Кто из юного поколения в конце 1960-х не следил за приключениями смелых молодых героев гражданской войны в сразу же ставшей отечественным бестселлером кинотрилогии Эдмонда Кеосаяна «Неуловимые мстители», «Новые приключения неуловимых» и «Корона Российской империи, или Снова неуловимые»?!
Рельсы, вагон-теплушка, маузер, карандаш, обёрточная бумага — в такой обстановке под стук колёс поезда, словно опасаясь не успеть высказаться, спешил создать героический образ «красных дьяволят» их литературный «отец» Павел Бляхин, родившийся 11 (25 декабря) 1886 года в селе Верходым Петровского уезда Саратовской губернии (ныне — Пензенская область) в семье чернорабочего.
Осенью 2016 года, работая над книгой о своем троюродном деде — большевике Василии Фроловиче Ефимове (Саратовце) (см. «ОМ», 2017, №6), я позволил себе сделать предположение о его знакомстве в 1908 году и работе в партийной организации Баку со своим земляком и будущим писателем Павлом Бляхиным, автором первого отечественного вестерна «Красные дьяволята».
В автобиографической повести Бляхин называет своей родиной село Быковы Саратовской губернии, хотя биографы считают таковой именно село Верходым Петровского уезда Саратовской губернии — нынешнего Шемышейского района Пензенской области. Некоторые источники называют это село Верхозим и относят его к Кузнецкому району Пензенской области. Но, думаю, независимо от сегодняшней административной принадлежности малой родины Бляхина неоспорим один чрезвычайно важный факт: будущий писатель родился в тогдашнем Петровском уезде.
Впервые Павел Бляхин прибыл в Баку в 1904 году. Наиболее вероятно, встречи Бляхина и Саратовца могли проходить в библиотеке Съезда Союза нефтепромышленников Баку. Этой библиотекой и фактически явочной квартирой местных революционеров заведовала жена Ефимова — Лидия Николаевна Бархатова.
Она быстро отметила в юноше тягу к книгам и стала предлагать ему серьёзные повести и романы. Спустя годы Павел Андреевич воздаст должное своей наставнице в одной из автобиографических повестей: «Душой нелегального клуба была Лидия Николаевна Бархатова, которую полиция выслала из Петербурга как неблагонадёжную».
Уже после Великой Отечественной войны Бляхин приступил к созданию автобиографической трилогии. Первая её часть — «На рассвете» –– посвящалась астраханскому и бакинскому периодам его жизни. Масса известных личностей проходит по её страницам. В том числе и Бархатова, которой Павел Андреевич направил старую фотографию бакинской библиотеки. На обратной стороне фото он написал:
«Балаханская библиотека, где происходили засед[ания] районного к-та большевиков, собрания районного актива, занятия рабочих кружков. Это был своего рода… большевистский клуб, заведовала которым Лидия Ник[олаевна] Бархатова. 1904-05 гг.».
Чуть ниже рукою Бархатовой сделана приписка:
«К повести «На рассвете». Это писал Бляхин Павел Андреевич, который после освобождения нас из Карской тюрьмы уехал из Баку. Я уехала из Баку в январе 1914-го, а приехала в Баку в конце 1904 г. Библиотека из этого помещения была переведена в бывший сарай на Романинском шоссе, а потом в новое помещение на этой же улице».
Лидия Николаевна пережила своего молодого соратника и ученика на пять лет и оставила после себя архив.
А теперь посмотрим глазами юного Бляхина на Баку и окрестности — третий по величине в России, после Петербурга и Москвы, промышленный регион. Всем заинтересовавшимся предлагаю взять в библиотеке его, к сожалению, забытую трилогию «Дни мятежные», выдержки из которой будут цитироваться ниже.
Листая страницы повести…
Балаханы (посёлок городского типа в Сабунчинском районе Бакинской агломерации.–– Авт.) произвели на Бляхина жуткое впечатление:
«Пригородный поезд на Балаханы был до отказа переполнен рабочими и крестьянами — жителями окрестных поселков и деревень. Мы с трудом протискались в вагон и оказались прижатыми к окну между скамьями. Так и стояли всю дорогу.
