(начало: «ОМ», 2016, №1-2, №3)
Валентина Гольцева: кто она?
Читатель уже знает, что одной из защитниц Георгия Фролова выступила саратовская пенсионерка Валентина Гольцева. И не просто выступила, а объявила автора этих строк пособником заокеанской закулисы, добровольно принявшим на себя миссию по воплощению в жизнь «плана Алена Даллеса». Естественно, личность этой дамы, сумевшей лишь на основе одного телефонного разговора сделать столь далеко идущие выводы, вызвала у меня неподдельный интерес. Впрочем, мне не потребовалось прилагать каких-либо особых усилий, чтобы проникнуть в тайны госпожи Гольцевой. Благодаря региональной «Книге памяти», щедро распахнувшей страницы для гольцевской публицистики, я узнал о прошлом интересующей меня особы. Но начну, пожалуй, с некоторых формальных показателей. Они перечислены в одной прозаической публикации госпожи Гольцевой в «Книге памяти»:
«Постепенно я в жизни чего-то добивалась, повышала квалификацию, училась все преодолевать. А город, который когда-то принял меня под забором (имеется в виду Саратов.— Авт.), я почти десять лет представляла в Совмине и Госплане, при подведении итогов соревнования городов. Возглавляла областные счетные выборные комиссии, была одним из руководителей комитета народного контроля области, одним из руководителей методического совета при финансовом управлении области, занесена в Книгу почета работников госучреждений». (Книга памяти Саратовской области. Т.28. Они сражались на фронте и в тылу. Саратов, 2012. с.207)
В отличие от Галины Мушты, которая взялась защищать полковника Фролова от правды вроде бы бескорыстно — из-за сугубой общественной полезности Георгия Васильевича для военно-патриотической работы, у Валентины Гольцевой совершенно иные мотивы. Личные. И она этого отнюдь не скрывает.
Валентина Николаевна прямо указывает, что она очень благодарна Георгию Васильевичу. Если верить утверждениям Гольцевой, именно он помог установить место гибели ее отца. И опубликовал результаты этих изысканий в 7 томе «Книги памяти». Вот как выглядела эта помощь по версии, изложенной ею в «Гласе народа»:
«И вот на одном из совещаний во Фрунзенском райкоме комсомола, когда я была одним из руководителей областного управления (статистики.— Авт.), Георгий Васильевич обратился с просьбой помочь отыскать людей, погибших в Великую Отечественную войну. Я обратилась к нему и с своей болью о погибшем неизвестно где отце. И он помог мне в моем поиске, вручил 7 том «Книги памяти», где было указано, когда он родился, где призывался, где похоронен. В «Книгу» занесены и два брата моего отца, пропавшие без вести».
Сразу же хотелось бы подчеркнуть, что приведенная здесь версия увенчавшегося успехом поиска погибшего отца, исходящая от этой дамы, не является единственной. Еще одна, причем более подробная, опубликована в 28 томе «Книги памяти».
Стоит упомянуть еще об одной причине, по которой Валентина Гольцева яростно защищает Георгия Фролова. Дело в том, что главный редактор региональной «Книги памяти» Георгий Фролов примерно последние десять лет регулярно размещает в каждом очередном томе различную псевдопатриотическую публицистику — от сочинений саратовских школьников и до опусов местных графоманов пенсионного возраста. В моем понимании подобная практика грубо извращает саму идею «Книги памяти». А сама «Книга памяти», на мой взгляд, в таких условиях неминуемо превращается в образчик откровенной низкосортной профанации по мотивам событий Великой Отечественной войны. И не только войны. Так в сознании потомков и происходит опошление великого подвига. Да ладно бы только это. Неуемное тщеславие некоторых авторов «Книги памяти» при отсутствии редакторского контроля приводит к пропаганде правового нигилизма, а иногда — и явных уголовных преступлений.
Великолепным образчиком подобного подхода является, на мой взгляд, повествование Валентины Гольцевой о том, как она выходила замуж:
«Сосед рассказал Михаилу Иосифовичу (будущий муж Гольцевой.— Авт.) о моем появлении в Баланде, начались уговоры на участие в самодеятельности, которые длились почти месяц, в итоге — сосед приехал на велосипеде ко мне на работу и увез в Дом культуры. Это была судьбоносная встреча с Михаилом Иосифовичем. Он привлекал всех своей интеллигентностью, внешним обаянием и, конечно, эрудицией.
После репетиций он стал провожать меня домой, рассказывая при этом о своих военных приключениях разведчика, как не раз брал «языка», как попал в плен, бежал. На Курской дуге им удалось взять в плен двух офицеров, за что получил медаль «За отвагу». Полученные сведения были очень важны в период подготовки наступления под Прохоровкой. И таких важных языков брал не единожды, получая награды. Для меня, потерявшей на войне отца,— это были завораживающие рассказы, а рассказчик он был удивительный. Но я по своей молодости и неопытности не догадывалась о причинах его внимания ко мне, считала, что все это потому, что я самая молодая в коллективе. И вдруг вопрос с его стороны: «Тебя не смущает наша разница в годах?».
Не понимая, к чему он клонит, я ответила, что нет. Тогда он просто сделал мне предложение, от которого я отказалась. Я не могла представить даже, что этот уважаемый всеми, много видевший и знающий человек с таким талантом и вдруг — я!
Никакие уговоры с его стороны не помогали, тогда он вместе с соседом пришел к моей бабушке, когда я была на работе, они уговорили ее, она отдала ему мой паспорт, а мне сказала: «Разве ни «нагорились» мы с тобой, а он умный, хороший человек, он тебе в жизни будет помощником».
Авторитет Михаила Иосифовича в Баланде помог ему без моего согласия подать заявление от нашего совместного имени в ЗАГС и при странных обстоятельствах его через неделю зарегистрировать». (Книга памяти Саратовской области. Т.28. Они сражались на фронте и в тылу. Саратов, 2012. с.202)
Отмечу, многое из фронтовой биографии Михаила Иосифовича Гольцева, о чем поведала в 28 томе «Книги памяти» его вдова, не подтверждается официальными архивными документами. Во всяком случае, в наградном листе Михаила Гольцева, размещенном на сайте «Подвиг народа», четко и однозначно указано, что участие в боевых действиях в период Великой Отечественной войны Михаил Иосифович начал принимать с 10 июля 1944 года на Белорусском фронте. Так что быть участником Курской битвы и брать «языков» под Прохоровкой летом 1943 года разведчик Гольцев никак не мог.
Данный наградной лист был составлен 15 марта 1945 года и подписан командиром 717-го стрелкового полка подполковником Пруцаковым. Обратим внимание на сведения, содержащиеся в двух графах: о прежних ранениях и контузиях и о предыдущих награждениях. В первой из интересующих нас граф указано: «ранений не имеет»; во второй — «ранее не награждался». И, по данным электронной базы Министерства обороны России «Подвиг народа», медаль «За отвагу» вообще не фигурирует в числе наград рядового Гольцева. Михаил Иосифович не награждался этой почетной солдатской медалью ни в 1943 году, ни позже. Что ничуть не умаляет его фронтовых заслуг. Награждение орденом Красной Звезды в конце войны свидетельствует, что Михаил Иосифович воевал достойно. Для солдата, который перед этим ни разу не награждался, это высокая оценка.
