Должность Вячеслава Ивановича Давыдова официально называется так: главный научный сотрудник ГАУК «НПЦ по историко-культурному наследию Саратовской области». Строго и сложно. По роду деятельности он проводит исторические исследования того или иного архитектурного памятника, пишет научные заключения. Но так или иначе Вячеслав Иванович занимается краеведением. Это и работа, и хобби, и просто жизнь. Увлекся когда-то давно историей родного города, со временем интерес стал профессией. Написал десяток книг, ещё больше — статей в специальных сборниках и журналах. Говорит, что особо любимого места в Саратове у него нет: дома, улицы, скверы и площади одинаково дороги и любимы. И спектр краеведческих изысканий весьма широк — от купеческих особняков до биографий губернских деятелей. Главное — не ошибиться в фактах, не исказить былое, потому и проводит г-н Давыдов много времени в архивах. Полагает, что иначе и быть не может, так и нужно относиться к прошлому — трепетно и педантично. Тогда и сохранить получится то самое культурное наследие, о котором столько разговоров ведется.
О детстве
В моем детстве ещё не было посёлков Солнечный, Юбилейный, продуваемых насквозь, где люди зачастую не знают соседей по лестничной площадке. Центр города, улицы Яблочкова, Первомайская, Большая Казачья, купались в зелени. Мы жили на Первомайской, в квартале между Чапаева и Вольской, напротив нынешнего нового ТЮЗа. Малая земля для меня начиналась с уютного родного двора, утопающего в зарослях сирени. Во дворе были палисадник, сараи, лавочки и даже бассейн, оставшийся с дореволюционных времен,— бетонное кольцо в земле, наполненное водой: специальный пожарный запас. Таких бассейнов, надо сказать, по Саратову было немало. Душными летними ночами практически все жители, от мала до велика, спали под открытым небом: мужчины — на крышах сараев, женщины и дети — в палисаднике на раскладушках и топчанах. Дом был каменный, небольшой купеческий особнячок, особой жары не чувствовалось, не было сильной надобности ночевать во дворе. Но сам факт скорее говорит об обстановке: никто никого не боялся, атмосфера была спокойная и доверительная. Всем двором отмечали праздники — и общегосударственные, и личные. Подростки устраивали концерты, спектакли, организовывали спортивные команды — играли в футбол, хоккей улица на улицу. Нередко играли прямо на мостовой — автомобильного движения как такового не было, ездили в основном почтамтские грузовики, возившие газеты и посылки.
Дом, конечно, представлял собой коммунальные квартиры. В нашей половине в общей сложности их насчитывалось семь, а во дворе таких домов — три. Отдельные комнаты были переделаны в жилые из прачечной, ванной и прочих хозяйственных помещений. Люди жили самые разные. Помню интеллигентную даму, соседку-врача, уже на пенсии. Вместе с ней проживала домработница, у которой, кажется, своего личного пространства не было вообще, да, пожалуй, она в нем и не нуждалась. Весь её день состоял из того, чтобы встать пораньше, поставить чайник, приготовить завтрак и т.д. Одна горелка, между прочим, была занята ею с утра до вечера, что, безусловно, угнетало других жильцов. Эти две дамы, можно сказать, являли собой единый организм. И когда врач умерла, домработница пережила её всего на два месяца — исчез интерес, не стало смысла в пребывании на земле.
Остальные соседи были из рабочей среды либо мелкие служащие. Отец мой работал в спецсвязи фельдъегерем — доставлял секретную почту от двери до двери. Ездил по всей стране. Нам это было симпатично в том смысле, что с Астрахани приезжали рыба или икра, с Сибири — орехи, с Москвы — различные лакомства. Хотя, справедливости ради, лакомством для нас был и кусок хлеба с маслом и сахаром. Мама трудилась пульверизаторщицей на деревообделочной фабрике на Вольской. От фабрики ничего не осталось, — теперь на её месте фитнес-клуб. Трехстворчатый шкаф мама спокойно поднимала — знала прием, как это сделать правильно, чтобы лак нанести. Ловко у неё получалось: на коленку, тут поддать, здесь повернуть! Зрелище было захватывающее! Не каждый крепкий мужчина мог совладать, а мама легко управлялась.
Конфликты в коммуналке, конечно, случались, но несерьезные, забывались на другой день. Достаток у всех был примерно одинаковый, делить было нечего. Да и запасов никто не делал.
Детей выпускали утром во двор, и до вечера о них никто не вспоминал — не было причин беспокоиться. Я в три года подлез под ворота и пошёл познавать мир. Дошёл до Главпочтамта, там сердобольные люди сдали меня постовому, и мать меня нашла уже в Мирном переулке, в районном отделе милиции.
О юности
До восьмого класса я учился в 67-й школе — по месту жительства. В старших классах перешел в 13-ю, физико-математическую. Дело в том, что 67-ю из средней сделали неполной, к тому же, на нас проводили определенный эксперимент — ввели 11-летнее обучение с получением в дальнейшем профессии. Напротив школы находился знаменитый станкостроительный завод, мы там работали на станках — это была составная часть учебного процесса, именно за счёт профобразования добавлялся год. В результате я стал токарем-универсалом 2-го разряда. Ещё были химики-технологи, операторы вычислительных машин, швеи-мотористки. По окончании школы выдавалось удостоверение, и человек мог пойти работать. Подобное профобучение давало очень неплохой жизненный опыт вне зависимости от специальности.
Молодежь собиралась на площади Революции (Театральная площадь. — Авт.). Мы любили гулять вдоль сквера от улицы Максима Горького до улицы Радищева. На площади даже играли в подвижные игры, хороводы водили, в том числе и «великовозрастные» — 17-18-летние. Всё было немного по-другому. Никто по домам не сидел, все дружили большими компаниями.
Гуманитарием я себя не видел, хотя с 4-5 лет читал книжки запоем. Я считал, что мужчине нужно техническое образование, и выбрал институт механизации сельского хозяйства (теперь СГАУ им. Н.И. Вавилова.— Авт.). Политехнический отклонил по причине простой и банальной — ездить далеко от дома, а здесь пешком, до улицы Советской, 10-15 минут. Стипендия была весьма приличная — 35 рублей. Когда мы с супругой поженились в 1969 году (она училась вместе со мной), нам на двоих 70-ти рублей вполне хватало, мы ни у кого ничего не просили, были самостоятельные молодые люди. Правда, обучение в институте предполагало будущую работу в сельском хозяйстве. А я, честно говоря, себя в этом не видел: не в том смысле, что боялся сельской местности, просто у меня не было того навыка, который подростки получают, живя в деревне, когда в 12-13 лет мальчишки уже трактора и комбайны водят не хуже взрослых. Какой смысл туда соваться? К счастью, моя специальность — «Электрификация сельского хозяйства» — подразумевала чрезвычайно широкую сферу применения полученных знаний: это и моторы, и доильные аппараты, электроподстанции, насосные станции, котельные и пр.
После прохождения военной кафедры я отправился в армию лейтенантом на два года. Хотелось попасть очень далеко, куда самому никогда не поехать. Желание сбылось: меня отправили в Дальневосточный военный округ, на остров Сахалин. Мотострелковый полк, к нему придана танковая рота, там я был командиром взвода. Танки — Т-34, те самые, на которых мой отец всю войну прошёл. К слову, на его долю выпали три войны — финская, германская и японская. Звание у него, правда, было невысокое, всего лишь старшина, но воевал достойно, есть награды. Получается, я в чём-то его путь повторил: через весь Союз в армию отправился, те же танки. Через год моей службы образовалась вакансия капитана, мне предложили, и я стал командиром разведроты плавающих танков. Мотоцикл у меня был с коляской и четыре броневика БТР-49. Сейчас таких и на парадах уже не увидишь.
Сахалин — чудесный край, и если бы была работа по специальности, я бы там остался. Хотя край, конечно, специфический: ещё со времен Антона Павловича Чехова мы знаем, что это каторжный остров. Даже в посёлке Гастелло, где мы жили, много было осуждённых, уже прошедших лагеря и тюрьмы, лиц без гражданства, экс-шпионов и пр. Контингент очень серьезный. Мы в посёлке никогда не закрывали двери, никаких пьяных драк не видели и представить не могли, что такое возможно.
Природа на острове изумительная: сопки, на склонах — когда вечная мерзлота оттаивает — болота, мох, холодное море, в котором мы за два года один раз сумели искупаться, правда, только по пояс… Удавалось выкроить свободное время — брали котелок, картошку, шли на берег океана, рыбу лососевую ловили сами, икру делали сами. Мне не нравится, когда сейчас говорят «красная рыба», потому что раньше «красная» — это белуга, осетр, стерлядь: «Красная площадь», «красная девица» — то есть лучшая, а если только по цвету — меня немного смущает. И вот эту красную рыбу на Сахалине даже кошка перестала есть, пресытилась (смеется.— Авт.).