Грохот поезда, толкотня и галдёж пассажиров не очень-то располагали к разговору.
Но мне не терпело узнать что-нибудь о Балаханах и о рабочих-нефтяниках. Ванечка (Иван Фиолетов — впоследствии член Бакинского комитета РСДРП, один из 26 бакинских комиссаров, расстрелянных в 1918 году.— Авт.) отвечал скупо. Я узнал только, что Балаханы, Сабунчи, Сураханы и Романы представляют собой, в сущности, один гигантский нефтеносный район.
— Да вот приедем, и ты всё увидишь своими глазами, — говорил Ванечка, глядя в окно, мимо которого мелькали телеграфные столбы и тянулась голая, серая земля, покрытая чёрными пятнами. Невысокие холмы волнами спускались к морю.
— А как живут и работают нефтяники? — продолжал я допрашивать Ванечку.
Но вместо ответа он хмуро посмотрел на меня и спросил:
— Ты в бога веришь?
Я опешил, даже обиделся:
— Что за вопрос! Какой социалист может верить в бога!
— А в чёрта и его пекло? — продолжал Фиолетов, как бы не замечая моего недоумения.
— Черти, говорят, в аду водятся, а где этот ад, даже попы не знают.
— В двенадцати верстах от города — в Балаханах! — сухо отрезал Ванечка и забарабанил по стеклу.
Поезд остановился на станции Сабунчи.
Мы вышли из вокзала. Я был изумлён невиданным зрелищем. Чёрный лес нефтяных вышек, разбросанных на огромной территории, тянулся до самого горизонта, утопая в густых облаках дыма, копоти и зловонного пара. Яркое южное солнце здесь казалось багровым, словно пятно запёкшейся крови. Небо было закрыто тёмной тучей, нависшей над самой землей.
— Вот он, ад! — сказал Ванечка, широким жестом показывая на необозримое царство «чёрного золота». Здесь родятся, живут и работают рабы нефтяных магнатов, здесь они и умирают. Отсюда перекачиваются миллионы русских денег в карманы иностранцев — Нобелей, Ротшильдов, Шелла, будь они прокляты!
— А разве наших кровососов в Балаханах нет? — удивился я.
— Как не быть! Здесь хозяйничают Лианозов, Гукасов, Манташев, Шибаев, Мирзоевы и десятки других крупных и мелких хищников. Все они в одной компании! Ну, пошли.
Мы тронулись в путь, в самые дебри нефтяного леса.
Душил запах мазута. От нестерпимой жары я задыхался, как в серной бане, обливался потом. Всё вокруг нас — и земля, и вышки, и люди — было насквозь пропитано нефтью, дочерна закопчёно, словно облитое жиром. Под ногами неприятно хлюпала черная земля. Перекрещиваясь между собою, во всех направлениях тянулись железные трубы, по которым, как кровь в жилах, непрерывно текла нефть. Вышки стояли по обеим сторонам шоссе, пересекавшего Балаханы на две части. Меж вышек то и дело встречались земляные амбары и озёра, до краёв наполненные мазутом.
От бурения сотен скважин и тартания нефти в воздухе стояли оглушающий гул и грохот, слышались жужжание стальных канатов, гудение барабанов и форсунок, свист пара. Навстречу нам часто попадались измождённые, сгорбленные рабочие, еле передвигавшие ноги.
Мне было жутко и больно. Как могут жить люди в таком месте? Ни неба, ни солнца, ни единого зелёного деревца!
— Ну что, поверил теперь в чертей и пекло? — словно прочитав мои мысли, спросил Фиолетов.— Вот он где, настоящий ад для рабочих! В сорок лет они уже старики, инвалиды, которых хозяева, как негодную ветошь, выбрасывают на улицу. Здесь нет ни столовых, ни прачечных, ни общественных бань. Даже простой питьевой воды не хватает. Пьют из загрязнённых озёр и колодцев… Немудрено, что здесь свирепствуют дизентерия, тиф, а иногда и холера… Рабочие мрут, как мухи, и никто о них не позаботится. Армия безработных с избытком возмещает убыль».
