборной кампании по выборам Б.Н. Ельцина Президентом Российской Федерации, К.К. Ионов, будучи в указанной должности, значительно укрепит демократические силы, выступающие за это избрание».
После того как это письмо было подписано, Аяцков стал настаивать, чтобы я немедленно вылетел в Москву и лично отвез документы в администрацию президента. Меня такая настойчивость несколько удивила. Ведь речь шла о пакете документов, который из администрации Саратовской области направлялся в администрацию президента РФ. Причем не простых документов, а тех, где речь шла об очень важном кадровом вопросе. Для таких случаев, как я полагал, существуют фельдъегерская связь или иные способы специальной доставки корреспонденции. А тут вдруг мне предлагается самому на себя отвезти документы в Москву. И не просто в Москву, а в администрацию президента Российской Федерации. Однако Дмитрий Федорович меня убедил, что надо сделать именно так, как он говорит. Вроде бы сам глава тогдашней президентской администрации Николай Егоров ждет меня с документами и желает познакомиться со мной лично. Поэтому я должен сам ехать в Москву и передать документы в руки Егорову. Пропуск в администрацию президента на меня уже вроде бы заказан, и все прочие формальности, связанные с этой поездкой, тоже вроде бы решены. После этих заверений губернатора я и отправился в Москву. Однако когда я обратился в администрацию президента, то оказалось, что меня там никто не ждет. Пропуска мне там тоже никто не заказывал. Да и глава президентской администрации к моменту моего появления в Москве уже несколько дней находился в командировке где-то в регионах Сибири. И, как пояснили мне сотрудники администрации президента, появление его в Москве в течение ближайшей недели не планировалось. Продолжать и дальше сидеть в Москве и ждать «у моря погоды» я не стал. Сдал привезенные документы в канцелярию администрации президента и поехал назад в Саратов. А буквально через несколько дней после моего возвращения пришла официальная информация о назначении на должность полномочного представителя президента по Саратовской области Петра Камшилова. Выходит, что все то время, что я занимался подготовкой пакета документов, а потом отвозил эти документы в Москву, документы на Камшилова уже лежали в администрации президента. И вопрос с назначением Петра Петровича уже был фактически решен.
Так я впервые лично получил возможность убедиться, насколько человеческие качества главы областной администрации Юрия Васильевича Белых отличаются от человеческих качеств губернатора Дмитрия Федоровича Аяцкова. Не могу сказать, что я предвидел нечто подобное и заранее ожидал от Аяцкова подобной нелюбезности. Но я все же на всякий случай сделал с его письма № 511/1 от 18 апреля 1996 года ксерокопию. Так что теперь готов продемонстрировать этот документ читателям «Общественного мнения».
– Но несмотря на такой очевидный «кидняк» со стороны Аяцкова, вы, тем не менее, в пору его правления занимали немало значимых общественно-политических должностей: были сопредседателем координационного комитета «Саратовского регионального отделения Общероссийского движения общественной поддержки Б.Н. Ельцина на выборах Президента Российской Федерации», являлись первым заместителем председателя первой в Саратовской области общественной палаты (председателем являлся сам Аяцков). Нельзя также забывать, что вы были первым лидером Саратовской городской организации «Единства» и делегатом первого (учредительного) съезда «Единой России». Выходит, несмотря ни на что, губернатор вам все же доверял? Или он просто не мог обойтись без ваших услуг?
– Хотелось бы уточнить, что сопредседателем координационного комитета в поддержку Ельцина я стал без помощи Аяцкова. Данный комитет возник в марте 1996 года, примерно за месяц до того, как Аяцков получил пост губернатора. В этот координационный комитет вошло пять человек. Это была разношерстная команда очень разных по своим взглядам людей.