О краеведении и краеведах
Но как бы там ни было, я вернулся в Саратов. Уезжал один, без жены (через полгода она ко мне на Сахалин приехала), она уже трудилась в институте «Гипропромсельстрой» на Рабочей и Вольской — тогда головное предприятие в Советском Союзе в системе сельхозтехники, у него было 16 филиалов по стране. Раньше он был «Гипрогорсельстрой», то есть половина Саратова построена по проектам его специалистов. Богатые традиции, хороший коллектив… Ну и я тоже пришел в институт и отработал в нём 30 лет.
С 2002 года — в ГАУК «Научно-производственный центр по историко-культурному наследию Саратовской области». Как я здесь оказался? Просто давно интересуюсь краеведением. Институт вёл активное строительство, какие-то дома сносили, новые проектировали, всегда возникали вопросы — что на том или ином месте было, что за постройка и т.д. Мне как коренному саратовцу и человеку, увлеченному историей города, не составляло труда на них ответить.
Однажды начальник художественной мастерской в институте принял решение уходить в профессиональные художники. Он рисовал этюды по всему городу, в том числе запечатлел ворота Крестовоздвиженского монастыря и назвал их «Царские ворота». Я его поправил и сказал, что никаких «царских» ворот на том месте не было, показал в подтверждение своих слов старинную открытку. У меня к тому моменту уже собралась приличная коллекция.
А в середине 80-х годов в Саратове начало формироваться краеведческое общество. Я ходил в музеи краеведения, Федина, Чернышевского на публичные лекции Виктора Николаевича Семенова, Евгения Константиновича Максимова, других краеведов. Через некоторое время понял, что пора самому выступать с докладами. Подготовил материал об истории своего института, который был образован в 1932 году. Первым директором его стал архитектор Василий Алексеевич Люкшин — человек, спроектировавший Крытый рынок. Другие его работы можно называть, но не все сразу поймут, где эти здания. А Крытый — визитная карточка города. Исторических документов об институте оказалось бесчисленное множество. К тому же, я переработал все институтские приказы с 1932 года: позже эту информацию удачно использовали Е.К. Максимов и Б.Н. Донецкий, когда писали книгу «Архитекторы Саратова».
Так сложилось, что у каждого краеведа была специализация: один занимался пароходами, другой — купцами, третий — улицами. А я интересовался всем: и купцами, и пароходами, и трамваями, и больницами, училищами и городской управой! Но нужно было выбрать свою тему. Я стал изучать появление и развитие электричества, уличного освещения в Саратове. Узнал много забавного: например, как полицейские тайком конопляное масло для фонарей, излишки, с кашей употребляли. Или как вводили керосиновое, нефтяное освещение, как пытались ввести газовое. Потом меня заинтересовало развитие железнодорожного транспорта в нашем городе. Я подготовил несколько докладов на данную тему, позже меня попросили их прочесть в управлении Приволжской железной дороги. Был доклад о создании мостового перехода через Волгу.
Факты я всегда тщательно проверял, работал с источниками в архивах, обязательно собирал библиографию. Много любопытного узнал о городской управе, о проблемах, которые волновали,— дороги, образование, бюджет, больницы, содержание общественных зданий, транспорт и пр.: то есть набор примерно такой же, как сейчас.
Теперь по работе у меня иная специализация — недвижимые памятники истории и культуры, архитектуры и градостроительства, монументальное искусство. И широта интересов мне, надо сказать, очень помогла.
В какой-то момент Виктор Николаевич Семенов предложил мне вместе с ним писать книги. Я сначала к идее отнёсся скептически, но позже взгляды пересмотрел. Виктор Николаевич — хороший беллетрист, а мне нравятся архивная работа, научный подход. Да и справки по различным памятникам мне приходилось, в силу профессиональных обязанностей, давать чуть ли не каждый день. Накопился солидный материал. Мы выбрали порядка 250 объектов и сделали книгу «Саратов историко-архитектурный». Затем я добавил ещё 100 — так появилось расширенное издание, правда, с очень небольшим тиражом. Проходит время, и я убеждаюсь, что ни в одном факте не погрешил против истины.