Нефтяные «следы» на лице Лидии Николаевны сразу же бросились в глаза Бляхину:
«Однако какое у неё бледное лицо, почти прозрачное, как у человека, давно не видавшего солнца!».
На первый взгляд, у неё была тихая и незаметная должность заведующей библиотекой, но там кипела бурная партийная деятельность, в том числе и с её активным участием уважаемого в партийных кругах человека, с которым для принятия какого-либо важного решения нужно было обязательно посоветоваться.
Революционные и литературные баррикады
Оставшись в четырехлетнем возрасте без матери, скончавшейся от поразившего Поволжье голода, он попал к родственникам на прокормление. По настоянию дяди окончил церковно-приходскую школу в селе Селитренном Енотаевского уезда Астраханской губернии, проявил способности в законе божием, русском языке, арифметике, элементарной географии и церковнославянском письме. Фантазёр и мечтатель, он пристрастился к чтению русских сказок, стихов Пушкина, романов Купера и Верна вперемешку с рыцарскими романами и житиями святых. Роман «Овод» потряс Бляхина. Его герой стал для Павла идеалом. В какой-то степени эта книга окончательно и определила его политический путь. Как отмечают исследователи, по рекомендации школьной учительницы Веры Сергеевны Раневской Бляхин в 1903 году стал членом РСДРП.
В 1903 году семнадцатилетним переехал в Астрахань и устроился учеником типографского наборщика. Эта его рабочая специальность пригодилась в революционной деятельности. Сначала в Астрахани, где он доставал для подпольной типографии шрифт, печатал и распространял листовки и прокламации. Потом, в 1905 году, в Баку, где официально числился переплетчиком. Только в бакинском комитете РСДРП он уже сам стал создателем социал-демократических кружков на нефтяных промыслах, участником всеобщей стачки нефтяников.
<<< Павел Бляхин в годы большевистской юности.
«Максим поручил мне сегодня же вечером свести в Балаханы листовки Бакинского комитета и передать их Ванечке или Мамедьярову. Значит, долгожданное «завтра» я встречу в Балаханах!
Вечер всё-таки настал, и я уже в вагоне пригородного поезда. Со мной большая сумка, полная листовок. Она ничем не отличалась от тех сумок, с какими окрестные жители возвращаются из города в посёлки.
Передать листовки я должен в балаханской библиотеке, у Лидии Николаевны. Там меня будет ждать Мамедьяров или Раечка.
Поезд прибыл в Балаханы поздно. И без того хмурая, декабрьская ночь здесь казалась совсем чёрной, непроглядной.
Я знал, что библиотека находится примерно в полукилометре от вокзала, недалеко от шоссе, но в темноте было трудно ориентироваться. К счастью, нашёлся попутчик, рабочий, который охотно согласился довести меня до места.
— Хорошая там библиотекарша,— рассказывал он по дороге, — душа-человек. Даёт интересные книжки, всё объясняет, рассказывает.
Я попытался выяснить, знает ли мой спутник, что будет завтра.
Рабочий отвечал уклончиво:
— Да ведь как сказать… Ежели будет что, так мимо нас не пройдёт. А вот и библиотека. И сама Лидия Николаевна тут живёт. Передайте ей поклон от Фёдора.
Попутчик ушёл, оставив меня у самой двери угрюмого, тёмного здания. Я постучал.
Дверь открыл Мамедьяров. Едва успев поздороваться, он тотчас заторопил:
— Давай, давай скорее листовки! Нам их нужно раздать сегодня же.
Я передал ему сумку.
— Ого! Полная, как бурдюк, хватит на всех…
В прихожей я встретился с Лидией Николаевной. Она проводила меня в библиотеку, которая занимала всего одну комнату с длинным столом посредине.
В Балаханах на десятки тысяч жителей, кроме этой библиотеки, не было ни одного культурного учреждения. Фактически она превратилась в нелегальный клуб, куда каждый вечер собирались рабочие. Здесь они беседовали с библиотекаршей, делились с ней своими горестями и печалями, читали газеты, журналы.
Выбор литературы был небогатый, но Лидия Николаевна где-то доставала и снабжала своих читателей рассказами М. Горького и такими книгами, как «Овод» Войнич, «Спартак» