В феврале в Саратове и Вольске с творческими вечерами выступил известный российский писатель Захар Прилепин. Для всех, кто не смог посетить сессию вопросов и ответов, «ОМ» публикует стенограмму выступления Прилепина. Сегодня – вторая часть.
Первую часть можно прочитать здесь.
Почему люди, казалось бы, доказавшие свою интеллектуальную и творческую состоятельность оказываются такими беспомощными в простых вопросах. Я имею в виду например, «милого» - как вы его называете — Шендеровича...
На самом деле, это обычное свойство выдавать желаемое за действительное. Если бы Виктор Шендерович попал в ту же ситуацию в 1919-м году среди персонажей, которые окружали Григория Мелехова, он увидел бы точно те же самые лица, как и сейчас. Я не знаю, каким образом это доказать. Мы не можем представить фотографии и видеозаписи. Когда я впервые приехал на Донбасс — и сейчас я уже нахожусь там долгое время — я чувствую себя абсолютно погруженным в контекст романа «Тихий Дон», в контекст романа «Я пришел дать вам волю» Шукшина, в контекст прозы о Гражданской войне и Великой Отечественной войне. Там те же самые лица. Они источают те же лихость, мужество, бесшабашность. Вот Шендерович говорит: «Тушин не пытал». А он спросил, кто там вообще пытает? Доказательств по пыткам с той стороны такое количество, что просто... Я занимался обменом военнопленных. У меня записаны пять-семь часов рассказов разнообразных, с показами частей тела, о том, что там происходило весной и летом 2014-го года. Я до сих пор не решился это опубликовать, это абсолютный кошмар. Вот Андрей Бабицкий, который в свое время был моим абсолютным противником, когда он в Чечне работал на полевых командиров и был глубоко впаян в ваххабистскую среду, - он потом приехал на Украину, совершил полный апгрейд и говорит: «Даже ваххабиты не достигали тех степеней садизма, которые демонстрируют правосеки». Думаете, Шендерович этого не знает? Да, все он знает. Это в чистейшем виде фарисейство. Война всегда — это зверство и с той, и с другой стороны. Но я готов на любом Страшном суде доказывать, что с этой стороны всякое бывало, но такого последовательного издевательства над военнопленными — я не был тому свидетелем. Был первый обмен военнопленными. Выстраиваются в военной форме бойцы ВСУ, и они строем заходят в автобус с криком «Слава Украине», а потом из нашего автобуса выходят битые-перебитые 150 человек, отбиты почки, печень, глаза, всё. Я видел это своими глазами, потом разговаривал с этими людьми. Поэтому я знаю, как это все было на самом деле. Шендерович — лжец просто, он лжец. У него своя правда, она религиозна, и он обязан ей верить, иначе он должен либо покаяться, либо покончить жизнь самоубийством. Вы замечайте, что когда какие-то вещи происходят аномальные, как там пожар в Доме профсоюзов, они вдруг исчезают из соцсетей, про них ничего не слышно, они постят свои фотографии из Неаполя, полная тишина. И потом происходит какой-то косяк с этой стороны, даже малейший, непонятный. Вот там был обстрел Мариуполя, когда погибло 10 человек, и не понятно, кто в кого стрелял. И вдруг они все... Они, оказывается, были на стреме. «Вот ваши обстреляли Мариуполь». Хотя там спорная ситуация. С этой стороны убили 8 тысяч человек, а с той непонятно: то ли 100, то ли 80, то ли 120. Несопоставимые цифры в любом случае. Но даже эти цифры ни Быкову, ни Шендеровичу ничего не говорят. А там у них все понятно. Логически это необъяснимо. Никакие доводы, которые можно предложить, уже не работают. Поэтому я перестал обращать всякое внимание. Что они сказали, как отреагировали, что обо мне подумали — это не имеет никакого значения. У них другая религия, по-другому все устроено. Когда я впервые сказал, что у нас две расы, мне с той стороны ответили: «Ты, конечно, фашист», хотя я ничего такого не имел в виду. Потом статью про две разные расы написала Алексиевич, потом Шендерович, потом еще кто-то из них. Ну, они сами с этим согласны, что мы ни в чем не похожи. Поэтому не надо искать общий язык, у нас разная понятийная система. Вот Охлобыстин как-то выступал в Ростове, и я тоже был на сцене. Иван сказал, что вот, мол, хочу принять паспорт ДНР. И прям весь первый ряд, самый дорогой, встал и вышел. Ну куда вы пришли? Вы что не знали кто такой Охлобыстин? Чему вы так удивились? Ну досидите до конца, может, он еще чего-то смешное скажет. Все пошли, девушки в вечерних платьях такие: «Ох, как же это противно, взял паспорт какого-то ДНР, тошнит просто». Что такое с вами случилось? Ну, взял паспорт. Это его гражданское чувство. Нет, вышли демонстративно.
Вы написали книгу о том, как русские писатели защищали русский мир. Сами сделали выбор, уехав на Донбасс для защиты русского мира. А вы не думаете, что некуда будет вернуться?
Такого не будет.
Но ведь во времена тех писателей, о которых вы пишете, общество не было так расколото...
Это категорически не так. Обращаю вас к книге. Аристократия была расколота на две трети. Когда Пушкин писал «Клеветникам России», большинство было против него. Его терпеть не могли. Ничего в этом нового нет, это очень древняя история. И сейчас придумывать какие-то контраргументы, чтобы переубедить огромную часть аристократии, которая все равно повернута туда... Зачем? Моя книжка называется «Взвод». Взвод всегда в меньшинстве.
Русский мир в России в меньшинстве?
Нет, русский мир в России в большинстве. Тогда крестьянский мир составлял 90 процентов населения. И сейчас, 86 процентов, или 79, или 90 — но нас больше. Но у них больше ресурсов. Они владеют медиа, они владеют соцсетями, они влияют на умы. Девять десятых институтов находятся во власти этих людей, они готовят молодежь. Но нас парадоксальным образом все равно больше. Что делать? Создавать параллельные структуры: свои фестивали, свои лектории, отжимать медиа, менять людей на местах — но ненасильственно, да. Они же очень быстро думают, креативные, скоро друг друга находят, могут собраться на одной трибуне. У них эта спайка отлажена гораздо лучше, чем у нас.
Они умнее нас?
Нет, не умнее. Мы умнее и талантливее. Но у нас такая русская леность. Вся страна наша, все нормально, император, русская армия — чего суетиться? Русские — в широком смысле, и якуты, и башкиры — не суетятся. А там вот это чувство меньшинства заставляет их работать быстрее и агрессивнее. Система реакции отстроена гораздо лучше, чем у нас. Ничего не поделаешь. Но мы должны понимать, что опасность есть. Сейчас просто мы более-менее в силе. Я сейчас могу батальон свой привести на любой «Марш мира» в Москве, и он, этот марш, быстро рассосется. Но может что-то и поменяться, поэтому надо быть начеку.
Вот у вас проскальзывают такие фразы, что русские в стране в меньшинстве.
Нет, я так не думаю. Это мой друг Андрей Бледный из группы «25/17», может, так думает, а я нет.
Хочется спросить, как мы все будем уживаться, если мы сейчас поделимся на либералов, на нерусских и на русское меньшинство?
Мне это не нравится. У меня есть различие и с либералами, и с русскими этническими националистами. Я имперский человек, советский человек. Мои товарищи по «Русской весне», относящиеся к русским националистам - Егор Холмогоров, Костя Крылов, Митя Ольшанский — они говорят, что надо всю Россию объявить русскими. Дескать, у нас есть 80 процентов русского населения, поэтому мы всех объявим русскими, как это делают в Латвии, на Украине, Венгрии, Болгарии и так далее. Я считаю, что это безумство. Во-первых, потому что у нас этническим меньшинствам принадлежит треть страны. Если вы говорите «Россия — для русских», то якутские алмазы они для кого? Это огромная территория, которая по площади занимает больше, чем половина Европы. Почему они должны считать себя русскими? У меня в батальоне есть три армянина, есть казах, есть четверо или пятеро татар. Они все себя считают себя русскими. Но почему? Потому что они пришли в батальон, и я готов признать в казахе носителя казахской культуры, в армянине — носителя армянской культуры. Еще осетин есть. Они приходят как представители своего народа. Если бы я им сказал, что все вы теперь русские, они не стали бы здесь служить. И это богатство России, что мы готовы любое национальное меньшинство принять как носителей своей великой культуры. Мы не должны уподобляться украинцам, точнее украинской власти, потому что украинцы — это огромный народ, у которого совершенно разные взгляды. Я абсолютно согласен с вами. Мы не должны разделяться. Я разделяюсь только с сепаратистами. Для меня этнические националисты и либералы-западники — это сепаратисты. Они выделяют свою идею и говорят, что мы будем командовать этой грязной, непонятной, невнятной Россией. Одни говорят, что мы сделаем всех европейцами, другие говорят, что мы сделаем всех русскими. Это бредятина. У нас есть имперская история и советская история, которая всех нас соединила. Мы все становимся русскими по собственному желанию.
На основе русской культуры?
Российская история одна из древнейших. Познер нам часто по телевизору рассказывает, что Россия — молодая страна, что ей всего 25 лет. Но если вы посмотрите карту Европы восьмого-девятого века, то вы ни одной нынешней страны не узнаете. Там не было почти никого: ну были болгары, франки, что-то наподобие бритов. И Русь уже была. У нас тысячелетняя линейная история, что делает Россию одной из древнейших действующих цивилизаций в мире. Дмитрий Сергеевич Лихачев в 1985-м году написал (и тогда этого никто не прочитал), что древнерусская литература древнее французской и немецкой. А Познер на «Первом канале», который смотрят 20 миллионов человек, спрашивает у Дуни Смирновой, почему же в 15-16 веке у них были Данте и Шекспир, а у нас не было никого. Он не читал Лихачева, ему никто не объяснил, но это смотрят 20 миллионов человек. Они не в курсе, что у нас колоссальная литературная, иконописная, архитектурная традиция, одна из самых древнейших в мире.
А времена ордынского нашествия вы не считаете?
Мне понятен пафос Чувилихина, в том числе о противостоянии с Ордой. Сколько зла Орда принесла миру. Но стратегически и дипломатически я понимаю, что лучше согласиться с Львом Николаевичем Гумилевым, который говорил, что на каком-то этапе это было взаимопроникновение и взаимообогащение. Есть пресловутая поговорка: «Потри русского — обнаружишь татарина», а в ней совершенно противоположный смысл, потому что примерно с 15-го века ордынские роды стали вписываться в аристократию боярскую России. Поэтому когда трешь татарина, находишь русского. А тех невольниц, которых уводили из наших деревень, они пропадали на среднеазиатских рынках, и мы никак не смешивались. Но это частный момент, а на самом деле я считаю, что иногда кое-какими вещами мы должны поступиться. Мы прекрасно помним, какие сложные отношения были с Ордой. Но конечно, исторически и дипломатически Гумилев прав. Мы должны мусульманскому миру немножко «фишек» отдать, чтобы иметь возможность противостоять ИГИЛу (запрещенная террористическая организация — ОМ.), ваххабитам и так далее. У нас колоссальная сила исламского, тюркского мира рядом с нами. Вот была проблема с Крымом, с крымскими татарами, и казалось, что она не разрешима. Три человечка подъехали из России, три дня поразговаривали, и она как бы, раз — нивелировалась. Если бы мы сделали так, как хотели Егор Холмогоров и Костя Крылов, русские националисты, мы бы никогда эту проблему не решили. Сказали бы: «С сегодняшнего дня вы не крымские татары, а русские» - и была бы в Крыму гражданская война. Но у нас есть свой Татарстан, есть свой Кадыров, и там люди приехали, и все, Крым наш. Это очень важные вещи, которые надо ценить.
В 2014-2015-м году на Донбассе была ставка на героев-пролетариев, но сейчас он пройден с уходом Мотора, Гиви. Но с вашим появлением есть такое ощущение, что ставка делается на творческую креативную интеллигенцию. Правильно ли я понимаю? Как изменился дух противостояния на Донбассе?