В последнее время заметно вырос интерес к краеведению у молодежи. И это замечательно. Тем не менее, не всё так радужно. В этом году по моей инициативе в Культурном центре имени Столыпина была возрождена городская конференция школьников, студентов и аспирантов по истории Саратова. Участники представили 17 докладов. Я их отрецензировал и, к сожалению, был разочарован, поскольку абсолютно вся информация почерпнута из интернета, нет ни одной живой мысли. Или же другой момент: отдельные доклады настолько наукообразны, что авторы не могут ответить ни на один вопрос по теме. Правда, три-четыре выступления оставили приятное впечатление, так как были сделаны на живом материале — к примеру, об истории школы или госпиталя, располагавшегося в ней в военные годы. То есть это та самая работа, которой должны заниматься настоящие краеведы. А когда мне говорят, что информация взята из интернета, меня это не может не удручать. Потому что историк, исследователь, краевед, прежде чем выложить какие-либо сведения в сеть, должен найти их в архивах и проработать.
Много краеведческих сайтов появилось. Но тоже большинство из них оставляют желать лучшего. Есть, разумеется, достойные. Тот же oldsaratov.ru — громадная копилка фотографий. А для нас сейчас и 1990 год — уже история, потому что многие и не знают, как и что тогда выглядело, настолько город изменился. Какая крыша была у ТЮЗа? А ведь его надо реставрировать! К тому же, утеряны многие элементы декора, в том числе кованые и литые изделия; исчезают балконы, парапетные решетки, козырьки, зонты над входом… Аттики (декоративная стенка над карнизом.— Авт.) ушли. Как они выглядели? Кто может ответить? Поэтому несомненная польза от краеведческих сайтов, которые являются некими фиксаторами времени, есть. Другое дело, когда речь заходит об исследовательской работе: здесь мы сталкиваемся с массой несуразностей, поскольку — повторю ещё раз — для этого необходимы долгие и кропотливые архивные изыскания. Чтобы избежать неточностей и ошибок.
О Саратове
Старый Саратов помню очень хорошо. Он же довольно долго не менялся. Исключение составляли лишь культовые здания, разрушенные вследствие изменившейся идеологии. В довоенное время жилищное строительство не было в фаворе — приоритет отдавался заводам и фабрикам, возводились они преимущественно на окраинах, а вместе с ними появились Ленинский и Заводской районы. В 50-е в историческом центре надстраивались старые дома, новых были считанные единицы, и они привычной картины существенно не меняли. И подход был иной, нежели теперь. Набережную, к примеру, спроектировали так, чтобы верхний ряд домов не закрывал вид с Волги. И Саратов сохранял прежний облик. Хотя в советское время тоже случались потери. Жаль здание дворянского собрания с колонным залом, другие объекты. Но строительство всё-таки велось по законам развития города, который не может быть законсервирован. Собственно, изменения начались не так давно, в нулевые годы, когда стало легко получить разрешение на строительство на престижном участке. И город, как ни прискорбно, всё более и более становится заурядным. Охранное обязательство и закон требуют сохранения исторического облика памятника. А какой может быть исторический облик здания, если внизу гранит, выше — мрамор, затем — пластмасса и всё вдобавок закрыто рекламным баннером?! Пластиковые окна, другие двери, иная расстекловка… И реставрация нередко являет собой имитацию, порой это даже не новодел, а искажение первоначального замысла. Есть, конечно, и счастливые исключения: например, восстановленное здание паровой колбасной фабрики Кизнер и Глок на Челюскинцев; дом Скворцова на углу Некрасова и Революционной (Введенской и Гимназической).
Нельзя сказать, что в Саратове нет хороших архитекторов. Но ситуация сложилась так, что не архитектор предлагает проект заказчику, а наоборот. Отсюда башенки средневековые из срединной Европы и прочие нелепости. Хотя в качестве образца для особняка можно взять те же самые городские старинные здания 19-начала 20-го веков. К тому же, замки-башенки предполагают пейзажное строительство, а когда такое здание в сплошной застройке — какой в нем смысл? Его же попросту не видно!
Возьмем здание Россельхозбанка на Радищева, которое многим нравится. Он действительно любопытен, но с окружающим ландшафтом в дисгармонии, для него нужно пространство, а так наблюдается определенная алогичность, разрыв городской среды.
Замыслы Института «Стрелка» по перестройке проспекта Кирова, набережной, безусловно, хороши. И если есть желание больших людей, они могут все проекты воплотить в жизнь. Но какова цель? Для историчности Саратова это мало что даст. А идея освоить пространство Проспекта уже высказывалась лет 30 назад, когда улицу сделали пешеходной. Предлагали задействовать дворы, поскольку здесь было много сквозных домовладений, имевших выход на Яблочкова и Дзержинского (Малая Казачья и Грошовая). И вопрос этот был вполне решаем. Каким образом? Отселить людей. Но не случилось, а потом пришли 90-е, и стало не до этого.
Безусловно, в городе есть ветхие и аварийные дома, не представляющие никакой культурной ценности. И живущие в них граждане, в силу малообеспеченности, квартирную проблему самостоятельно не решат. В советское время жильё для сотрудников строили предприятия. А частная компания станет переселять людей из бараков в новостройки? Разумеется, нет.
О туризме
Много говорят о развитии туризма в Саратове. Так вышло, что у нас и туризма нет, и заводов не стало. Хотя сделать наш город туристическим центром действительно можно. А это в том числе и создание новых рабочих мест. Правда, для этого нужны политическая воля и деятельные люди.
Молоденькая искусствовед из Санкт-Петербурга Юлия Терехова узнала о доме со львом в селе Поповка Хвалынского района, приехала, выкупила, сумела организовать музей. Теперь туда ездят люди, проводятся мероприятия, новая жизнь началась. То есть небольшие возможности — не помеха большому желанию.
В прошлом году мы в селе Пады Балашовского района проводили краеведческую конференцию, на которой выступала одна организатор сельского туризма. Она делилась опытом, рассказывала, как к ним приезжают свадьбы играть, проходят праздники казаков и пр. Очень энергичная дама! Столько всего напридумывала! Осла даже купили, чтобы люди могли с ним фотографироваться. Открыли подворье, насобирали старинных вещей… Городскому человеку это всегда очень интересно, а уж ребёнку погладить живую корову, которую он первый раз видит,— счастье.
В 2008 году Саратовское отделение ВООПиК (Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры.— Авт.) выиграло грант на проведение всероссийской конференции на теплоходе. Мы плыли по Волге и побывали в городе Мышкине Ярославской области. Там при населении 2000 человек 25 музеев! Конечно, тут настоящее «мышиное» царство, но также есть музеи и валенок, и водки, и сельского быта, и пр. Весь город живёт исключительно на туризме. Представьте, причалил теплоход, на берег сошли 300-400 человек: сами понимаете, они и в кафе зашли, и сувениров накупили, и достопримечательности осмотрели. И людям хорошо, и казне доход.
Водный туризм — дело не только познавательное, но и прибыльное. А у нас такое богатство — Волга! Раньше в день мимо Саратова по 8 рейсовых трёхпалубных теплоходов проплывало. Туристы по городу ходили. Теперь всё изменилось и, к сожалению, не в лучшую сторону.
О книгах
Сколько я написал книг? Вы меня врасплох застали! (Перечисляет.— Авт.). «Краеведы Саратова» и два издания «Саратов историко-архитектурный» — это в соавторстве с В.Н. Семеновым; затем — «Зримые образы Саратова», «Городские этюды», «Саратов Германа Рассветова» (краевед, коллекционер, фотограф. — Авт.) … Будем считать, порядка десяти плюс статьи в тематических сборниках и журналах. В этом году ещё две книги выйдут: одна про архитектора С.А. Каллистратова; вторая — альбом хороших современных и дореволюционных фотографий с моим текстом.
Почему всё больше и больше людей интересуются историей родного города, родного края? На мой взгляд, это довольно легко объясняется. Современная архитектура довольно стандартна: много бетона, много стекла, в котором окружающее пространство отражается и искажается, как в кривом зеркале. И в любой стране такие дома есть, нет привязанности к родной улице, родному двору. Где это здание? У нас или в Сингапуре? Они не для людей. В них можно работать, но будет ли там уютно? А консерватории такой, как в Саратове, нигде нет. И университетского городка. И усадьбы саратовских губернаторов. Без них не будет ни лица города, ни истории.
___________________________________________________________________________
Чтобы комната была индивидуальна, иными словами создавался эффект личного пространства, люди придумали двери. Отсюда вопрос – какие именно установить? В решении данного вопроса Вам помогут шпонированные межкомнатные двери. Более детально ознакомиться с каталогом продукции можно на сайте allegro-dveri.ru. Заходите и выбирайте.
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
