19 Марта 2024, Вторник, 15:47 ВКонтакте Twitter

Лауреат Государственной премии России Геннадий Тростянецкий: "Без риска в театре нельзя"

23/04/2018 15:15

Театр гражданского звучания сегодня нередко подменяется стремлением к не менее громкому, но зачастую поверхностному и порой бессмысленному эпатажу, когда в желании достичь скороспелого успеха "командиры" сцены подчас не гнушаются средствами. Наш сегодняшний собеседник – явно не в лучах модных софитов, а по-настоящему свободный режиссер, живущий в северной столице, профессор знаменитого ЛГИТМИКа (хотя и именуется вуз теперь по-другому).
Режиссер вспоминает, как три десятка лет назад ему первым в стране удалось воплотить на сцене гремевшие тогда произведения двух больших русских писателей. Совсем небольшой по объему роман и повесть, страницы которой можно пересчитать по пальцам, несмотря на официальное признание их авторов, представали в глазах и обывателей, и власть предержащих по крайней мере "несценичными". Но наш собеседник тогда на деле опроверг эти предубеждения, будучи (и оставаясь по сегодняшний день!) одним из самых последовательных учеников Георгия Товстоногова.


- Геннадий Рафаилович, вы были, можно сказать, одним из пионеров театра периода перестройки, когда сразу же вслед за публикацией в журнале "Октябрь" "Печального детектива" Виктора Астафьева поставили одноименный спектакль в Театре Моссовета. Буквально через год воссоздали в Омске абсолютно, казалось бы, нетеатральный "Пожар" Распутина. Приходилось ли вам тогда сталкиваться если не с открытым сопротивлением постановкам, то, во всяком случае, с "дружескими советами" еще всемогущих в ту пору инструкторов обкомов и горкомов, что не надо бы браться за эти острые темы, и т.д.?
– Хотелось бы начать с того, что летом 1986 года главный режиссер Театра имени Моссовета Павел Осипович Хомский предложил мне поставить спектакль в его театре. Я тогда возглавлял Омскую драму, и весь репертуар утверждался в идеологическом отделе обкома КПСС.
Заведовал этим отделом сухопарый и сдержанный человек по фамилии Осипов. Лишь однажды за все шесть лет моей работы в Омске, сразу после прочтения, он впрямую попросил изменить финал пьесы Владимира Арро "Смотрите, кто пришел": "А нельзя ли в финале … этот дом, который … э-э-э … покупает парик … махер, превратить в дом-музей писателя … этого … который в нем жил?".
Я немедленно сослался на то, что пьеса залитована государственными органами и всё такое прочее, и что мы не имеем права так вольно обращаться с текстом. Завотделом замолчал и ушел в себя.
…Омский театр пользовался особым уважением в министерстве. Качеством спектаклей Артура Хайкина, руководством со стороны директора Ханжарова театр стоял этаким отдельным особняком – явно не провинциального свойства. Я не помню, чтобы у нас происходили какие-то идеологические битвы. Театр принимал условия игры под названием "эзопов язык", от чего даже получал некоторое удовольствие.
По совету Г.А. Товстоногова - недостатки превращать в достоинства, мы старались спектакли к всякого рода важным датам, так называемые "датские спектакли", ставить художественно. Это было интересно даже.
Шел 1984 год. К 40-летию Победы главный режиссер Хайкин взял "Рядовых" Дударева, а я - "Звезду" Казакевича. Готовясь к постановке, я натолкнулся на повесть Светланы Алексиевич "У войны не женское лицо". Это произошло на летних гастролях в Пензе. "Образцовый" репертуар "образцового" театра на будущий сезон еще в мае был утвержден на всех инстанциях. Мы понимали, что официальные органы могут воспрепятствовать не столько самому факту изменения названия, сколько самому произведению, - оно далеко было от прославления героизма.
Я рванул в Омск, позвонил товарищу Осипову с просьбой принять меня, в кабинете положил ему на стол журнал "Октябрь" и со всем темпераментом молодой пылкой режиссерской души предложил стать единомышленником в желании "пробить" текст "уникального, совершенного нового по теме и по взгляду на войну документального произведения молодой белорусской писательницы".
В глубине души я надеялся, что он будет взволнован повестью. И что ему понравится быть в числе первооткрывателей. Так оно и оказалось.
Спектакль "У войны не женское лицо" по повести Светланы Алексиевич случился спектаклем по судьбе для всех, кто имел даже самое малое к нему отношение.

