29 Марта 2024, Пятница, 11:19 ВКонтакте Twitter

Провинциальный салон! (из собственного литературного опыта)

01/09/2014 11:48

Прочитал в «Земском обозрении» статью под рубрикой «Литературный салон» и подумал: не слишком ли заносчиво называть салоном провинциальные литературные посиделки? Салон – это должно быть что-то подобное «салону мадам Шерер», где Пушкин, Лермонтов, Баратынский.., а у нас, живущих с гоголевской этикеткой, надо бы поскромнее. Как у соседей через Волгу, издающих неплохой альманах и иронично именующих себя «клубом покровских гениев».
Авторы-литературоведы из «З.О.» делят пишущую братию на своих и чужих: чужих они поимённо записывают в графоманы, а настоящих, «салонных» писателей и поэтов предлагают лицезреть на газетных фотографиях (такова логика статьи). Кто больше других возмущает авторов, так это Н.Е.Палькин, которого они отказываются даже называть поэтом. Поскольку критический анализ его стихов отсутствует, а анализ обязателен для тех, кто именует себя литературоведами, статья похожа на базарную брань. Из-за чего же весь их гневливый пыл? Оказывается, прошёл слух, будто чиновники намерены поставить Егорычу памятник. Ещё ни коня ни воза, а литературоведы на дыбы: за что это, дескать, ему-то, такому-сякому третьесортному? Не надо Егорычу, надо сначала Зенкевичу (?), Передрееву (?), Касмынину, а потом (всё по той же логике) очередь дойдёт и до тех, кто на фотографиях: Лубоцкому, Амусину, Грачёву, Муллину... Интересно, есть ли у этих авторов песни, как у Егорыча, которые поют в России, и есть ли хоть у одного премия Тютчева?
Не стану спорить, не читал никого из фото-рекламируемых, может быть они уже сочинили по дюжине шедевров, овеяны народной славой и пора каждого при жизни воплотить в мраморе или бронзе. Не берусь судить. А вот как нужно относиться к памятникам можно поучиться у известного и даже в то время популярного саратовского поэта Исая Тобольского. Кто-то из скульпторов, надо полагать из любви к его стихам, изваял гипсовый бюст поэта. Бюст не маленький, натуральная копия самого Исая, то есть тяжёлый и приличных размеров. Уносить подарок домой, чтоб по утрам любоваться самому на себя и следить усердно ли молятся домочадцы, Тобольский не захотел. После его смерти отказались забирать бюст и потомки. Так годами он и стоял в писательской конторе на Советской. Никто не знал, что с ним делать: библиотеки брать отказывались, поставить на могиле – нехорошо, гипс все-таки, от дождей размокнет, а просто выкинуть куда-нибудь совесть не позволяла. Какое-то время бюст стоял в зале заседаний в углу на столе, затем его переместили на книжный секретер в кабинете ответственного секретаря, потом вообще упрятали в бендежку. Где сейчас бюст – не знаю, поскольку вот уж больше пятнадцати лет назад хлопнул дверью писательской конторы.
Хлопнул негромко, просто написал коротенькое Уведомление, что ухожу из Союза. Причину развода указал такую: «в знак протеста против непрофессиональной литературной политики». Не примкнул я и к Союзу российских писателей, которому симпатизировал. Ну а в Ассоциацию саратовских писателей, где сплотились те, кого отказались принимать первые два Союза, я бы пошёл, пожалуй, только под дулом пистолета. Сочинять романы, повести, поэмы творцу никто не помогает, он один на один со своим даром, талантом, гениальностью или, куда деваться, графоманией. Поэтому творцу-одиночке должна быть свойственна психология медведя – зверя сильного, но не кровожадного, без нужды не агрессивного, и питающегося, в основном, по-вегетариански. А вот зверю помельче медведя – волку, этому в одиночку не прожить, этому необходимо объединяться в стаи… группы, союзы, ассоциации. Таким «медведем» в Саратове был единственный, без сомнений талантливый писатель Григорий Иванович Коновалов – мудрец, философ, блестящий оратор. «Медведями» были и профессора – Евграф Иванович Покусаев, исследователь творчества Салтыкова-Щедрина, и Павел Андреевич Бугаенко, завкафедрой советской литературы. Они хоть и были членами СП, но ни в каких склоках не участвовали. Ну а рядовые члены, малозаметные даже на нашем провинциальном уровне, что-то между собой делили, ругались, мирились, иногда по пьяному делу случались потасовки. Однако на публику, а тем более в печать, дрязги не выносились – стыдно ж всё-таки. С уходом «медведей» в мир иной, «волки» стали набирать силу. Но тогда Союз писателей был один, и прозаиков, поэтов и критиков в нём всего 21 человек. Ныне же объединений три, и только членов СП России – 64! Сколько в российском Союзе и сколько в Ассоциации – не знаю, но, полагаю, что с членскими билетами в карманах гордо разгуливает больше сотни человек. И вот самые ревнивые из этой сотни восстали против памятника Егорычу. Эх, жаль, что я не губернатор, я б всем ста членам поставил памятники – на каждой улице, на каждом перекрёстке. При жизни! Издал первую книжку – мраморная доска на доме с имярек золотом. Издал вторую – бюст, третью – памятник. А чтоб не обижать и других работников искусств, поставил бы и художникам, и композиторам, и артистам, а также цирковым акробатам и дрессировщикам. Что у нас в стране дефицит мрамора что ли? Зато это был бы всем городам город! А то «деревня, тётка, глушь», «деревня, тётка, глушь». Гоголь бы глядел на Саратов с того света и каялся.
На моё тогдашнее уведомление о выходе из Союза «инженеры человеческих душ» отреагировали странно: на очередном собрании взялись обсуждать – отпускать его или не отпускать? Неужели не понятно, что уведомление – это не прошение, не заявление, какое пишут начальству с просьбой уволить по собственному желанию, а констатация факта: я в вашу контору больше не ходок. Разрывая отношения с организацией, я продолжал общаться с теми писателями, кто интересен. Всегда стоило дорожить мнением деда Коновалова, Бугаенко, Николая Благова, встречаться с добрым, гостеприимным Палькиным, которому по решению ЦК КПСС (о как!) припаяли партийный выговорешник и вышибли с должности главного редактора журнала «Волга» (этот факт в «царедворческой» биографии Егорыча не укладывался в рамки «литературоведческого» поношения), с самоедствующим по поводу своего творчества Иваном Шульпиным, с думающим, образованным, философствующим Олегом Лукьяновым, с начитанным и критичным Яшой Манджияном… А какие литературные проблемы можно было обсуждать, допустим, с Леонидом Иванченко, который говорил: «Зачем я буду кого-то читать, каких-то классиков? Они могут вредно повлиять на мою творческую самобытность». Лёня не один, к кому применима фраза из анекдота: «чукча – не читатель, чукча – писатель».
Под непрофессионализмом я имел в виду то, что в разбухающий Союз стали принимать уже состарившихся посетителей литературного объединения. Один из таких иногда с гордостью сообщал: «А меня напечатали в Москве! – Где в Москве-то? – В журнале «Рыболовство». Не любить своих сочинений нельзя, это всё равно, что не любить собственных детей, а повести, рассказы, стихи – тоже дети, дети ума. Однако должно же быть понимание, почему ты неконкурентоспособен с теми, чьё творчество ярче, чей язык богаче, чья идея оригинальнее, чей сюжет интереснее... Глупо же оправдывать собственную незаметность в литературном мире тем, что путь к славе тебе преграждают евреи – неизменные сетования графоманов. За шесть лет сидения в кресле ответственного секретаря я насытился этими разговорами до тошноты, и проклял своё согласие, которое дал в обкоме – занять должность писательского «руководителя». После шестилетнего сидения в кресле провинциального литературного чиновника, я стал называть это кресло унитазом, куда каждый член СП справляет свою нужду. Вот и литературоведы из «З.О.» справили нужду сразу в два унитаза: в чужой – СП России, когда походя, бездоказательно зачислили председателя Гурьянова в графоманы, и в губернаторский, когда… Но об этом чуть позже.
Гурьянов может утешиться: ну, графоман, а кто не графоман? Толстой с Достоевским, накатавшие десятки томов? Историей литературы официально признан графоманом только граф Струйский, за свои деньги издавший полсотни своих книг и едва не разорившийся. Для XVIII века граф графоман – фигура выдающаяся, тогда как при ныне всеобщей грамотности (образованщине – по Солжениницыну) графомания стала рядовым, массовым явлением в литературе. С моей точки зрения, растиражированный и разрекламированный книготорговцами Коэльо типичный графоман, если его поставить рядом с гениальным Маркесом. Всё дело – кого с кем сравнивать. Рядом с Булгаковым мы все графоманы, а рядом с Платоновым – бездари. Так что на месте Гурьянова я бы только радовался: подумаешь, оскорбляют, зато доносов не пишут. На меня ж доносы строчили и в обком, и в Комитет народного контроля, и в ОБХСС, и в Контрольно-ревизионное управление, и в Москву. В контору чередой приходили ревизоры, следователи, контролёры, рылись в тощих бухгалтерских документах, никакого криминала не находили, но грязная, удушливая атмосфера продолжала висеть в конторском воздухе. А из-за чего, собственно, злобствование? Кому-то к дню рождения не выхлопотал почётную грамоту, какую-то юбиляршу не представил к желаемой награде, и особо кусались те, кто сам желал восседать в этом кресле, чтобы получать зарплату и ездить в Кремль на писательские съезды. Ну и что что съездил? Таланту што ли прибавилось? Всем, кто жаждал получить звание Заслуженного работника культуры, я безотказно оформлял нужные бумажки. Разве могут среди членов СП быть некультурные люди? Однако Заслуженный удовлетворял тщеславие недолго. Это ж не звание, а пустяк! А где медали? Где ордена? Где звание лауреата?
Господи, насколько ж гениальна «Сказка о рыбаке и рыбке»!
Редкий писатель не собирает рецензии, статьи, очерки о себе-любимом. Один (не буду называть имени) был уверен, что потомки, «роясь в сегоднышнем окаменевшем дерьме», непременно начнут изучать его творения; чтоб облегчить им копание в архивах, собрал в папочку не только всё о нём напечатанное, но и переплёл в толстенный том 320 почётных грамот, полученных с пионерских лет и до старости. Аз не упрекаю, аз тоже грешен, аз тоже завёл папочку, где рецензий кот наплакал, но при случае не премину побахвалиться, что мою повесть «Голубой карантин» из уже отпечатанного тиража журнала «Новый мир» (№ 2 за 1978 год) аккуратненько выдрали, чтобы вклеить «Малую Землю» Леонида Ильича Брежнева. Бахвалюсь, как чиновник из рассказа Чехова: тот всем знакомым с гордостью показывал прославившую его газету, где сообщалось, что его на улице сбила лошадь. В моём случае лошадью был Брежнев, а я тем радостным чиновником. Кстати, эту повесть «Волга» отказалась печатать как «антипартийную и антисоветскую», а новомирцы всё-таки не выкинули в корзину, а перенесли публикацию в № 5, опять-таки рядом с генсеком, с его знаменитым «Возрождением».
Когда авторы из «З.О.» уверяют, что журнал «Волга-21 век» «действительно высокого уровня», я в подобной оценке сильно сомневаюсь. Спустя двадцать лет, когда партийной цензуры уже и след простыл, я предложил главному редактору журнала Николаю Болкунову роман «Санкт-Сарытау». Как человек Николай был очень милым, приятным в общении, дружелюбным, демократичным, однако в бывшем обкомовском инструкторе навсегда укоренился испуг перед возможной идеологической диверсией. Прочитав рукопись, он сказал мне: «Я читал её и так смеялся, что жена крикнула мне из другой комнаты: ты чего там смеешься? – А я ответил: да вот роман читаю». Теперь в кармане у Болкунова лежал не партбилет, теперь на груди у него висел золотой крестик, и роман мой был отвергнут. Не из-за художественной неполноценности, а по «антисоветско-антипартийному» принципу, только в соответствии с духом времени формулировка звучала так – «антихристианский». Руководителем Николай был не авторитарным, мою весёлую крамолу он дал прочитать членам редакции и редколлегии, и все поддержали мнение шефа. Так вот можно ли доверять журналу, коллектив которого привык держать нос по политическому ветру? Разве я предложил рукопись редакции церковного, а не светского журнала? Слава Богу, свет клином на «Волге-21 век» не сходился. Когда, благодаря спонсорам, рукопись была издана, я послал книгу в Москву, и она вошла в Лонг-лист Букеровской премии. Член жюри Роман Солнцев назвал его в интервью: «блистательным, очень смешным, авантюрным».
Когда я сидел в чиновничьем кресле, в котором сейчас сидит Гурьянов, то после очередного визита следователя или ревизора успокаивал себя тем, что сейчас не 37-ой год. В те годы по доносам поэта Вадима Земного (псевдоним, настоящее имя Иван Глухота) были арестованы как «враги народа» старый большевик и первый руководитель писательской организации Виктор Бабушкин, талантливый девятнадцатилетний поэт Виталий Волков, литературовед Иосиф Кассиль (родной брат Льва Кассиля), два литератора со стёршимися именами Береговой и Питаев, детская писательница Мухина-Петринская. Когда репрессированные стали возвращаться из концлагерей, Глухота сбежал из Саратова куда-то на Украину и, предполагали старики, наверняка продолжает печататься, но уже под другим псевдонимом.
Ко времени моего восшествия в чиновники в Союзе уже не было таких мастодонтов литературоведения как профессора, доктора филологических наук Е.И.Покусаев и П.А.Бугаенко. Оставшись вроде как без дружеского критического присмотра, прозаики и поэты или не читали друг друга, или никак не оценивали вышедших книг или «кукушка хвалила петуха за то, что он хвалил кукушку». Из наивно-благих побуждений я попытался наладить общение писателей, образование у которых было какое угодно, только не филологическое, с университетскими учёными. Авторы принесли свои книги. Где-то через пару-тройку недель профессора, кандидаты наук, ассистенты пришли в нашу контору и стали разбирать прочитанное: психологический анализ, нравственное искание, творческий метод, языковая особенность, стилистический приём... Дифирамбов не расточали, но и разгромов не устраивали, лишь очень деликатно указывали на просчёты, а кое-кого даже похваливали. Это была первая и последняя встреча, так как пошли разговоры, будто я пригласил учёных с единственной целью, чтоб они раздраконили книги.
Когда рухнул «железный занавес», я узнал, что два моих университетских однокурсника Вячеслав Сорокин и Лев Ленчик тоже писатели. Слава в 1965 году сбежал из СССР в Германию, стал профессором русского языка и литературы в Боннском университете и публиковал сатирические рассказы в антисоветских журналах «Континент» и «Грани». Лёва из-за допёкшего его бытового антисемитизма иммигрировал в 1977 в Штаты, стал одним лучших в Чикаго программистом, а его стихи, прозу и эссе печатали все русскоязычных журналы Америки. Мы обменялись книгами. В 95-ом Ленчики прислали нам с женой приглашение в гости и билеты на самолёт. Вернувшись через полтора месяца, я надеялся, что собратья по перу захотят послушать, как живут американские русскоязычные писатели, что пишут, где издаются, кто им платит и каковы гонорары. Рассказать было что: мы побывали на литературном вечере в редакции журнала «Word» в Нью-Йорке в Сохо, где нас познакомили с Председателем русского дворянского общества США и Канады князем Щербатовым, с заведующим отделом поэзии Анатолием Пушкиным, шестым потомком нашего гения, с поэтессой – внучкой Роберта Пена Уоррена, с прозаиками, с художниками… Самому навязываться: давайте я вам расскажу – не хотелось, а предложения поделиться впечатлениями не дождался, будто съездил в какую-нибудь захудалую деревню. Ни малейшего любопытства. Ну и у меня напрочь исчез интерес к этой организации.