В частности, в координационный комитет вошел я как лидер региональной организации «НДР». В него вошел Валерий Николаевич Давыдов как лидер саратовских демократов. Также членами координационного комитета были покойный Борис Зямович Дворкин, тогдашний редактор «Саратовских вестей» Сергей Гришин и широко известный в 90-е годы политический авантюрист Сергей Ислентьев. Кто и почему привлек Ислентьева к работе в комитете поддержки Ельцина – мне до сих пор непонятно. На первом организационном заседании мы решили не выбирать председателя, а все важнейшие вопросы деятельности координационного комитета решить коллегиально. Каково же было наше всеобщее удивление, когда дня через два после этого заседания Ислентьев выступил со статьей в «Саратовских вестях» с грубыми нападками на демократов и демократическое движение. При этом Ислентьев подписал свою статью не иначе как «председатель общественного координационного комитета в поддержку избрания Ельцина». В общем, имела место чистой воды провокация, в которой был непосредственно задействован и другой член координационного комитета – редактор «Саратовских вестей» Сергей Гришин. Уж он-то наверняка знал, что Ислентьев не является никаким председателем координационного комитета в поддержку Ельцина. И, тем не менее, как редактор санкционировал публикацию статьи Ислентьева. А поскольку демократы являлись одной из основных политических сил, на которые опирался идущий на второй срок президент Ельцин, то, по сути, статья Ислентьева была не чем иным, как изощренным видом политической провокации. Целью этой провокации, как я полагаю, было разобщить и вызвать взаимные распри и претензии в стане сторонников президента. Надо признать, что эта провокация отчасти удалась. После публикации статьи Ислентьева в «Саратовских вестях» был большой шум, который докатился до столицы. Разбираться с произошедшим в Саратов приезжал глава президентской администрации Николай Егоров. В результате Ислентьева из членов координационного комитета быстренько вывели. Но неприятный осадок сохранился надолго.
Если вы помните, то в 90-е годы вся территория Саратовской области была разделена на четыре одномандатных мажоритарных округа, по которым проводились выборы президента РФ. В соответствии с этой «нарезкой» мы поделили между собой зоны ответственности. Я стал отвечать за Саратовский и Энгельсский округа, а Валерий Давыдов – за Балашовский и Балаковский. В результате в Саратовской области Борис Николаевич победил. Однако то большинство голосов, которое набрал Ельцин, было обеспечено благодаря избирателям Саратова и Энгельса. На периферии области Ельцин проиграл. Однако все почести от этой победы в результате достались Валерию Николаевичу Давыдову и только что назначенному Аяцковым (к моменту президентских выборов он отработал около двух месяцев) вице-губернатору Вячеславу Володину. Обо мне даже не вспомнили…
– А как бы вы, с учетом вашего личного опыта работы в первой общественной палате Саратовской области, могли бы оценить тот скандал, который происходил в конце марта -начале апреля текущего года в связи с попытками создать областную Общественную палату нового созыва. Поясню, что та часть палаты, которую делегировал губернатор Ипатов, и та часть, которую делегировала областная дума (читай – представители клана Вячеслава Володина), вошли в острое противостояние и фактически заблокировали избрание оставшейся части палаты. Фактически можно считать, что Общественная палата Саратовской области в том виде, как она была создана по «ипатовскому» закону, ликвидировала сама себя. В разгар этих событий мне несколько раз звонил Борис Леонидович Шинчук, просил вмешаться в ситуацию и осветить произвол губернаторских чиновников. А каково ваше мнение на этот счет?
– Я считаю, что в том виде, в каком Общественная палата Саратовской области существовала последние несколько лет, она не отвечала своему основному предназначению. А именно, быть выразителем мнения общественности и, если потребуется, и оппонентом действующей власти. События, о которых вы упомянули, достаточно недвусмысленно доказывают, что в этой Общественной палате под видом общественности собрались марионетки двух властных кланов: клана Ипатова и клана Володина. После того как Павел Леонидович получил поддержку президента и вторично стал губернатором, «ипатовские» начали теснить «володинских». И первым «ристалищем» для таких «шутовских баталий» была выбрана областная Общественная палата. В первой Общественной палате Саратовской области, которая существовала при Аяцкове, подобное бы в принципе было невозможно, поскольку она формировалась совсем по иному принципу. Стать членом общественной палаты мог представитель любой политической партии, общественной организации или религиозной конфессии, которая изъявляла желание быть представленной и работать в этом органе. Главный принцип здесь был один: «Хочешь работать – приходи и работай!». При этом любой член Общественной палаты мог поднять на ее заседаниях и обсудить любой значимый, по его мнению, вопрос. При этом мнения Общественной палаты побаивались многие чиновники, даже всесильный в ту пору областной прокурор Анатолий Бондар.
– Неужели даже Бондар?
– Могу вам по этому поводу рассказать почти что анекдотический случай, который имел место в апреле 2003 года. В то время по инициативе Анатолия Бондара было возбуждено уголовное дело в отношении вице-губернатора Юрия Моисеева, который доводился племянником Дмитрию Федоровичу Аяцкову. Юрий Моисеев обвинялся в причинении тяжких телесных повреждений молодому парню – жителю села Столыпино Балтайского района, попытавшемуся украсть с поля два ведра подсолнухов. Само преступление имело место где-то в середине 90-х годов, однако долгое время об этом факте никто не вспоминал. И вдруг, когда Юрий Моисеев благодаря дяде-губернатору стал делать блестящую чиновничью карьеру – сначала стал главой Балтайского района, а затем и вице-губернатором – об инциденте с избиением вспомнили. Против Юрия Моисеева было возбуждено уголовное дело, он был арестован и оказался в саратовском СИЗО. И вот в это самое время ко мне, как к первому заместителю председателя Общественной палаты, стали обращаться отдельные ее члены с предложением обсудить вопрос о мере пресечения для Моисеева. При этом никто не ставил вопрос об уместности или неуместности возбуждения уголовного дела.
Речь шла о том, что по отношению к вице-губернатору такая мера пресечения, как арест, жестока, может быть воспринята как средство давления прокурорских карательных органов на всенародно избранного губернатора. Это сегодня, когда сам президент публично протестует против чрезмерного использования арестов в качестве меры пресечения, актуальность подобной постановки вопроса становится очевидной. А семь лет назад, чтобы убедить в том же самом прокурора Саратовской области, общественники предлагали самые различные меры, вплоть до выхода на пикетирование здания областной прокуратуры в праздничные первомайские дни.
Однако я решил пока не выносить этот вопрос на заседание Общественной палаты, а прежде встретиться с Анатолием Бондаром и довести до него озабоченность общественности. Делал я это по собственной инициативе, безо всяких просьб со стороны.
Для этого в двадцатых числах апреля 2003 года я отправился в прокуратуру области.
Анатолия Бондара на рабочем месте поначалу не оказалось, так что вначале я побеседовал с заместителем прокурора области по следствию, ныне покойным, Анатолием Дмитриевичем Горшковым. Едва успел изложить ему цель своего визита, как стало известно, что на своем рабочем месте появился Анатолий Владимирович Бондар. Я – к нему. В приемной представился секретарю и попросил Бондара принять меня. После чего постучал в дверь кабинета и вошел. Поздоровавшись, я пояснил, что знаком с Анатолием Владимировичем лишь по его выступлениям на телевидении и по публикациям в газетах. Но прокурор области не дал мне закончить и сказал, что принять меня не сможет. На мой вопрос «Что, вы очень заняты?» он ответил: «Да, очень». После этого я развернулся и вышел из кабинета. Бондар, по-видимому, ожидал, что я буду перед ним унижаться. Упрашивать, убеждать. А я просто молча развернулся и пошел к двери. Уже у себя за спиной я услышал вопрос: «У вас что-то очень серьезное?». Но я ничего не стал на него отвечать и спокойно покинул кабинет областного прокурора. Проходя мимо кабинета Горшкова, я зашел к Анатолию Дмитриевичу и поставил его в известность, что наш разговор с Бондаром не состоялся.
Едва я успел вернуться на работу, как прозвучал звонок от Аяцкова. Губернатор уже был в курсе моего визита в прокуратуру, а потому требовал объяснений и подробностей.
Как выяснилось, за тот непродолжительный отрезок времени, что я возвращался из прокуратуры, Анатолий Бондар успел изготовить официальное письмо на имя губернатора и даже срочно и незамедлительно доставить его Аяцкову. У меня сохранилась копия этого любопытного документа (№1/1-2003 от 29.04.2003г.), который дает неплохое представление о человеческих качествах Анатолия Владимировича. Вот что писал Бондар:
«Прокуратура области располагает информацией от Вашего заместителя Ионова К.К., о том, что в связи с расследованием уголовного дела в отношении вице-губернатора Саратовской области Моисеева Ю.В. в общественную палату поступают предложения радикально настроенных представителей общественности о проведении в праздничные дни у прокуратуры Саратовской области несанкционированных действий с возможными нарушениями общественного порядка.
С учетом этого, прошу Вас в пределах своей компетенции принять незамедлительные и эффективные меры по достижению общественного согласия и недопущению провокаций».
Вот и решайте, что должен был подумать обо мне Дмитрий Федорович Аяцков после получения такого письма…
– На мой взгляд, вполне мог подумать, что вы – соучастник очень серьезной политической провокации, направленной против него лично. Ведь ваш визит к Бондару происходил как раз в то время, когда противостояние областных (Аяцков) и городских (Аксененко) властей достигло своего апогея. Вы же ранее официально являлись одним из заместителей мэра Аксененко. Поэтому Аяцков вполне мог подумать, что вы отправились в прокуратуру специально, чтобы представить его – главу Общественной палаты Саратовской области неким экстремистом, прибегающим к услугам «радикально настроенных представителей общественности». И делаете это отнюдь не по собственной инициативе, а по заданию черных политтехнологов из окружения Аксененко.
Да и сам мэр Саратова, который в ту пору сильно дружил с «прокурорскими» и пользовался их покровительством, мог неправильно понять ваше активное заступничество за племянника Аяцкова. В результате у вас вполне могли возникнуть неприятности и в общественной деятельности, и в служебной.
– Неприятности, о которых вы говорите, возникали периодически. Однако вряд ли из-за этих неприятностей стоит изменять своим принципам. В Общественной палате времен Аяцкова было предостаточно людей, недовольных тем, что я являюсь первым заместителем председателя этого общественного органа. Взять хотя бы того же Бориса Леонидовича Шинчука, который в последнее время пытается предстать ярым защитником областной Общественной палаты от «наездов» людей из губернаторского окружения. Для понимания могу вам рассказать такой случай.
В конце 90-х–начале 2000-х годов в газете «Репортер» (в то время ее главным редактором являлся Сергей Михайлов) появилась гнусная статья, автором которой являлся журналист Евгений Малякин. В частности, в его статье сообщалось, что еще в советские времена, работая во втором промторге, я брал взятки. Обычно в таких случаях я подаю в суд. Однако эта публикация оказалась настолько абсурдной, что я решил лично встретиться с редактором и автором. Сергей Михайлов мне честно признался, что это статья заказная. А журналист Евгений Малякин честно сообщил, что он получил за нее деньги. Были названы и имена заказчиков, которыми оказались Борис Шинчук и Елена Резепова. То есть мои коллеги по Общественной палате. Мне стало все ясно, и я договорился с Михайловым, что они добровольно дадут опровержение в своей газете.
– То есть вы думаете, что, заказывая и оплачивая статью против вас, они, таким образом, выполняли указание Аяцкова.
– На мой взгляд, в данном случае главной мотивацией Бориса Шинчука были его ущемленные амбиции. Ведь он являлся председателем совета по общественным отношениям при губернаторе области. То есть являлся руководителем официального ведомства (впоследствии совет был преобразован в комитет), которое отвечало за развитие общественных отношений в нашем регионе. И при этом он вдруг является простым заместителем председателя Общественной палаты, а какой-то Ионов – первым заместителем. Наверное, ему было очень обидно. Впрочем, это только мое предположение.
– Однако случалось, что статьи против вас публиковали и издания, близкие мэру Саратова. В 2001-2002 годах известными «черными пиарщиками» Сергеем Почечуевым и Игорем Осовиным издавалась довольно толстая газета «Настоящий Саратов». Сегодня эти издатели не скрывают, что эту газету финансировал ныне осужденный мэр Юрий Аксененко. Так вот, 15 марта в этой газете появилась заметка «Месть и закон», автором которой был уже упомянутый вами ранее Сергей Гавердовский (Сергей Почечуев). В этой публикации сообщалось о пяти папках компромата, которые якобы попали в руки журналистов, об уголовных делах, которые многократно возбуждались в отношении вас, а затем столь же успешно закрывались. Опять муссировалась тема о поборах во втором промторге в далеком 1980 году. И в завершении делался вывод о том, что мэр Аксененко, «как удалось это выяснить в его ближайшем окружении, к самому фигуранту (то есть Ионову) настроен весьма скептически. Видимо, сказалось наболевшее за долгие годы совместной работы. И слабо верится в то, что Аксененко встанет горой за своего нерадивого зама». Выходит, что и в окружении Аксененко не все к вам относились по-доброму, если уж появлялись подобные статьи.
– Сразу же хочу уточнить, что после публикации этой статьи я судился с автором и газетой. И в рамках заключенного в итоге мирового соглашения было опубликовано опровержение. Более того, газета и автор принесли мне тогда же извинение. Инцидент был исчерпан, однако это отнюдь не означает, что в окружении мэра Аксененко все относились ко мне по-доброму и конструктивно воспринимали мою деятельность. В мэрии Саратова я стал работать с 1997 года. Сначала заместителем мэра, а затем руководителем комитета по потребительскому рынку. И с первых же шагов своей деятельности столкнулся с тем, что в администрации города Саратова на ответственных должностях работает очень много непрофессионалов.
Взять хотя бы того же Васина, которого Аяцков как-то публично назвал «трехрублевым жуликом». Тот же Васин, например, до работы в мэрии трудился в городе Нью-Йорке простым таксистом. Но стоило ему вернуться в Саратов – и он занял ответственный пост, зам. мэра по строительству, на муниципальной службе. Непонятно мне было и то, как профессиональный медик – Олег Фадеев – мог компетентно решать важные вопросы, связанные с поставкой продовольственных товаров для детских и лечебных учреждений Саратова. Таких людей на муниципальной службе я считал временщиками и нередко откровенно высказывал свое мнение в глаза самому мэру. Это, я думаю, не нравилось очень многим, в том числе, возможно, и самому Юрию Николаевичу. А что в итоге? Васин был осужден за хищение каких-то металлических решеток себе на дачу. Да и сам Юрий Николаевич Аксененко, как мы знаем, закончил свою карьеру обвинительным приговором по уголовному делу.
– Если мы уж заговорили о той публикации, то ее первопричиной является крупный политический скандал, случившийся на первой региональной учредительной конференции «Единой России» 2 марта 2002 года. Это когда вы и ректор ПАГСа Сергей Наумов таинственным образом исчезли из списков участников этой конференции. А около полутора десятков человек в знак протеста против этой наглой махинации покинули зал Дома знаний, где проводилось это мероприятие. Не могли бы вы теперь, по прошествии восьми лет, рассказать о подоплеке этого скандала.
– Наверное, следует напомнить, что в начале 2002 года сотрудники областного совета безопасности во главе с Александром Мирошиным проехались по ряду районов саратовского Заволжья, от которых был избран тогдашний спикер областной думы Александр Харитонов. В райцентрах сотрудники совета безопасности посетили депутатские приемные Харитонова, где бесцеремонно требовали от дежуривших там людей предоставления всей находившейся в приемных документации. Подобные визиты происходили без ведома хозяина – депутата Харитонова. А само поведение подчиненных господина Харитонова очень сильно смахивало на обыск. Подобные мероприятия сотрудников структуры областной исполнительной власти в отношении председателя Саратовской областной думы многими были восприняты как откровенный произвол и нарушение депутатской неприкосновенности. Позже стало известно, что Аяцков заподозрил Харитонова то ли в нелояльности, то ли даже в попытке претендовать на губернаторское кресло. А действия сотрудников областного совбеза надо было понимать как своеобразную акцию устрашения. Однако с тем, что Мирошин «со товарищи» имеет право проводить акции устрашения в отношении депутатов областной думы, были не согласны многие. В том числе даже родственники самого Дмитрия Федоровича.
И вот вскоре после этих событий, о которых написали многие региональные газеты, собралось заседание областной общественной палаты, на которой с пламенной речью выступил зять брата Аяцкова, Сергей Наумов. Насколько я помню, Наумов резко осудил действия областного совбеза и потребовал от губернатора объяснений по поводу произошедшего. Сергея Юрьевича активно поддержали и другие присутствовавшие на этом заседании активисты. Как-то повлиять на выступление Наумова я не мог. Тем более что в тот период, если я не ошибаюсь, Сергей Юрьевич являлся председателем Общественной палаты (Аяцков ненадолго уступил своему родственнику Наумову этот пост).
Но вот проходит всего несколько дней после того памятного заседания Общественной палаты, на которой Сергей Наумов метал громы и молнии, и поведение «громовержца» изменяется с точностью до наоборот. Сергей Юрьевич собирает пресс-конференцию, на которой кается перед журналистами за свое выступление на заседании Общественной палаты. Говорит, что его не совсем правильно поняли, что он не обладал всей полнотой информации о произошедшем, а потому сделал поспешные и некорректные выводы. Вот вкратце тот политический фон, ставший основой для скандала, разразившегося 2 марта на первой учредительной конференции регионального отделения «Единой России».
Перед этой конференцией мы провели у себя городскую конференцию и представили от Саратова список тех, кто, по нашему мнению, достоин стать делегатом этой конференции. А, стало быть, стать первыми в нашем городе членами новой партии под названием «Единая Россия». Списки будущих делегатов региональной конференции были отправлены в Москву, в Центральный исполком партии, и утверждены им 19 февраля 2002 года. В Саратов эти списки вернулись в виде «выписки из протокола заседания Центрального исполнительного комитета» под №01/ ЕР и озаглавленные «О приеме в члены Всероссийской партии «Единство» и «Отечество» – Единая Россия». Все, кто фигурировал в этих списках, считались принятыми в новую партию. А соответственно должны были стать делегатами первой региональной конференции «Единой России». Всего по Саратовской области, насколько мне было известно, членами партии было утверждено 252 человека.
И вот за несколько дней до конференции я узнаю, что из Москвы в Саратов поступил еще один список «принятых в партию». Причем этот список, в отличие от предыдущего, «уменьшился» на 9 человек. В том числе в нем отсутствуют фамилии Ионова и Наумова. Накануне конференции я позвонил Д.Ф. Аяцкову и уточнил, что действительно в списке отсутствует моя фамилия. Он это подтвердил. Поэтому 2 марта я на конференцию не пошел. Но при этом мы договорились с некоторыми делегатами, что в ходе конференции они встанут и зададут вопросы, почему же это произошло. И действительно, в ходе конференции, которая носила закрытый характер и на которую журналистов не пускали, председатель исполкома Саратовской городской организации партии «Единство» Сергей Казаков задал вопрос об этом председательствующему на конференции Сергею Суровову, но не получил от него вразумительного ответа. В результате около полутора десятков делегатов, представлявших город Саратов, в знак протеста покинули конференцию. И тут же, по предложению «возмущенного» Аяцкова, были исключены из партии.
Позже председатель регионального исполкома Александр Яковлев передал мне копии обоих списков, которые хранились у него в сейфе. Оба эти списка имеют одни и те же номер и дату, оба заверены партийной печатью и подписью председателя генерального совета партии и одновременно председателя центрального исполнительного комитета Александра Беспалова.
Из чего можно сделать вывод, что никаких новых или повторных заседаний партийного ЦИКа, убравшего из саратовского списка 9 человек, не проводилось. На мой взгляд, появление «второго, укороченного» списка есть результат деятельности лица, имеющего влияние на Александра Беспалова и крайне заинтересованного в том, чтобы на первой региональной конференции «Единой России» в Саратове произошел громкий политический скандал. Он и произошел! Лично я убежден, что без интриг Вячеслава Викторовича Володина здесь не обошлось.
– И как вы лично реагировали на все это?
– Сначала я пытался оспорить все произошедшее на конференции. Доказать, что имел место подлог документов, жертвами которого стали 9 человек. Обращался с письмами и в партийные органы, и в прокурорские структуры. Но никто мне на эти письма не ответил. Никто не пожелал разбираться в моих аргументах. Спустя некоторое время после произошедшего мне позвонил Аяцков и попросил меня прийти к нему. Я беседовал о чем-то с Аяцковым, и разговор коснулся моей партийности. Я сообщил Дмитрию Федоровичу, что после того, что случилось 2 марта 2002 года, я не считаю себя партийным. На что губернатор высказался в том плане, что «действительно, мы поступили с вами несправедливо, постараемся исправить эту несправедливость». После чего при мне вызвал Сергея Суровова и попросил его исправить эту «несправедливость». В ответ Суровов что-то промямлил типа того, что «инициатива должна исходить от самого Константина Константиновича».
Но и после этого разговора я не стал проявлять в этом вопросе никакой инициативы, поскольку был глубоко убежден, что не хочу состоять в рядах партии, которая в отношении людей, стоявших у ее истоков, фактически своих учредителей (а я был делегатом первого учредительного съезда «Единой России» в декабре 2001 года), допускает такие нечистоплотные махинации. Если подобное дозволительно по отношению к товарищам по партии, то что же можно ожидать от такой партии простым людям! Дальнейшее развитие событий убедило меня в правильности этого вывода. Так что до настоящего времени я остаюсь беспартийным. И очень горжусь этим!
Александр Крутов
"Общественное мнение", №№4,5 за 2010 год.
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