- Вернемся к "Печальному детективу". Кому вообще в голову пришла идея поставить этот роман, тогда еще в буквальном смысле пахнувший типографской краской?
- Павел Осипович предложил мне прочитать одну из пьес Писемского, которая, однако, не вызвала у меня большого восторга. И как раз тогда, накануне разговора с Хомским, я, что называется, залпом прочитал "Печальный детектив", который только что был опубликован в первом номере журнале "Октябрь" за 1986 год.
Судьбоносный журнал!
"Но ведь надо писать инсценировку!" - воскликнул главный режиссер театра имени Моссовета, и в глазах его загорелись огоньки. У Павла Осиповича был вообще нюх на новое. В театральном мире парит много знаменитых имен, открытых им. Он был профессионал, и интуиция его работала сильно.
Я вызвался сам писать, потому что в это время, собственно, и сочиняешь спектакль. И, вернувшись в Омск, приступил к делу.

- Известно, что вам помогали в этом люди, совсем далёкие от театрального мира. Приоткройте тайну.
- Рассказываю. Курсанты из Омской школы милиции бывали в нашем театре, знали актеров, любили многие спектакли. Они очень помогли "нырнуть" в дело. А молодые лейтенанты вызвались чуть ли не взять меня в отряд на работу. Я выезжал на "облавы", допросы, в тюрьму. Дежурил в отделениях милиции, ночью колесил на УАЗике по городу. "Значит, настоящих рецидивистов показать?! - прорычал (как сейчас помню) майор Лисицкий в ответ на мою звонкую просьбу. - Завтра в десять утра будет тебе рецидивист…".
В 10.00. утра я в отделении. Жара - ведь июль месяц. Лисицкий, отирая пот с упругой шеи: "Петроффф! Давай!". Дверь чуть приоткрывается… И в нее протискивается женщина роста с метр шестьдесят. На голое тело наброшен желтого цвета пыльник, из правого кармана торчит сложенный номер газеты "Правда", худющие синюшные ноги опущены в резиновые сапоги, редкие рыжеватые волосы схвачены резинкой в шишку на макушке. Из-под заплывших век чуть проглядывают маленькие голубые глазки, тонкие губешки в морковной помаде хриплым голосом робковато выдают: "Начальник, вызывали?". Тут просто не могу не передать примерный диалог, который не выходит у меня из памяти.
Лисицкий (гневно): "Вызывал! Где твои ксиватушки?".
(Я тогда впервые узнал, что есть такое слово - "ксиватушки", то есть документы)
Она: "Я … ента ... холодильник взяла … напрокат … вот … и у меня … ента … паспорт … тама … в прокатном пункте".
Майор громогласит: "Какой холодильник!.. Ты в теплотрассе ночуешь, какой холодильник!".
"Ну … ты что ... начальник! … ента… ".
И тут она достаёт из кармана "Правду" и начинает ею обмахиваться от жары, как бы демонстрируя, что перед нами вполне приличный человек, и вот … центральную газету … даже читает.
"Вот я тебя в зону!".
"За чито, начальник?!" - перепугалась.
"Штоб наши омички за белье не волновались!.. Завтра же ксивы на столе у меня!",
Покачнувшись, желтый пыльник исчезает в дверях.
Увидев мой оторопевший взгляд, майор хохочет:
"Ты думал, что рецидивист – это что-нибудь вроде большого мужика в наколках? "Медвежатник" еще есть …страшный такой. Не, Геннадий, рецидив – это всего лишь повторение. У нее штук пять ходок, по мелочам. Она белье во дворах с веревок снимает, которое сушится, загоняет, этим и живет. Вот тебе и рецидивист!".
Пьеса по "Печальному детективу" была написан за август месяц. Павел Осипович ее прочитал, вызвал меня в Ставрополь, где театр находился на гастролях, чтобы я сам прочитал худсовету. Так и случилось. Я был воодушевлен приемом. Начало репетиций наметили на октябрь месяц.
А в начале сезона в театр Моссовета из Малого перешел Виталий Соломин.
"А не взять ли вам Соломина на главную роль милиционера Сошнина?" - предложил Хомский, и я не мог не поразиться его точному и мудрому предложению.
Забегу вперед - репетиции с Соломиным стали моими университетами, мог бы написать отдельную книгу об этом уникальном таланте, о человеке неизмеримого достоинства, верности в дружбе.
Шел октябрь 1986 года. И буквально через неделю после начала репетиций - телеграмма из Красноярска: "ХОЧУ ПОЗНАКОМИТЬСЯ С ИНСЦЕНИРОВКОЙ. АСТАФЬЕВ". Но ведь до этого мы получили от него разрешение?! Письмо, с которым Виктор Петрович обратился к театру: "Дорогие моссоветовцы! Разрешаю вам … люблю ваш театр … люблю Консовского, Жжёнова Жору…". Виталий будет читать в начале спектакля, так мы решили!
После полученной телеграммы у меня ухнуло всё внутри. И была причина: я много чего по-своему переписал. И тут главный режиссер Хомский вновь предлагает потрясающий стратегический ход: "А вы сами прочитайте Астафьеву инсценировку, как нам читали! Летите вместе с Соломиным. Астафьев очень любит кинозвезд". Мы – в аэропорт, Виталий оставляет машину на стоянке, вернемся через сутки... В Красноярске нас забирает серая "Волга" Астафьева и везет в деревню Овсянка.
Калитку открывает сам Виктор Петрович и, широко улыбаясь, встречает нас фразой: "Только что зарубил двенадцатую инсценировку!". "Значит, наша - тринадцатая!" - мелькает молнией у меня в башке.
Роста Астафьев - небольшого. Коренастый, крепкий. Хочется всё время смотреть на него и слушать. Ранение в лёгкое давало о себе знать постоянно; во время разговора - небольшая одышка; мокроту - в баночку, которая была всё время при нем.
Прошли в дом. Стол ломится от яств. Жена Марья Семеновна постаралась - та самая медсестра, которая подняла и выходила его после войны. Однако перекусили слегка, и началась работа - именно так отнесся писатель к читке.
Я закончил первый акт… Виктор Петрович и говорит: "Поработал, Геннадий, поработал. Выйдем, переведем дыхание".
Вышли из избы, смотрю - невысокая голубая ель молодится. Поинтересовался – как же она у вас в огороде-то оказалась?
Рассказывает:
"Иду по проселочной дороге, смотрю - едет самосвал, полный саженцев, а шофёр – точно пьяный, будто специально по кочкам наяривает. Всю машину трясет вверх-вниз, и один саженец на моих глазах падает из кузова на дорогу. Я погрозил этому водиле кулаком в зеркало, он тоже мне в ответ помахал, но всё-таки тише стал ехать. Я этот саженец с земли поднял, принес к своим грядкам, вырыл ямочку, посадил и наказал – живи".
Вернулись, продолжили. Последние страницы я уж почти играл на ногах. Подбил стопку, плюхнулся на диван и замер. Тишина. И тут Виктор Петрович "подводит черту": это совсем другая вещь, дру-га-я, другой "Печальный детектив", говорит.
"И поэтому я подписываю согласие!" - берет ручку и одним росчерком решает нашу судьбу. Именно так - судьбу.
Дело в том, что во всех предыдущих инсценировках авторы тупо брали его мысли и вставляли их в уста персонажей. "Бред! - досадовал Астафьев. - Так нельзя! У тебя они говорят, говорят, а что они думают - видно по их поступкам, а не по словам. Это правильно!".
Я отлично понимал, какую острейшую вещь для того времени мы взяли в работу. И Хомский это понимал. Астафьева упрекали в чернухе. А он говорил нам: "Знаете, сколько писем пришло в ответ на публикацию "детектива"? Меш-ки! Мне журнал переслал! Со всей России - мешки! Люди пишут о том кошмаре, который вокруг творится, - о пьяни, о рвани, о драках, о властях, которые не занимаются проблемами людей. А меня - в чернухе обвиняют".
Сам же "Печальный детектив" соткан из рассказов поселкового милиционера Сошнина, ушедшего на пенсию полным сил зрелым мужчиной: местный хулиган, требуя бутылку водки, пырнул его вилами в живот. За пятнадцать минут до финала спектакль прерывался возмущенным окриком из зала: редакторша толстого московского журнала (получалось - от имени всех зрителей ) бросала в лицо Сошнину обвинение в сгущении красок, в клевете на "нашу действительность". Был такой обратный ход: становилось ясно, что сыгранный только что спектакль и есть эти самые рассказы милиционера Сошнина.
И тогда Соломин выходил на монолог, которого не было в романе, но слова и мысли которого мы услышали от самого писателя Астафьева во время той встречи в Овсянке: всё, всё это, пережитое нами, всё это - лишь цветочки маленькие… Которые здесь, на сцене московского театра вам чуть видны. А сами плоды - кошмарные, ужасные, где человек ведет себя, как зверь, где нет ничего сдерживающего волюнтаризма властей, - там, за стенами театра, за обложкой журнала, в реальности жизни необъятной нашей России…