Это совершенные домыслы. Я, конечно, не представитель интеллигенции на Донбассе. Вы знаете, что должны понимать. Донбасс — это все-таки часть Украины. И когда российский писатель Захар Прилепин появляется на Донбассе, для них он ровным счетом ничего не значит. 99,9% населения не знает, кто я такой. Захарченко, Моторола, Гиви, все ближайшие люди Захарченко не знали, кто я такой, когда я там появился. И им это и сейчас не важно, поэтому я там занимаюсь совершенно другими вещами. Надеваю форму, и решаю определенные задачи. То, что вам отсюда кажется ставкой на интеллигенцию, там таковой не является. Там есть ребята, которые воюют, и не хотят быть в свете софитов. И я этого не хотел. Но просто стало понятно, что однажды это все равно выйдет, я уже давно там работаю, ношу погоны. Однажды Саша Коц приехал из Сирии и сказал: «Захар все в Москве знают, что ты офицер армии ДНР, давай мы сделаем про тебя репортаж». Я говорю: «Давай сделаем». И вдруг получился такой скандал. На самом деле, ни я не ожидал, ни руководство ДНР не ожидало. И теперь никто не понимает, что с этим делать. Из этого всего сделали огромную геополитику: вот русский мир там выставляет Прилепина. На самом деле, Прилепин там год уже работает. Нет никакой конспирологии, нет никакой геополитики. На самом деле, это чисто случайно так сейчас отыгралось. Как работали там в 2014-м году полевые командиры, так они там и работают. Просто так сложилось, что Мотик и Гиви были более известны, но ничего того о чем вы говорите, нет в природе.
Вам не кажется, что на Украине пропаганда своих героев работает лучше, чем у нас?
Ну, знаете, у нас тоже что-то есть. Те же отряды Гиви и Моторолы. Но может быть, вы правы, отчасти не хватает креативного аппарата. В том числе и потому что российские власти многие годы развращали молодежь. Все эти движения, «Молодая гвардия», «Наши», в которые вбуханы миллиарды — из них на Донбассе не появился ни один человек. Как-то все растворились в воздухе. Прямо говоря, на Донбассе в качестве креативного звена работают российские оппозиционеры, в том числе нацболы. Те, кого гнобили все девяностые годы, сажали в тюрьмы, они сейчас поехали спасать русский мир, самые бедные. А вся элита позднеельцинской и началопутинской поры, ее вообще нет ни в каком виде. А на Украине простейшая механика — вот у них там марши, Бандера, портреты. Ну, упрощение. Русские так не работают. У нас всегда попытка усложнить контекст ситуации. В этом наши и плюсы, и минусы. Минусы в ближайшем режиме, а плюсы в дальнейшей перспективе. Сложное все равно выигрывает простое. Мы должны выиграть.
Четвертый год пытаюсь вам задать вопрос: ваш персонаж Санькя, его можно назвать отрицательным или положительным?
Конечно, положительный персонаж.
А Эмир Кустурица он какой?
Я тут подружился с Эмиром Кустурицей, да. Я дважды был у него в гостях, мы с ним как-то еще выпивали, потом он был у меня в гостях. Внешне и в поведении — очень простой и демократичный, никакой дистанции не держащий. С ним мне стало сразу очень просто. Я могу взять его под локоток, попросить: «Иди сюда, надо с другом сфотографироваться». Я вижу, что для него с этим нет никаких проблем. Я приведу пример, что я 5-го января был в гостях у Кустурицы, а оттуда прилетел и сразу поехал в гости к Никите Сергеевичу Михалкову. Я очень люблю Никиту Сергеевича, но это чуть-чуть другое. Никита Сергеевич — это все равно немножко генерал Котов, немножко Троекуров, немножко все свои роли. Мы тоже с ним очень хорошо. Вообще он гениальный просто мужик. У него там есть свои вопросы ко мне, у меня — к нему, но в целом все нормально. А у Кустурицы есть вот это ощущение очень свойского и человеческого. Мы там приехали на фестиваль к нему, там разнообразные западные звезды, Ноам Хомски, кстати, приезжал. Но он все время проводил со мной. Что-то мы сидели, трепались. Ко всему окружающему при этом Эмир относился достаточно