Теперь о губернаторах.
Власти над художником нет, он абсолютно свободен, если сам не закрепощает себя лакейской дружбой с власть предержащими. Чем же недовольны авторы «З.О.», вставшие вроде бы на защиту саратовской литературы? Недовольны не тем, каково качество художественных произведений, а властью – «невежеством и откровенным издевательством со стороны местных чиновников». Главные враги «мастеров пера» – губернаторы, начиная со Столыпина и до Аяцкова и Радаева. Этот последний, дескать, «бегает от встреч с писателями годами». Предположим, перестал губернатор бегать, собрал всю сотню членов СП и Ассоциации и спросил: в чём проблема, господа сочинители?
И что бы он услышал в ответ? А услышал бы хоровой вопль: дай денег, дай денег, дай денег! – На что, любезные? – На издание наших книг и на гонорары.
На месте Радаева я бы объяснил: вы, господа писатели, хотите вернуться в советское время? Да, там проблем с гонорарами не было, но… Но знайте: прежде чем ваша рукопись будет включена в пятилетний (!) издательский план, художественную её полноценность должен одобрить профессиональный критик, затем редактор обязан написать положительное заключение, далее – тиражом, от которого будут зависеть ваши гонорарные тити-мити, распорядятся книготорговцы – могут увеличить тираж, а могут отказаться брать книгу, если посчитают, что она не станет раскупаться. Допустим, всё это ваша рукопись прошла без сучка и задоринки. Последний этап – цензор: если ему примерещится политическое вольтерьянство – зарубит ваш шедевр. А в нынешнее демократическое время никаких для вас препятствий – ни критических рецензий, ни редакторских одобрений, ни пятилетних ожиданий, ни тиражных комиссий, ни цензуры! Свобода! Деньги на бочку и получай книгу! Хорошо или плохо, умно или глупо – издателям наплевать. Если жена и папа с мамой назовут ваше творение гениальным, а вас это не удовлетворит, наймите критика, он за хорошие деньги напишет такой панегирик, что вы смело можете ставить себя в один ряд с великими русскими писателями и претендовать на своё мраморное изваяние.
Не знаю, держал ли в руках книги саратовских писателей бывший губернатор Ипатов и знает ли что-нибудь о «мастерах пера» нынешний Радаев, но об Аяцкове сужу по двум фактам: первый – существующую для саратовских писателей литературную премию имени М.Н.Алексеева учредил именно он, второй – член СП Виктор Пичугин написал о нём роман, однако после публикации в какой-то газете отрывка из этого опуса, ДФ вообще запретил ему брать перо в руки. Ну а политический дальтонизм «литературоведов» из «З.О.» просто удивляет: уж коль они хулят Аяцкова за памятник Столыпину, следовательно одобряют поставленный им на Набережной памятник его антиподу – секретарю обкома КПСС А.И.Шибаеву. «Московские»(?) патриоты саратовской литературы хотели бы на месте Столыпина видеть памятник А.Н.Толстому. Несомненно – прекрасный писатель. Только ставить-то надо в Пугачёве, а не в Саратове. И на постаменте должны красоваться слова его дворецкого, когда он открывал дверь посетителям: «Его сиятельство, депутат Верховного Совета СССР, граф Алексей Николаевич Толстой изволит вас просить». Уж если быть логичным, то следует пояснить: почему Палькину, написавшему поэму об Аяцкове, надо в памятнике отказать, а сталинскому депутату-царедворцу поставить? Уж отказывать – так отказывать всем, начиная с Державина и Ломоносова, сочинявшими оды на восшествия. Чем, по-моему, личность Аяцкова могла привлечь тяготеющего к простонародности Палькина? Именно простонародностью и привлекла: ДФ не лощёный интеллигент, не дипломат – даже в ущерб собственной карьере. Это человек типа Степана Разина и Емельяна Пугачёва, психологически из той же породы. Какую смелость и в то же время политическое безрассудство надо иметь, чтобы вовсеуслышанье заявить, что «столицу России давно пора из Москвы перенести в Саратов!» Идея нашего губернатора настолько понравилась, что через несколько лет на ней стали пиариться другие политики: в газете «Известия» Эдуард Россель предложил перенести столицу в Екатеринбург, на телепередаче В.Соловьёва «К барьеру» элдэпээровец отстаивал перенос в Новосибирск... Утопия ДФ настолько и меня пленила, что я засел за роман, где в ироническом, конечно, духе описал рождение новой евразийской столицы под названием «Санкт-Сарытау».
Так вот: прежде чем злопыхательски махать пером, авторам «З.О.» следовало бы основательней вникнуть в литературную жизнь города.