- Как вам, теперь с высоты прожитых тридцати лет, когда мы живем уже не в СССР, а совсем в другой стране, вам думается о том романе и о вашей постановке с непосредственным, как выясняется, участием писателя?
- Во многом "Печальный детектив" явился как бы призывом к тому, чтобы видеть те беды и горести, которые всю Россию охватывают, - если иметь в виду тех людей, на чьих плечах и земля держится, и дымные фабрики.
Один день личного общения с Астафьевым меня просто потряс. Как же он мыслил cвободно и независимо, перпендикулярно официозу! Исходя из жизни своей, реальной, прожитой. Исходя из жизни того Витьки Астафьева, который бегал по этой сибирской траве и блуждал по тайге. И потом месил окопную грязь. Истекал кровищей.
И потому писатель Астафьев имел право на самое главное в писательском деле - на своё суждение о человеке. И мысль о том, что, быть может, Ленинград стоило сдать во время войны – ведь не каналу "Дождь" принадлежит, а Астафьеву, об этом он первый сказал. "Камни восстановить можно, а вот миллион двести тысяч человеческих жизней - нельзя!". Многие не знают, как из-за этих слов на него тогда вся красноярская писательская организация обрушилась. А "Дождь" промолчал об этом и сделал это очень тактично, оградив имя покойного писателя от вала неизбежной агрессии. Все его мысли были вопреки официозу, все - про человека. Война была выиграна вопреки Сталину и генералитету, а не благодаря ему и им.
Какой человеческой крепости был Виктор Петрович, мужества и нежности одновременно - поразило меня тогда.

- История со спасенной елью как-то резонировала в москвичах, ваших тогдашних коллегах?
- Да, в театре Моссовета я рассказывал на худсовете о голубой ели в огороде. Прямо передо мной сидел Ростислав Янович Плятт. Опираясь двумя руками на палку, положив подбородок на руки, он, казалось, слушал еще и глазами. И когда я повторил вслед за Астафьевым "Живи!", Плятт спросил с изумлением: "И что?". Я ответил: "Живёт!". На что Плятт с еще большим изумлением: "Вот это да!".
Позже я ставил астафьевского "Веселого солдата" в Красноярском театре имени Пушкина. Пьесу по моей просьбе написала Нина Садур, сюжетные линии "Солдата" пересекались с романом "Прокляты и убиты". Мы были рады, что боль и талант Виктора Петровича перелились в театре в подлинно художественное целое.
Во время "Сибирского транзита" я был в Питере. Директор Аникин почти кричит в трубку: "Вы такого спектакля не видели! Они так сыграли! Он так прошел, что весь фестиваль стоя устроил овацию! Шквал".
Но в Москву "Веселый солдат" не поехал. Всем, кто видел его тогда (и не один раз) - это показалось несправедливым. Мне объяснили, что сработали амбиции пары людей из комиссии.
Как-то чуждо и странно звучали все эти объяснения про амбиции рядом с Астафьевым, Овсянкой, тем, что было пережито актерами, театром…
Был еще эпизод – Кирилл Юрьевич Лавров посмотрел этот спектакль. Пришел за кулисы весь в слезах, а вскоре буквально достал меня за границей, где я находился, по телефону: "Я уверен, что вы должны это поставить в БДТ!". Темур Чхеидзе поддержал идею, и "Веселый солдат" зашагал по сцене Большого Драматического Театра имени моего Учителя.
И актеры, и зрители любили этот спектакль. Он был другим, чем в Красноярске, но так же волновал. До сих пор помню встревоженный шепот Нателлы Товстоноговй: "Неужели расстреляют?" - про солдат-близняшек.