Тем не менее, боевой путь Михаила Гольцева лишь на завершающем этапе войны автоматически исключает его из числа участников эпохальных исторических битв Второй мировой — Сталинградской и Курской. И, наверное, обычным скромным фронтовиком с орденом Красной Звезды он и оставался бы до самой смерти, если бы не его неугомонная супруга, желающая всячески прославить мужа. И прославиться вместе с ним. Чему вполне естественно поспособствовало близкое знакомство Валентины Николаевны Гольцевой с главным редактором региональной «Книги памяти» Георгием Васильевичем Фроловым. Благодаря этому знакомству мифотворчество госпожи Гольцевой расцвело пышным цветом, и теперь любой желающий может без труда с ним познакомиться в любой саратовской библиотеке. И свое мифологизированное мировосприятие она автоматически переносит с покойных родственников на нынешнего кумира — Георгия Фролова.
«А Георгий Васильевич, проживая в Тверской области, испытавший нашествие, зверства фашистов, будучи еще юношей, пошел гнать фашистов с уже наступающей армией, без официальной призывной повестки. Сколько таких сыновей полка было в нашей армии, в партизанах! А теперь молодые «правдолюбы» заставляют искать подтверждение его призыва, свидетелей, которых уже нет в живых. И каждый его шаг, подвиг, награды ставят под сомнения. Все это подтверждено документами, о чем пишет и военный комиссар Саратовской области Николай Шебанов».
Как видим, согласно новой «гольцевской» сказке о похождениях легендарного Фролова, на этот раз истоки его героизма перемещены из Тульской области в Тверскую. По сравнению с первоначальной «фроловской» версией изменен и статус юного воина, который «без официальной призывной повестки» якобы «пошел гнать фашистов с уже наступающей нашей армией». В интерпретации Валентины Гольцевой на страницах «Гласа народа» Георгий Васильевич превращается в нечто среднее между сыном полка и партизаном.
Хотелось бы успокоить госпожу Гольцеву. Дорогая Валентина Николаевна, правда в том, что я никогда не заставлял Георгия Васильевича, как вы пишете, «искать подтверждение его призыва, свидетелей, которых уже нет в живых». Документальное подтверждение, что Егор Васильевич Фролов был призван в Красную армию 16 января 1943 года, хранится в его личном деле офицера. Справку об этом на основе подлинных документов составили сотрудники Центрального архива Министерства обороны еще в 1973 году. Об этом Георгий Васильевич прекрасно знал, поскольку лично неоднократно знакомился с хранящимися в его деле документами. Тем не менее, тиражирование в СМИ сказок о «сыне полка» и «юном партизане» продолжается и поныне. Ваша статья в «Гласе народа» — тому реальное подтверждение.
Есть и еще один аспект — сугубо моральный. Лично я глубоко убежден, что человек с такой неоднозначной фронтовой биографией, как Георгий Васильевич Фролов, не должен быть редактором такого серьезного патриотического проекта, как региональная «Книга памяти». Ведь все многочисленные публикации в СМИ и публичные рассказы Георгия Васильевича о себе любимом как о сыне полка, о своей 94-летней бабушке — военной переводчице и служительнице культа одновременно, о героическом спасении знамени разгромленного в Арденнах советского полка и т.д. и т.п. автоматически превращают Фролова в одиозную личность. Поэтому всякая причастность такого «сказочника» к проекту под названием «Книга памяти Саратовской области» является, на мой взгляд, полнейшей дискредитацией самой идеи благодарной исторической памяти.
Теперь аспект сугубо практический. Главный редактор «Книги памяти» должен адекватно оценивать поступающие к нему материалы и информацию, отделять зерна от плевел, правду от лжи. А в случае с Георгием Васильевичем подобный принцип не работает. Или работает, но очень избирательно.
В результате в «Книге памяти» появляются рассказы, в которых нарушение воинского долга и присяги преподносится либо как героический подвиг, либо как заслуживающее уважения дело. Приведенный выше рассказ, как Михаил Иосифович Гольцев зарегистрировал брак без фактического согласия невесты, не единственный в этом плане.
А пока вернемся к статье Валентины Гольцевой в «Гласе народа». В ней Валентина Николаевна упоминает и о второй причине, заставившей ее встать на защиту Фролова: Георгий Васильевич неоднократно предоставлял ей возможность публиковать опусы в «Книге памяти». Вот что об этом пишет сама Гольцева:
«Я по телефону познакомилась с Крутовым. Услышала от него такие отзывы о бабушках, дедушках и глупых детях, которые пишут в «Книгу памяти», а Георгий Фролов опубликовывает их в «Книге памяти» за государственные деньги. Оскорбительные слова я приняла и в свой адрес, поскольку я написала в «Книге памяти» о своем отце и муже, который был артиллеристом. А потом дошел до Кенигсберга. Встретил Победу в госпитале. Поместила я там статью и о заслуженном хоре «Душа ветерана», в котором до сих пор поют участники Сталинградской, Курской битвы, защитники Москвы, Ленинграда, дошедшие до Берлина. Всем им хочется поклониться. А «заслуженный журналист» А. Крутов назвал статьи из «Книги памяти» «профанацией»…
Я считаю, что это плевок в адрес всех ветеранов, в адрес всего «Бессмертного полка». Он пожалел государственные деньги, потраченные на «Книгу памяти», а не посчитал цену жизни всех погибших за то, чтобы он появился на свет и жил под мирным небом».
Всё прекрасно, если бы не резкое противоречие с принципами исторической правды. И в итоге мы имеем результат, достойный пера знаменитых сатириков и фантастов одновременно.
«Джекил и Хайд» для Валентины Гольцевой
Фантастический сюжет о возможности существования в одном теле двух совершенно разных людей — по профессии, социальному положению, типу поведения — известен в литературе. Вспомним ставшую классикой повесть Роберта Льюиса Стивенсона о докторе Джекиле и мистере Хайде. Первый из героев, благовоспитанный и респектабельный доктор, несущий окружающим добро и позитив. Второй — отъявленный негодяй и асоциальный тип. И оба они, как выясняется лишь в самом конце из предсмертной записки одного из героев, благополучно существовали в теле одного и того же человека. И умерли, соответственно, одновременно и в одном и том же месте.