_____________________________________________________________________________________________________________
Реклама

Наш прокат небольших автомобилей обязательно будет Вам по вкусу. Мы уже обновили парк автомобилей 2014. Ждем Вас на нашем сайте.

Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями


Теги:

Оцените материал:12345Проголосовали: 23Итоговая оценка: 3.22
Каким бюджетникам стоит повысить зарплату?
Оставить комментарий

Новости

Частное мнение

26/03/2024 10:00
Шутки Юрия Моисеева за 8 миллионов. Как в Марксе могли обмануть и бюджетников, и губернатора?
Шутки Юрия Моисеева за 8 миллионов. Как в Марксе могли обмануть и бюджетников, и губернатора?Ситуация с бывшими казармами на Куйбышева оказалась сплошной мистикой
25/03/2024 16:11
Беседа с инсайдером: наша мэр ни разу не хозяйка
Беседа с инсайдером: наша мэр ни разу не хозяйкаСлухи у нас
24/03/2024 12:00
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 25-31 марта
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 25-31 мартаКонцерты, спектакли, выставки и другие интересности
23/03/2024 10:00
Субботнее чтиво: итоги уходящей недели
Субботнее чтиво: итоги уходящей неделиГоремычный театр, беспилотники-неудачники, прокуратура недовольна ГЖИ
22/03/2024 16:00
Серийные разборки: сериал
Серийные разборки: сериал "Сегун" Новая "Игра престолов"?

Блоги



Поиск по дате
« 29 Марта 2024 »
ПнВтСрЧтПтСбВС
26272829123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Яндекс.Метрика


«Общественное мнение» сегодня. Новости Саратова и области. Аналитика, комментарии, блоги, радио- и телепередачи.


Генеральный директор Чесакова Ольга Юрьевна
Главный редактор Сячинова Светлана Васильевна
OM-redactor@yandex.ru

Адрес редакции:
410012, г. Саратов, Проспект им. Кирова С.М., д.34, оф.28
тел.: 23-79-65

При перепечатке материалов ссылка на «Общественное мнение» обязательна.

Сетевое издание «Общественное мнение» зарегистрировано в качестве средства массовой информации, регистрация СМИ №04-36647 от 09.06.2021. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Эл № ФС77-81186 от 08 июня 2021 г.
Учредитель ООО «Медиа Холдинг ОМ»

18+ Федеральный закон Российской Федерации от 29 декабря 2010 г. N 436-ФЗ