- Не менее остросоциальный "Пожар", который вы взялись ставить чуть ранее, - пожалуй, еще сложнее был для сценического воплощения…
- Распутинский "Пожар"… После "Печального детектива", в день премьеры, руководством театра Моссовета мне было сделано предложение перейти на постоянную работу в театр, то есть переехать в Москву. Я вернулся в Омск и в качестве "прощального" спектакля заявил "Мое загляденье" Арбузова, такую лирическую комедию про перемену жизни - герой, помахав Москве ручкой, отправляется в прекрасное далёко строить новую жизнь. Артисты собрались на репетицию последнего в этом театре моего спектакля. Слушают пьесу. И внезапно Елена Ивановна Псарева, дорогой человек, душа театра, останавливает читку: "Не то. Не это надо вам сейчас ставить!".
Недели через две я был в Иркутске у Распутина с текстом, написанной вместе c завлитом Лидией Боговой инсценировкой "Пожара".
"Бандиты", - прозвучал приговор от Распутина. Всё перевернули и переиначили!
"А как же Достоевский?" – был наш вопрос.
"А что - Достоевский?". А вот что: "Если кто-то вознамерился перенести мою прозу на язык театра, то потребуется написать совершенно другое произведение.
Уломали. Убедили.
И Валентин Григорьевич Распутин подписал разрешение на постановку. И возник очень больной и очень страстный спектакль. И я горжусь этим спектаклем.
Народные артисты Щеголев, Надеждина, Псарева,Таня Филоненко, Михалевский Коля, молодежь - все буквально сочиняли спектакль на глазах с таким непосредственным настроем, с каким сегодня ставят свои первые этюды первокурсники режиссерского факультета, с которыми я сейчас занимаюсь.
Мы прощались друг с другом…
Как раз в тот год на гастроли в Омск приехал из Орла драматический театр имени Тургенева во главе с Борисом Голубицким, моим знакомцем еще по Ростову. Так вот, только приехав в город, поселившись в гостинице, они всем театром пошли смотреть дневной прогон "Пожара". До сих пор помню слова Голубицкого: "Мы потрясены!".
"Пожар" репетировался вдохновенно, потом совсем недолго шел и запомнился мне еще и тем, что высветил ответ на проклятый вопрос: "Зачем?".
Зачем я в театре? Что я здесь делаю? Что меня так уж волнует, что просто невозможно не кричать об этом?
Башмачкин. Акакий Акакиевич Башмачкин. Вот и всё. Вся русская литература, всё русское искусство стоят, защищая Башмачкина. И нельзя терять эту нотку, не должно размываться это ощущение. И что бы ты ни ставил, как бы в дальнейшем ни прикасался к насыщенной, бурной столичной жизни, ты обязан помнить о том, что говорил Чехов. Всегда должен быть кто-то, кто с колотушкой идет по дворам и стучит, напоминая, что человеку плохо, что кому-то сейчас невмоготу. Вот об этом надо всегда помнить. И это высветил тогда для меня своим пламенем наш "Пожар". Я после него простился с омским театром и уехал в Москву.
Так и получилось, что эти два спектакля стояли близко друг к другу – "Печальный детектив" по Астафьеву, с которого начиналась моя новая жизнь, и "Пожар" по Распутину, которым заканчивалась моя театральная юность.

- Расскажите о вашем сегодняшнем дне как режиссера. Как сегодняшний кризис в стране, на ваш взгляд, отражается на театральном процессе?
- Очень коротко, ибо ответ на эти вопросы требует театральной повести.Сегодня я руковожу режиссерской мастерской в нашем питерском театральном институте. Ставлю спектакли, веду мастер-классы. Режиссура - это образ жизни, и перечисление внешних факторов никогда не даст полного представления о том, что же в самом деле происходит с человеком, пытающимся быть режиссером. А театр всегда таков, какова страна, каковы люди в этой стране, каковы их приоритеты, их любовь, нетерпение, ненависть, — достаточно посмотреть сегодняшнюю ленту фейсбука.
Когда рассматриваешь историю театральных направлений - "новая драма", "новая волна", постдраматический театр, Doc, Verbatim и т. д., начинаешь замечать, что все эти направления существуют и всегда существовали как бы одновременно — в параллельном измерении. И коллаж, и документ, и сюжетные истории, и бессюжетные, и ревю, и обозрения, и "интерактивно", и с технологиями, и на пустой сцене без них, и даже без актеров, только называли это не инсталляциями или перфомансами, а по-другому. Каждое направление, убежден, имело место в разных дозах. И прекрасно, что сегодня мощное разнообразие стилей театральных, жанров и направлений заполняет сцену, находя своего зрителя. Прекрасно, что, практически у каждого режиссера, вне зависимости от возраста, образования, места пребывания есть возможность высказаться. И в бесконечном фестивальном потоке мы можем увидеть эти высказывания. Всё это действительно здорово!
Но проблема, на мой взгляд, не в широте диапазона и верности тем или иным направлениям и жанрам. Проблема сегодня - как и прежде, как и всегда будет – проблема в личности. В личности драматурга , режиссера, актера, иначе говоря, автора спектакля, роли, пьесы. Эта проблема стара, как мир. Нужно заглянуть в человека, а не в систему драматургии - вот и всё. Схватить и воплотить ряд внешних признаков того или иного стиля не составляет большого труда. Участники "комеди-клаб" на спор вам это сделают за пару репетиций. Проблема в том, чтобы суметь наладить этот молчаливый диалог театра с сегодняшним зрителем, молчаливый - значит, сокровенный, цепляющий самые глубины души человеческой. Когда многое или, точнее, главное - подразумевается, когда эти два персонажа - Автор Театра и Зритель Театра - идут по жизни рядом, поддерживая друг друга, вселяя друг в друга веру. Веру в самую жизнь, какой бы драматичной или постдраматической она бы ни была.
Лишь бы было это главное, лишь бы оно не забывалось.

Фото - avangard.rosbalt.ru

Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями


Теги: лауреат, госпремия, театр, Геннадий Тростянецкий

Оцените материал:12345Проголосовали: 25Итоговая оценка: 2.96
В саратовских школах, где будут проходить выборы, отменят уроки
В Саратовской области официально вводится карта жителя: что она дает
Иван Козаченко уволился из "СГЭТ" через месяц после назначения
Депутат отрезал воду и электричество в скандальном общежитии в центре Саратова: жильцы десять лет скитаются по родственникам
Мэра Саратова и депутатов гордумы предложили не наказывать за коррупцию во время эпидемий, забастовок и терактов
Так "прикрывают" только своих. Официальный комментарий по поводу полицейского "нападения" на шиномонтаж в Октябрьском районе
Реконструкция трамвайного маршрута №8 в Саратове. В Комсомольском поселке уложили шпалы
В Саратовской области районным прокурором стала 30-летняя Анастасия Решетняк
На социальные гарантии сотрудников и неработающих пенсионеров ПривЖД в 2023 году направлено более 4,5 млрд рублей
Экс-директору "Водоканала" в Балаково и главному инженеру вынесли приговор за гибель ребенка в промоине
Какой малый город Саратовской области является комфортным для жизни?
Оставить комментарий

Новости

Частное мнение

18/03/2024 17:19
Беседа с инсайдером: продолжаются проблемы с Саратовгражданпроектом
Беседа с инсайдером: продолжаются проблемы с СаратовгражданпроектомСлухи у нас
17/03/2024 12:00
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 18-24 марта
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 18-24 мартаКонцерты, спектакли, выставки и другие интересности
16/03/2024 10:00
Субботнее чтиво. Итоги уходящей недели
Субботнее чтиво. Итоги уходящей недели За мельканием одних и тех же кадров сложно уследить
15/03/2024 16:00
Серийные разборки. Сериал
Серийные разборки. Сериал "Женщина в доме напротив девушки в окне"Странный "женский" триллер, создатели которого не смогли ни с чем до конца определиться
14/03/2024 14:22
Так
Так "прикрывают" только своих. Почему в деле о полицейском "нападении" на шиномонтаж в Саратове столько тумана?Произошедшее в Октябрьском районе наводит на вполне определенные выводы

Блоги



Поиск по дате
« 19 Марта 2024 »
ПнВтСрЧтПтСбВС
26272829123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Яндекс.Метрика


«Общественное мнение» сегодня. Новости Саратова и области. Аналитика, комментарии, блоги, радио- и телепередачи.


Генеральный директор Чесакова Ольга Юрьевна
Главный редактор Сячинова Светлана Васильевна
OM-redactor@yandex.ru

Адрес редакции:
410012, г. Саратов, Проспект им. Кирова С.М., д.34, оф.28
тел.: 23-79-65

При перепечатке материалов ссылка на «Общественное мнение» обязательна.

Сетевое издание «Общественное мнение» зарегистрировано в качестве средства массовой информации, регистрация СМИ №04-36647 от 09.06.2021. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Эл № ФС77-81186 от 08 июня 2021 г.
Учредитель ООО «Медиа Холдинг ОМ»

18+ Федеральный закон Российской Федерации от 29 декабря 2010 г. N 436-ФЗ