В октябре интеллигентная Россия живет новостями из Стокгольма, где объявляют нобелевского лауреата по литературе. А тут еще Год литературы, и почти двадцать лет эта русская литература без Нобеля — крепкая закваска для неизбывных национальных комплексов.
Объявили. Вот как хотите, а литератора, которому обещана нобелевка, сразу заметно, он выделяется из группы литераторов цветом одежд, светом глаз и задором речей. Есть, разумеется, и не столь очевидные, но ощутимые приметы.
Словом, по Алексиевич всё было ясно еще на декабрьском прошлогоднем финале «Большой книги» — а я ее наблюдал там близко, о чем свидетельствуют обошедшие СМИ и фейсбук фотографии, где ваш покорный слуга располагается прямо за спиной Светланы Алексиевич и похож на ее охранника.
Повторю, Алексиевич тогда горела каким-то нездешним, злым светом и была весьма задириста. Как говорил в таких случаях более чем достойный той же премии Зощенко: сидит, привыкает.
Тут у нас разнополярные интеллигенты (не прочитавшие, в большинстве своем, книг свежей лауреатки) бурно дискутировали, журналист Светлана Алексиевич или всё-таки писатель литературы?
Вставил и я свои пять копеек (оставив за скобками пресловутую русофобию), сказав, что Алексиевич — не то и не другое. К журналистике она никакого отношения не имеет, поскольку подогнанные под тенденцию ворохи интервью (с аутентичностью которых тоже всё непросто) — это никак не отражение реальности. Но и не преображение ее, поскольку демиург с единственным инструментом в мешке может ломать, но вряд ли построит, он вроде того врывающегося в НИИ с гаечным ключом наперевес сантехника, «счас я вам тут наслесарю!».
Если это и литература, то сугубо нишевая, искусство приема, неустанно эксплуатируемого и доводящего результат до абсурда. Актуальное штукарство, если говорить точнее — концептуализм. Алексиевич недурно, хотя и непоправимо вторым рядом, смотрелась бы в столичном андеграунде 80-х. Эдакий Рубинштейн в юбке с его карточками; приговская кикимора.
А тут подоспело весомое подтверждение моего тезиса, активисты соцсетей обнаружили сочинение лауреатки, опубликованное в 1977 году в журнале «Неман» и посвященное Феликсу Дзержинскому.
Вот пара цитат на закуску: «Ловлю себя на мысли, что мне все время хочется цитировать самого Дзержинского. Его дневники. Его письма. И делаю я это не из желания каким-либо образом облегчить свою журналистскую задачу, а из-за влюбленности в его личность, в слово, им сказанное, в мысли, им прочувствованные». Или: «Когда у меня вырастет сын, мы обязательно приедем на эту землю вместе, чтобы поклониться неумирающему духу того, чье имя — Феликс Дзержинский — «меч и пламя» пролетарской революции».
Может, это лучшее, что написала писательница Светлана Алексиевич. Хотя уже появились предложения не торопиться с выводами, вдруг отыщeтся блестящая по стилю рецензия на сочинение Л.И. Брежнева «Малая земля» или разящие фельетоны о загнивающем Западе.
Ну чистый же концептуализм — во всяком случае, только это мудреное слово годится теперь для отмазок перед Нобелевским комитетом, поскольку весь последующий антикоммунизм и проклятия России со стороны Алексиевич начинают отдавать тем, чем на самом деле являются — голой конъюнктурой. Равной былому Дзержинскому.
А теперь о саратовском следе нобелиатки.
Занесло Светлану Алексиевич в наш город, причем в редакцию областной газеты. А вот когда это было? Сейчас, методом нехитрой дедукции, установим.
А комнатка, знаете, маленькая. В редакции областной газеты-то. Старый газетный волк, замечательный дядька, ныне покойный, интервьюирует будущего нобелевского лауреата, а мне всё интервью слышно.
Он и говорит, как бы отметая всё ранее сказанное, неважное:
— Ладно! Как известно, поэт в России больше, чем поэт. Поэтому вопрос к вам: кто убил Галину Старовойтову?!
(Значит, это эпоха убийства Галины Старовойтовой. Поскольку эпохи других убийств — Анны Степановны Политковской или, скажем, Влада Листьева, у меня с визитом Алексиевич в Саратов, в редакцию областной газеты, не монтируются).
…— Поэт в России больше, чем поэт. Кто убил Галину Старовойтову?
И тут я из своего угла подсказываю:
— Евтушенко!
Интервьюер & интервьюируемая испуганно вздрагивают и синхронно затихают, обдумывая версию. Теперь во всем этом ощущается не столько стокгольмский синдром, но и символизм.
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