индифферентно. Я это оценил. Ну, может он думает, что я посол из России, от Путина. Но мне показалось, что нет, он просто тепло меня воспринимает. Я его пригласил в Донбасс съездить — он тут же согласился. Концерт, кино, музыка — все бесплатно. Но я иногда думаю, что в нем есть душевная утомленность. Он немножко подустал, немножко не верит всему окружающему миру. Он раскрыт, но втайне знает, что везде какое-то предательство. Но нам сложно с ним и подружиться по-настоящему, он старше меня лет на пятнадцать. Тем более он человек сербской культуры, я — русской. В целом, я ему очень доверяю, он доверяет мне. Есть ощущение, что он подустал за эту огромную долгую жизнь в Голливуде, на Каннских фестивалях. За последний, очень крутой фильм «По Млечному пути» ему не дали ни одного приза. По сути, прокатили его за его разнообразные взгляды. И он порой, может быть, смотрит на меня и думает: «Вот, Захар, я вступился за таких как ты, вступился за Крым и Донбасс, а теперь я в Каннах не получаю ничего». Может быть, такое появляется. Но потом он понимает, что, по сути, он вел себя правильно. Но позвал Роберта Де Ниро — а Де Ниро отказался приехать. Чтобы было понятно, что такое изначально Эмир Кустурица, я расскажу один случай. Я прилетел в Белград, и мне уже раз пятый предлагали с ним познакомиться. Я поначалу отнекивался: кто такой я, и кто такой Кустурица. Мне говорят: «Нет, он сам с тобой хочет познакомиться». Я говорю: «Тогда ладно, давай». Он снимает ресторан, стол огромный накрывает в центре Белграда. Я до самого вечера об этом не знал и пообещал своему издателю из маленького сербского издательства, что я приду на его пьянку на окраине города, в каком-то пивном баре. А потом я узнаю, что Эмир Кустурица меня зовет. Я издателю говорю об этом. Он: «Я все понял, сейчас ты меня бросишь, уедешь из пивного бара в ресторан к Кустурице и не вернешься». Я говорю: «Я тебе клянусь, я вернусь». Я приезжаю в этот самый дорогой ресторан в центре Белграда. Приезжает Эмир Кустурица. Что парадоксально, он прилетел из Мексики в свою деревню, и оттуда семь часов ехал на машине, чтобы со мной встретиться. Он приезжает, и я ему говорю: «Слушай, Эмир, у меня там издатель накрыл стол на краю города, давай оставим этот кабак и уедем туда». Я не знаю, как в Саратове объяснить, но в Москве, допустим, есть ресторан «Пушкин», а есть район Бутово, где гопники. И я, представьте, встречаюсь с Никитой Михалковым и говорю: «Никита Сергеевич, нафиг «Пушкин», поехали в Бутово, там есть такая пивная зашибенская, и там меня мужики мои ждут с воблой». И я сказал Эмиру, и он не то, что две секунды или пол-секунды… Он вообще не думал. Просто встал, сказал: «Да, встали, пошли». Тут же отдал за весь этот ресторан деньги, мы вызвали такси и умчались на эту окраину. Он идет по улице — ну, представьте, что по Бутово идет Никита Сергеевич Михалков — все кричат «О! Эмир, Эмир!» Он совершенно спокойно проходит, садится в эту пивную. Издатель офигел. С другой стороны, я был уже немного пьяный, я подумал, я же русский писатель, могу я забрать с собой Кустурицу или нет. Ты Эмир, я Захар, ну в чем проблема? Может быть, на него это подействовало. Хотя, конечно, потом были мысли: что ты делаешь, это же Эмир Кустурица, он снял «Аризона Дриминг», он снял «Жизнь как чудо». Он очень сложный человек, но способен на такие поступки. Я, честно говоря, не знаю в России таких режиссеров, из мастодонтов, которые могут сподобиться на такие поступки.
Какие у вас творческие планы как у русского писателя?
Всё, я в ближайшее время не пишу никаких книг. У меня всем известные планы, и они все связаны с Донбассом.
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги: концерт, Россия, времена, фестиваль, автобус, Пушкин, ставка, паспорт, писатель, Захар Прилепин, ресторан, Крым, города, ДНР, Донбасс, история, молодежь, про, система, там, Эмир Кустурица, время, война, Мир, марш