Вряд ли бы я вспомнил здесь историю доктора Джекила и мистера Хайда, если бы нынешние саратовские реалии не подбросили нам сюжет, аналогичный тому, который описал Стивенсон. С тем лишь отличием, что вместо адвоката доктора Джекила рассказ ведет заслуженная пенсионерка Валентина Гольцева. Мне лишь остается уточнить, что данная фантастическая история из саратовской жизни была опубликована Георгием Фроловым в 2012 году на страницах 28 тома «Книги памяти». А события представлены как имевшие место в действительности. Итак, о чем же поведала читателям Валентина Николаевна:
«Мой отец Бакуров Николай Васильевич, 1914 года рождения — участник советско-финляндской и Великой Отечественной войн погиб 16 августа 1942 года на подступах к Сталинграду у села Дмитриевка Калачевского района Волгоградской области.
Но это сейчас я знаю и могу об этом говорить и писать, а до 1985 года я была в поисках места гибели моего отца. (…)
Еще в 1954 году я начала искать информацию об отце, хотела узнать, где же он погиб. Писала в областной военкомат, в Министерство обороны, в Подольский архив, но меня спрашивали, где он призывался, а я этого не знала. Писала через какое-то время опять, и вновь тот же вопрос, на который я ответить не могла.
И вот в 1985 году, когда я уже работала заместителем начальника областного управления (статистики.— Авт.), во Фрунзенском райкоме партии Г.В. Фролов проводил совещание по поводу «Книги памяти» области и сбору информации о погибших родственниках всех сотрудников организаций и предприятий. Я, как один из руководителей управления, присутствовала на этом совещании и сказала: «Конечно, все сделаем, только вот про своего отца ничего не могу узнать». Георгий Васильевич предложил мне подойти к нему недели через две. Он сообщил место призыва отца в армию.
Рядом со мной на совещании сидели военные. Мой сосед спросил, как и где искала отца, кем он был. Я сказала со слов бабушки, как будто он имел отношение к НКВД, оказалось, что мой сосед — начальник отдела кадров управления КГБ — Пстыга Андрей Яковлевич. Он спросил фамилию отца, задумался и попросил позвонить через неделю, дав все координаты.
Через неделю сам позвонил и попросил придти. Оказывается, меня, как дочь, разыскивали уже давно, но при замужестве я сменила фамилию. Каково было мое состояние, я даже описать не могу, когда мне показали личное дело отца, вручили копию извещения о гибели и месте захоронения. Дав немного опомниться, мне предложили пройти в другую комнату. Это была комната Боевой Славы, а точнее музей НКВД. На мемориальной мраморной доске первым было выбито имя отца.
По моей просьбе Андрей Яковлевич помог организовать посещение этого музея моей семье, в том числе детям и внукам. В настоящее время часть этой доски перенесена в вестибюль ФСБ и вторым значится имя моего отца. Теперь я могу приходить без пропуска и в памятные дни приносить цветы, приносили цветы и внуки». (Книга памяти Саратовской области. Т.28. Они сражались на фронте и в тылу. Саратов, 2012. с.205-206)
Приведенный отрывок требует небольшого комментария. Оказывается, еще до войны Николай Васильевич Бакуров был штатным сотрудником Саратовского управления НКВД. Стало быть, должен был иметь соответствующее этому ведомству специальное звание. Скажем, сержанта, лейтенанта или даже капитана государственной безопасности. Различия армейских званий со званиями в НКВД до войны составляли две ступени. То есть лейтенант НКВД равнялся армейскому капитану. Все сотрудники НКВД приравнивались к военнослужащим, а потому не подлежали призыву через военкоматы. Если сотрудники НКВД и попадали в действующую армию, то, как правило, по своей основной специальности — в особые отделы. Их либо прикомандировывали к особым отделам формирующихся частей, либо отправляли на фронт вместе с частями, которые они «обслуживали» или курировали в мирное время. Ведь всей прежней службой они уже были профессионально подготовлены к выявлению потенциальных предателей, шпионов и диверсантов. При этом прикомандированные сотрудники так и продолжали числиться в своем прежнем ведомстве — НКВД. К Наркомату обороны они имели косвенное отношение.
По этой простой причине чекист Николай Васильевич Бакуров никак не мог быть призван в ряды Красной армии. Что отнюдь не исключало возможности направления его в действующую армию по линии НКВД. Однако в приведенном отрывке госпожа Гольцева утверждает, что Георгий Фролов тогда же, то есть в 1985 году, представил ей документы о призыве ее отца в армию. И даже назвал ей место призыва. Как быть с этим парадоксом?
Из дальнейшего рассказа Валентины Гольцевой в «Книге памяти» мы узнаем, что перед войной Николай Бакуров проживал в Саратове вместе с женой, тещей и малолетней дочерью (нынешним автором «Книги памяти») в отдельной квартире. После гибели отца «квартира в Саратове и все, что там было, исчезло в неизвестном направлении»,— пишет Валентина Николаевна.
Но если все же гипотетически допустить, что Николай Васильевич Бакуров и был призван в ряды Красной армии, возможен единственный вариант: как жителя Саратова его мог призвать лишь один из районных военных комиссариатов областного центра. А теперь давайте вспомним, что сообщила нам Валентина Гольцева в «Гласе народа» (№35 (132) от 2 октября 2015 года) о причинах своей благодарности полковнику Фролову. Одна из причин — Георгий Васильевич упомянул об ее погибшем отце в 7 томе «Книги памяти». Этот том выпущен в 1995 году и включает в себя фамилии и краткие биографии людей, призванных в ряде сельских районов Саратовской области и погибших или пропавших без вести. Что касается Николая Васильевича Бакурова, он в этом томе фигурирует как человек, призванный в Саратовском (в годы войны — Ворошиловском) районе. Вот что там сообщается:
«Бакуров Николай Васильевич, род. 1914, Ворошиловский р-н, призван в сов. армию Ворошиловским РВК. Военный техник II р. Погиб в бою 16 августа 1942 года.
Похоронен — г. Сталинград». (Книга памяти Саратовской области. Т.7. Саратов, 1995. с.238)
Три странных момента обращают на себя внимание в данной публикации. Во-первых, с того момента, когда Валентина Николаевна доподлинно установила, что ее отец был штатным сотрудником Саратовского управления НКВД, и до момента публикации 7 тома «Книги памяти» прошло десять лет. Однако в «Книге памяти» о чекистском аспекте военной биографии отца Валентины Гольцевой нет ни строчки. В 7 томе «Книги памяти» Николай Бакуров из штатного сотрудника Саратовского управления НКВД превращается в военного техника второго ранга.
Во-вторых, являясь жителем Саратова и имея в Саратове квартиру, Николай Васильевич почему-то оказывается призванным в советскую армию Ворошиловским РВК Саратовской области.
В-третьих, в качестве даты гибели Николая Бакурова указано 16 августа 1942 года. А в качестве места захоронения — г. Сталинград. В войну погибших советских воинов хоронили там, где их настигла смерть. Поэтому место гибели и место захоронения, как правило, совпадали. В самом Сталинграде хоронили тех, кто погиб в ходе обороны города-героя. Однако первым днем обороны города, которую позже историки назовут Сталинградской битвой, считается 23 августа 1942 года. А 16 августа, когда, согласно публикации в 7 томе «Книги памяти», погиб Николай Бакуров, немец до Сталинграда еще не дошел. В середине августа 1942 года тяжелые бои шли в излучине Дона, в Калачевском районе. Это примерно 80-90 километров от Сталинграда. Так что тело погибшего 16 августа 1942 года воентехника 2-го ранга вряд ли могло быть захоронено в городе на Волге.
Где же правда? К счастью, в настоящее время Министерством обороны России создан прекрасный инструмент, позволяющий любому желающему получать максимум информации о всех советских воинах, не вернувшихся с поля брани: погибших, пропавших без вести, оказавшихся в немецких лагерях. Я имею в виду специальное электронное хранилище документов «ОБД Мемориал» (не путать с общественной организацией «Мемориал».— Авт.) Этим инструментом я и воспользовался, пытаясь получить какую-либо дополнительную информацию о Николае Бакурове. И вот передо мной один из официальных списков офицеров, пропавших без вести в годы войны. Список сгруппирован по региональным военкоматам. Помимо анкетных данных пропавшего без вести здесь также указана информация и о его ближайших родственниках. В случае, если офицер был женат,— это супруга. В иных случаях указываются родители. К Саратовскому облвоенкомату «приписано» три фамилии. И один из этих троих — интересующий нас Николай Васильевич Бакуров. Итак, вот эта запись:
«39. Техник-лейтенант Бакуров Николай Васильевич — помощник командира учебной роты по тех. части 8-го отдельного учебного автомобильного полка.
Пропал без вести в октябре 1942 г.
1914 г. Мать Бакурова А.П.— Ворошиловский р-он, дер. Д. Буерак.
Список — вх. №263».
Итак, мы знаем, что техник-лейтенант Бакуров Николай Васильевич официально не погиб, а пропал без вести. Произошло это не 16 августа 1942 года, а уже в октябре. То есть в самый разгар Сталинградской битвы. На момент исчезновения Николая Бакурова из своей воинской части он носил звание техника-лейтенанта. В качестве ближайшего родственника указана мать, проживающая в селе Долгий Буерак Саратовского района. По-видимому, несмотря на исполнившиеся ему к моменту гибели 27 лет, к началу войны Николай Бакуров не был женат. В противном случае в документах фигурировали бы имя и адрес супруги.
Также мы знаем, что благодаря помощи Андрея Пстыги Валентина Николаевна Гольцева еще в 1985 году получила исчерпывающую информацию о своем погибшем отце: ознакомилась с его личным делом и убедилась, что тот еще перед войной был штатным сотрудником управления НКВД по Саратовской области. Более того, Валентина Гольцева утверждает, что и ее искали как дочь погибшего офицера. Одновременно, если верить Гольцевой, Андрей Пстыга познакомил ее с извещением о гибели отца, которое также хранится в личном деле. В итоге ей стала известна точная дата гибели чекиста Николая Бакурова — 16 августа 1942 года. Факт, что личное дело погибшего офицера все эти долгие годы благополучно хранилось в управлении КГБ по Саратовской области, указывает, что Николай Васильевич скорее всего был прикомандирован к особому отделу армейской воинской части и при этом считался кадровым сотрудником Саратовского управления НКВД. Это также объясняет, почему извещение о его гибели на фронте было приобщено к личному делу, хранящемуся в архиве УФСБ по Саратовской обрасти. Из воинской части оно было выслано по месту основной службы погибшего офицера (а это было управление НКВД) для оформления пенсии его нетрудоспособным родственникам.
Но есть иные доказательства, косвенно подтверждающие, что сотрудник НКВД Николай Бакуров и техник-лейтенант Николай Бакуров — это два совершенно разных человека. Во-первых, чекист Николай Бакуров на момент своей гибели официально был женат. Об этом упоминает и сама Валентина Гольцева в 28 томе «Книги памяти», сетуя на свою мачеху:
«... в 1940 году, когда (…) погибла моя мама, мне было 4 года. Чтобы военному человеку куда-то было пристроить дочь, родственники женили его на какой-то дальней родственнице, которая не стала ни верной женой, ни матерью мне».
Там же Валентина Николаевна сообщает, что практически до совершеннолетия получала пенсию за погибшего отца. Это признание очень важно, поскольку в военные и первые послевоенные годы пенсии выплачивались только родственникам солдат и офицеров, на которых приходили официальные «похоронки». Но никак не за «пропавших без вести». В сталинские времена категория «пропавших без вести» являлась едва ли не синонимом попадания в плен. Именно поэтому за техника-лейтенанта Николая Бакурова из села Долгий Буерак никто пенсии платить бы не стал. Ведь он до сих пор по документам Министерства обороны числится как «пропавший без вести».
То есть реальным отцом Валентины Гольцевой является сотрудник НКВД Николай Бакуров, погибший на фронте 16 августа 1942 года. И Валентина Николаевна узнала об этом еще в 1985 году. Однако проходит десять лет, и в 7 томе «Книги памяти» появляется совершенно иная биография Николая Бакурова. Сообщается, что он был воентехником 2-го ранга, был призван Ворошиловским РВК Саратовской области и погиб в Сталинграде. А вот что погибший офицер имел какое-либо отношение к Саратовскому управлению НКВД — об этом нет ни слова. Не упоминается и о том, что техник-лейтенант Николай Бакуров пропал без вести в октябре 1942 года. Вместо этого «Книга памяти» сообщает о гибели военного техника и даже дату его смерти — 16 августа 1942 года. Спрашивается, как мог погибший 16 августа 1942 года военный техник Николай Бакуров воскреснуть и еще немного повоевать, чтобы затем уже окончательно пропасть без вести в октябре 1942 года?
Рискну высказать свое предположение. По-видимому, первые попытки фальсификации реальных биографий этих двух отдавших жизнь за родину фронтовиков, являющихся полными тезками, объединения их в одно целое в региональной «Книге памяти» начались еще в 1995 году. Уже в то время бралась за основу и публиковалась только та часть биографии и только того Николая Васильевича Бакурова, которая казалась наиболее выигрышной и привлекательной исходя из политической конъюнктуры. Или, как сказали бы сегодня, находилась в политическом тренде.
Скажем, в конце 80-х и начале 90-х годов, на волне выплеснувшейся в годы перестройки исторической информации, открытой публикации произведений Александра Солженицына, Варлама Шаламова и т.д. сотрудники НКВД были весьма непопулярны. Вряд ли бы Валентина Николаевна решилась в те годы публично похваляться в печати героическим папой из ведомства Лаврентия Павловича. Пускай даже тот и отдал жизнь на поле боя с фашистами. Но Валентине Николаевне несказанно повезло. Георгий Васильевич Фролов установил, что Ворошиловским РВК Саратовской области в ряды Красной армии был призван проживающий в селе Долгий Буерак техник Николай Бакуров. Техник Бакуров оказался полным тезкой чекиста Бакурова. Такой невероятной удачей грех было не воспользоваться, тем более что оба не вернулись с войны. Наверное, поэтому и стала госпожа Гольцева воспринимать в качестве еще одного своего отца «пропечатанного» в 7 томе воентехника 2-го ранга Николая Бакурова. Более того, она не стесняется говорить и даже писать в «Гласе народа» о своей благодарности Георгию Фролову за эту публикацию. Хотя при этом ей уже 30 лет было известно, что ее реальный отец был не техником, а оперативным сотрудником Саратовского управления НКВД.
Единственным «проигрышным» моментом в короткой фронтовой биографии воентехника Бакурова было, что он не погиб за Родину, а лишь «пропал без вести». Однако этот «недостаток» был легко исправлен благодаря помощи Георгия Фролова — в 7 томе «Книги памяти» в биографию техника-лейтенанта Бакурова подставили дату гибели чекиста Бакурова. Так впервые в 1995 году на страницах «Книги памяти» наши «доктор Джекил» и «мистер Хайд» сделали первый шаг к объединению.
Косвенное подтверждение этой версии — история с поиском места захоронения Николая Бакурова. Как мы помним, Андрей Пстыга сообщил Гольцевой место захоронения ее погибшего отца еще в 1985 году. В вышедшем в 1995 году 7 томе «Книги памяти» в качестве места захоронения погибшего офицера Бакурова указан Сталинград. А вот в «Гласе народа» Валентина Николаевна пишет:
«А могилу отца вместе с семьей я нашла в д. Дмитриевка в Волгоградской области, под городом Калачом только в 1998 году. Это десять огромных стел с 1000 захороненных солдат с вечным огнем. (…) К сожалению, на чугунных плитах не было выбито имя моего отца. По всем документам в Волгограде он захоронен там, а надписи на могиле нет. И вот к 65-летию Победы я через Министерство обороны, облвоенкомат Волгограда добилась, что имя отца теперь выбито на чугунной плите».
Спрашивается, с какой стати потребовалось искать место захоронения целых 13 лет, если оно было известно уже в 1985 году? Впрочем, признание Гольцевой, что имени Николая Бакурова изначально не было на плитах мемориала, является еще одним косвенным доказательством, что у села Дмитриевка похоронен именно чекист Бакуров. Фамилии погибших на мемориале выбивали, согласуясь со списком безвозвратных потерь 32-й отдельной мотострелковой бригады. А чекист Бакуров в штате этой бригады формально не состоял. Он был к ней прикомандирован по линии НКВД. То есть, выражаясь бюрократическим языком, проходил совсем по другому ведомству. Скорее всего, по этой причине его фамилию и забыли указать в общем списке погибших.
Но вернемся к рассказу о фантастических метаморфозах двух биографий реальных фронтовиков, происходивших на страницах «Книги памяти».
Как уже было отмечено, первая попытка объединения биографий техника-лейтенанта Николая Бакурова и его полного тезки, чекиста Бакурова, была предпринята двадцать лет назад — еще в 1995 году. Однако апогей случился уже в наши дни. Ведь сегодня наличие в семейной истории родственников из числа офицеров НКВД воспринимается в патриотических и номенклатурных кругах едва ли не как признак особой чести и доблести. Посмотрим теперь, как это отразилось на поведении госпожи Гольцевой. Великолепная иллюстрация этого сдвига в общественном сознании — то, как сегодня Валентина Николаевна подает на страницах «Гласа народа» биографию своего «отца» (точнее, двух отцов):
«Я дочь погибшего под Сталинградом воентехника 2-го ранга Николая Васильевича Бакурова. В мои 4 года, когда папа был на финской войне, не стало мамы, а 16 августа 1942 года на подступах к Сталинграду погиб и отец.
У отца, как я теперь знаю, была бронь из-за малолетней дочери. Но, будучи инструктором 8-го учебного автомобильного полка в г. Куйбышеве, а потом и оперуполномоченным особого отдела 32-й отдельной мотострелковой бригады, он оставил меня на чужих руках и добровольно пошел на фронт защищать отечество. При проводах на речном вокзале он что-то сказал провожающим его про детский дом. Я не понимала тогда значения этих слов, наверное, потому их и запомнила. Но в детский дом я не попала, а меня нашла 70-летняя бабушка и увезла к себе в Баланду (теперь г. Калининск). Документы о моем рождении, да и родителях, были потеряны. Бабушка нашла кое-что, но в этих справках были разные даты моего рождения, и паспорт я получила с датой «по первому сенокосу» (так вспомнила бабушка день моего рождения)».
Это, как говорится, беллетристика. Полную моральную ответственность за приведенный выше текст несет госпожа Гольцева. Однако и официальная версия биографии Николая Бакурова в последующих изданиях «Книги памяти» претерпела существенные изменения. Теперь она выглядит так:
«Бакуров Николай Васильевич родился в селе Долгий Буерак Ворошиловского района Саратовской области, русский, военный техник 2-го ранга, оперуполномоченный ОО НКВД 32 МСБр, 28-го танкового полка Сталинградского фронта, член ВКП(б). Погиб 16.08.1942 г. в районе ст. Дмитриевская Волгоградской обл.».
Так что нам придется признать: наши местные доктор Джекил и мистер Хайд вполне завершили процесс объединения на страницах региональной Книги памяти и газеты «Глас народа». Впору крикнуть: «Занавес!».
Но я почему-то уверен, что аплодисменты «благодарной публики» в данном случае не последуют.
Казалось бы, если «Книга памяти» недостаточно адекватно отражает биографию чекиста Бакурова, это еще не полная катастрофа. Ведь в Саратове на улице Дзержинского в региональном управлении ФСБ трудится официальный представитель УФСБ по Саратовской области Татьяна Бреус. В 2010 году она защитила кандидатскую диссертацию на тему «Деятельность территориальных управлений ФСБ России по патриотическому воспитанию граждан (на материалах областей Нижнего Поволжья)». А при защите в качестве одного из научных трудов соискателя фигурировал юбилейный альбом «Управление Федеральной службы безопасности России по Саратовской области. 1918-2008». В выходных данных книга именуется «историко-публицистическим изданием». Так вот здесь, помимо прочего, опубликован и своеобразный мартиролог сотрудников Саратовского управления НКВД, погибших на фронтах Великой Отечественной войны. Слово «мартиролог» я употребил не случайно, поскольку кроме фамилий здесь приводятся и краткие биографии погибших. Вот какие сведения об интересующем нас Н.В. Бакурове мы можем здесь прочитать:
«Воентехник 2-го ранга Бакуров Николай Васильевич, 1914 г. р., ур. д. Д. Буерак Саратовской области, сотрудник ОО НКВД 36-го мотострелкового батальона Сталинградского фронта».
Конечно, всем нам свойственно ошибаться. Поэтому я вполне могу допустить, что можно перепутать цифры 32 и 36. Но как мотострелковая бригада (воинское подразделение, по численности равное половине дивизии) стала батальоном?
Во мне еще теплилась надежда прояснить описанные выше странности и противоречия с помощью официальных данных из архивных документов Николая Бакурова. Очевидно, что подтвердить либо опровергнуть изложенный выше вывод, что речь идет о двух разных людях, возможно было, лишь заглянув в личное дело Николая Бакурова, которое Пстыга показывал Гольцевой еще в 1985 году. При этом меня интересовали лишь данные о близких родственниках погибшего офицера. Вникать в какие-либо подробности его службы в НКВД в 30-е годы я не собирался.
От редакции был подготовлен запрос о предоставлении информации на имя начальника УФСБ по Саратовской области Игоря Малявина. Однако ответ, полученный нами за подписью начальника отдела А.Л. Тихонова, не только не прояснил ситуации, но и породил массу дополнительных вопросов. Чтобы было понятно, о чем речь, приведу текст этого ответа:
«Сообщаем, что архивное личное дело Бакурова Николая Васильевича в архив Управления ФСБ России по Саратовской области не сдавалось.
Согласно документам, имеющимся в архиве Управления ФСБ России по Саратовской области, Бакуров Николай Васильевич, 1914 г.р. (20 декабря), уроженец дер. Долгий Буерак Ворошиловского района Саратовской области, из крестьян, кончивший в 1926 году сельскую школу, а в 1931 году автошколу и 2 курса рабфака в г. Саратове, до 1933 года работал шофером Крайзернотреста.
16 августа 1942 года в бою за Родину Бакуров Николай Васильевич героически погиб на подступах к г. Сталинграду. Похоронен на берегу реки у с. Дмитриевка.
Другими интересующими вас данными в отношении Бакурова Н.В. УФСБ России по Саратовской области не располагает.
В дополнение информируем вас, что для организации поисков архивного личного дела Бакурова Николая Васильевича за период его службы в органах военной контрразведки и получения более подробных сведений о его подвигах вам целесообразнее обратиться в УФСБ России по Омской области».
Если личного дела Бакурова в архиве УФСБ по Саратовской области нет, то куда оно делось? С каким тогда личным делом чекиста Бакурова знакомил Андрей Пстыга Валентину Гольцеву в 1985 году? Как могло случиться, что в 1985 году личное дело чекиста Бакурова в УКГБ по Саратовской области было, а в 2015 году этого дела в том же здании (только теперь уже УФСБ) не оказалось? Ведь подобные персональные документы секретного ведомства принято наделять грифом «хранить вечно». Где же правда: в официальном ответе чекиста А.Л. Тихонова или в мемуарах В.Н. Гольцевой из «Книги памяти»?
Трудно дать однозначный ответ на этот вопрос. Какой-либо свет мог бы пролить Андрей Пстыга. Но, как мне удалось выяснить, этого ветерана уже нет в живых. Так или иначе, но в пользу версии, что «личное дело Бакурова Николая Васильевича в архив Управления ФСБ не сдавалось», говорит ряд косвенных признаков. В частности, в упомянутом мною альбоме «Управление Федеральной службы безопасности России по Саратовской области. 1918-2008» в мартирологе погибших сотрудников управления фотография Николая Бакурова отсутствует. А ведь наличие фото в личных делах было обязательным.
Но если личного дела Николая Бакурова в архиве УФСБ по Саратовской области нет, это означает, что на момент своей гибели Николай Васильевич числился в качестве штатного сотрудника за другим территориальным управлением НКВД.
Посмотрим на некоторые факты из биографии Бакурова Н.В., содержащиеся в ответе УФСБ. Итак, наш герой родился 20 декабря 1914 года, в 1926 году окончил сельскую школу. Нетрудно подсчитать, что к моменту окончания школы Николаю исполнилось 11 лет. Иными словами, в школе он успел проучиться всего 4 года. И, соответственно, получил лишь начальное образование. Дальше — белое пятно в биографии. В 1931 году Бакурову было неполных семнадцать лет. Возможность в таком возрасте получить водительское удостоверение, после чего устроиться на работу профессиональным шофером, лично у меня вызывает большие сомнения. Равно как и то, что до своего трудоустройства водителем в «Крайзернотрест» Николай Бакуров «окончил 2 курса рабфака в г. Саратове». Дело в том, что в конце 20-х — начале 30-х годов так называемые «рабфаки» занимались подготовкой для поступления в вуз молодых рабочих. Для поступления на рабфак надо было иметь не менее трех лет «рабочего стажа». Подчеркиваю: не просто трудового стажа, а именно «рабочего». Это требование было обусловлено проводимой линией на поддержание «классовой чистоты» будущей советской интеллигенции. Но откуда мог взяться «рабочий стаж» у четырнадцатилетнего сельского паренька?
Есть и еще одна загвоздка, ставящая под сомнение информацию, что Николай Бакуров окончил 2 курса рабфака. В 1930 году в Саратове появился новый вуз — САДИ (Саратовский автодорожный институт). Ныне это Саратовский технический университет им. Гагарина. Так вот, если допустить, что Николай Бакуров и в самом деле обучался на рабфаке САДИ, то к 1931 году он окончить два курса все равно не мог. Просто бы не успел. К сожалению, из ответа УФСБ невозможно понять, когда и в каких должностях Николай Бакуров служил или работал вольнонаемным сотрудником в Саратовском управлении НКВД. Судя по ответу, произошло это после 1933 года. А как сложилась дальнейшая судьба Николая Бакурова и какими ветрами нашего героя занесло в Омск (ведь именно там рекомендовано искать его личное архивное дело) — об этом нет ни слова.
Семья с «коротким сроком радости» и «план Алена Даллеса»
Официальная пропаганда пытается внушить нам в качестве непреложной истины тезис, что патриотизм и нравственность — это своего рода «близнецы-братья». Что патриот всегда и везде — человек высокой морали.
Но насколько гармонично соотносятся патриотизм и нравственные ценности в реальной жизни? Точнее, в жизни, представленной в авторских произведениях региональной «Книги памяти». Конечно, эта тема необъятная. Поэтому я сознательно сужаю предмет нашего обсуждения. Рассматриваемая нами публикация называется «Светлая память об отце помогала мне жить». Автор — известная нам Валентина Гольцева:
«Помню отца высоким, красивым, с мужественными чертами лица, хрустящие хромовые сапоги, синие галифе, зеленая гимнастерка с белым воротничком и портупеи, обтягивающие гимнастерку. Когда отец вечером приходил со службы, в доме была радость и воцарялась любовь. Он всех сильно любил, мама и бабушка были очень маленького роста, он их сажал на одну и другую руку, а я восседала верхом на шее. Это был наш ритуал! Три объезда в таком составе вокруг круглого стола, потом ужин, чтение вслух книг, игры и постоянные шутки. Такой мне запомнилась наша счастливая семья, у которой оказался очень короткий срок радости». (Книга памяти Саратовской области. Т.28. Они сражались на фронте и в тылу. Саратов, 2012. с.206)
Однако счастье длилось недолго. В 1939 году офицер Бакуров уходит на финскую войну. А в 1940 году у него умирает жена — мать Валентины Николаевны. После чего, если верить публикации Гольцевой в «Книге памяти», с помощью родственников ее отец вступает во второй брак. Однако былого семейного счастья уже нет — молодой мачехе не нужен ребенок от первого брака. Нападение фашистской Германии на Советский Союз лишь усугубляет семейные проблемы отправляющегося на войну офицера НКВД. Вот как Валентина Гольцева описывает свою последнюю встречу с отцом перед его отправкой на фронт:
«В Саратове проводить его на пристань пришли его родители и сестры. Я запомнила его слова: «Валю, если что, отдайте в детский дом». Смысла этих слов я тогда не понимала.
В мае 1942 года отец стал оперуполномоченным особого отдела НКВД 32-й отдельной мотострелковой бригады в звании воентехника 2-го ранга. В этом звании он и погиб. Когда мне удалось найти о нем сведения, я узнала, что у него была бронь, поскольку я была на его попечении. Но когда отечество было в опасности, он, при его силе и мощи, не смог отсиживаться в тылу. А оставлять ему дочь было не на кого, и он просил своих родителей определить меня в детский дом.
С этого времени и начались мои детские слезы и страдания, которые просто не перечислишь. Меня передавали из рук в руки, потеряв при этом все документы на моих родителей и меня. Мое свидетельство о рождении восстанавливала уже бабушка по матери, которая, узнав обо всем, приехала из районного поселка Баланда (теперь город Калининск) Саратовской области и забрала меня. Квартира в Саратове и все, что там было, исчезло в неизвестном направлении.
Бабушке в это время было уже 70 лет. Мачеха, получив извещение о гибели отца, очень долго нам об этом не сообщала». (Книга памяти Саратовской области. Т.28. Они сражались на фронте и в тылу. Саратов, 2012. с.203)
Статья Гольцевой называется: «Светлая память об отце помогала мне жить». В возрождаемой ею на страницах «Книги памяти» системе нравственных координат появляется новый Герой. Это уходящий на фронт отец, наказывающий здравствующим родственникам определить шестилетнюю дочь в детский дом.
Мы как-то увлеклись и совсем забыли об антигерое, которого Валентина Николаевна пытается представить нам как символ мирового зла. Речь о легендарном руководителе американской разведки времен Второй мировой войны, который якобы изобрел и озвучил коварный «план Алена Даллеса». Тот самый, который в наши дни благополучно перепечатывает газета «Глас народа» — орган общественной палаты Саратовской области. Из всего многообразия разнообразных рекомендаций, содержащихся в этой фальшивке, мне хотелось бы обратить внимание на указание «вырывать духовные корни, опошлять и уничтожать основы нравственности». Но как можно брать пример с человека, дающего указание своим родителям и сестрам отправить малолетнюю дочь в детский дом?
Отечественные литературоведы уже давно доказали, что пресловутый план главы ЦРУ Алена Даллеса (на коллаже справа) о поэтапном моральном разложении населения СССР есть обычный пропагандистский фэйк, порожденный воображением советского писателя Анатолия Иванова (слева). На страницах романа «Вечный зов» этот «план» озвучивает бывший жандармский офицер Лахновский.
Сегодня мне трудно сказать, насколько события, описанные Валентиной Гольцевой в статье «Светлая память об отце помогала мне жить», соответствуют действительности. Но если представить, что всё является чистой правдой, при чем здесь пресловутый «план Алена Даллеса»? И какова вина Алена Даллеса в детских злоключениях дочки саратовского чекиста? В том, что вскоре после войны она «оказалась под забором» в родном для нее Саратове, где проживали близкие родственники ее отца? Или, может быть, это Ален Даллес давал наказ своим сестрам и родителям относительно детского дома? Или коварные заокеанские шпионы сознательно уничтожили все документы о родителях Валентины Николаевны? И тем самым обрекли несчастную женщину 40 лет разыскивать следы своего героического отца.
Все эти вопросы относятся к разряду риторических. А задавал я их лишь с одной целью: чтобы наглядно продемонстрировать, какой идеологический «коктейль» обрушивает на головы читателей одна из защитниц Георгия Фролова.
И делает это вполне сознательно и с одной-единственной целью — обеспечить возможность публикации своих «патриотических» опусов в «Книге памяти» и в дальнейшем. И все, что может встать на пути реализации этих планов, воспринимается Гольцевой с нескрываемым раздражением. Приведу еще раз выдержку из ее статьи в «Гласе народа»:
«Заслуженный журналист» А. Крутов назвал статьи из «Книги памяти» «профанацией»…
Я считаю, что это плевок в адрес ветеранов, всего «Бессмертного полка». Он пожалел государственные деньги, потраченные на «Книгу памяти», а не посчитал цену жизни за то, чтобы он появился на свет и жил под мирным небом».
Валентина Николаевна сознательно переносит акцент со слова «профанация» на слово «деньги». А ведь слово «профанация» как раз и было ключевым в нашем коротком телефонном диалоге. Причем «профанация» — это, на мой взгляд, еще довольно мягкое выражение по отношению к публикациям, о которых шел разговор. Сегодня, внимательно изучив статьи Валентины Гольцевой в «Книге памяти», я дал бы им более жесткую оценку: провокация. Впрочем, о сути этой провокации — в следующей статье.
P.S.
Поскольку полученный ответ из УФСБ по Саратовской области (выше мы его цитировали) не проливал свет на интересовавшие нас моменты в биографии Н.В. Бакурова, был направлен запрос в Омск, где в региональном управлении ФСБ находится на хранении архив органов военной контрразведки времен Великой Отечественной войны. Когда готовился этот номер, редакция «ОМ» получила ответ из управления ФСБ по Омской области.
В тексте ответа содержатся как документально подтвержденные факты «гражданской» биографии отца Валентины Николаевны Гольцевой, так и его военной карьеры. При этом сообщаемая архивистами ФСБ официальная информация в значительной степени противоречит сведениям, которые содержатся в опусе Гольцевой из 28 тома «Книги памяти». В частности, выясняется, что Николай Бакуров никогда не являлся сотрудником Саратовского управления НКВД. Равно как и то, что до войны он не был ни штатным военным, ни офицером запаса.
«Воентехник 2 ранга Бакуров Николай Васильевич, 1914 г.р., уроженец д. Долгий Буерак, Ворошиловского района, Саратовской области, из крестьян, окончил сельскую школу и автошколу, член ВКП(б) с 1941 г. (партийный билет №4201356).
С октября 1929 г. по май 1930 г.— помощник экраниста на заводе «Сотрудник революции», г. Саратов; с декабря 1930 г. по июль 1933 г.— шофер Крайзернотреста, г. Саратов; с июля 1933 г. по октябрь 1934 г.— начальник снабжения колонии Крайтракторцентр, г. Сталинград; с октября 1934 г. по май 1937 г.— шофер, механик Орлово-Таловской МТС, Саратовская область; с мая 1937 г. по октябрь 1940 г.— младший командир взвода 110 артполка им. Ворошилова, г. Саратов, г. Вильнюс; с ноября 1940 г. по апрель 1941 г.— автомеханик, начальник гаража Маслозавода №2, г. Саратов; с апреля 1941 г. по июль 1941 г.— курсант по повышению КНС (так в документе), г. Куйбышев; с июля 1941 г. по февраль 1942 г.— инструктор автодела 8 учебного полка, г. Куйбышев.
Приказом ОО НКВД Приволжского военного округа №515 от 04.06.1942 г. оперуполномоченный резерва ОО НКВД ПриВО воентехник 2 ранга Бакуров Николай Васильевич, после окончания краткосрочных оперативно-чекистских курсов, командирован в распоряжение ОО НКВД Вольского гарнизона для прохождения практики.
По решению OO НКВД ПриВО направлен для прохождения службы в ОО НКВД 32 мотострелковой бригады в должности оперуполномоченного (приказа о назначении нет). 18.06.1942 г. прибыл к новому месту службы в OO НКВД 32 мсб (место дислокации — г. Вольск). 05.07.1942 г. в составе частей бригады убыл в действующую армию к новому месту дислокации в с. Песчанка Сталинградского района, 16.08.1942 г. части дивизии были передислоцированы в с. Дмитриевка.
16.08.1942 г. оперуполномоченный OO НКВД 32 мотострелковой бригады Сталинградского фронта воентехник 2 ранга Бакуров Н.В. погиб от разрыва гранаты при неосторожном обращении с оружием. Похоронен в с. Дмитриевка на берегу реки.
Приказом OO НКВД Сталинградского фронта №77 от 19.08.1942 оперуполномоченный ОО НКВД 32 мотострелковой бригады — воентехник 2 ранга Бакуров Николай Васильевич исключен из списков личного состава как погибший в бою.
Извещение о смерти было направлено его жене, Бакуровой Марии Даниловне, по адресу: д. Мельичевка (в некоторых документах — Мельниченка), Усть-Курдюм, Ворошиловского района, Саратовской области.
Другими сведениями не располагаем. Архивного личного дела Бакурова Н.В. на хранении нет».
Как видим, на действительную военную службу Николай Бакуров попал в 1937 году, в возрасте 23 лет. Вообще-то, в 30-е годы в армию призывали с 21 года, но поскольку у Бакурова в 1936 году родился ребенок, скорее всего это дало ему некоторую отсрочку от призыва. Действительную службу, как следует из документа, младший командир взвода (эта должность была равносильна званию сержанта) проходил почти дома — в Саратове. Однако сержантам-срочникам в сталинское время никаких квартир не полагалось. И этот порядок сохраняется до настоящего момента.
Так что никакой квартиры в Саратове семья Бакурова не имела и иметь не могла. Все это плод фантазии Валентины Гольцевой. Равно как и участие Николая Васильевича Бакурова в финской войне. Единственная военная операция накануне войны, в которой довелось поучаствовать отцу Гольцевой,— это советская аннексия Литвы. Однако это была бескровная операция, которую никто и никогда «боевыми действиями» не считал. Осенью 1940 года, после окончания действительной военной службы, Николай Бакуров был уволен в запас. Вернулся в Саратов и стал работать на маслозаводе №2. Однако в апреле 1941 года он становится «курсантом по повышению КНС» в Куйбышеве. Аббревиатура «КНС» — это скорее всего «курсы начальствующего состава». То есть краткосрочные трехмесячные курсы с целью подготовить из бывших сержантов офицеров запаса. Однако к июлю 1941 года — моменту окончания Бакуровым этих курсов и получения им офицерского звания — уже начинается война. Поэтому домой Николая Васильевича не отпускают, и он продолжает службу в качестве инструктора автодела 8-го учебного полка. Официальная служба по линии автомобильных войск продолжается вплоть до февраля 1942 года, когда нашего героя вновь направляют на кратковременные трехмесячные курсы. На этот раз для подготовки оперативно-чекистских кадров для особых отделов. Кадровым чекистом Николай Бакуров становится лишь в начале июня 1942 года. Согласно приказу №515, он «оперуполномоченный резерва особого отдела НКВД Приволжского военного округа». И в этом качестве направляется «для прохождения практики» в 32-ю мотострелковую бригаду. Однако 5 июля 1942 года подразделения этой бригады покидают город Вольск и следуют в действующую армию. Вместе с этими подразделениями едет в действующую армию и особист-практикант Николай Бакуров.
И, наконец, финальный, трагический аккорд этой недолгой жизни — наш герой гибнет в результате подрыва на гранате «при неосторожном обращении с оружием». А еще через три дня, т.е. 19 августа 1942 года, приказом особого отдела НКВД Сталинградского фронта его исключают из списка личного состава НКВД «как погибшего в бою». Спрашивается, зачем особистам это потребовалось? Допускаю, что одним из наиболее гуманных мотивов была забота о семье погибшего, которая в противном случае могла остаться без пенсии. Так или иначе, но особист-практикант Николай Бакуров по официальным документам НКВД погиб 16 августа 1942 года и был захоронен около села Дмитриевка Калачевского района. А вот по официальным документам Народного комиссариата обороны техник-лейтенант Бакуров вроде бы и не погиб вовсе. Он продолжал воевать вплоть до октября 1942 года, когда и пропал без вести. А потому из списков Вооруженных Сил Союза ССР он был исключен только 30 января 1947 года.
Как объяснить такой странный парадокс? Чтобы ответить на этот непростой вопрос, давайте на мгновение представим, что Николай Васильевич на самом деле не погиб в результате самоподрыва. А, допустим, получил легкие ранения. Или, скажем, он вообще не был ранен, но в результате неосторожного обращения с оружием погибли или были ранены его сослуживцы. В этом случае инцидент вполне мог быть расценен как воинское преступление: членовредительство или даже диверсия. Со всеми вытекающими по законам военного времени последствиями. Причем главным подозреваемым в данном случае становился офицер-особист, который по долгу службы обязан подобные преступления выявлять и пресекать. Скандал в данном случае, думаю, был бы серьезный. Полетели бы и шпалы с голубыми петлицами, и головы чекистского начальства. Поэтому очевидно, что для всех было бы лучше, чтобы чекист-особист Бакуров навсегда исчез из списков личного состава НКВД. Хотя бы по причине своей неосторожной смерти. А в итоге реальный Николай Васильевич Бакуров продолжал воевать в Сталинграде в звании техника-лейтенанта. Где и пропал без вести в октябре 1942 года. А исключали его из списков части в том самом запасном автомобильном полку, где Николай Васильевич служил вплоть до того, как официально ни приобщился к ведомству Лаврентия Павловича Берии.
Уверен: изложенная выше версия — отнюдь не единственная, объясняющая все противоречия данной истории. Но лично я пока ничего другого предложить не могу.
(продолжение следует)
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
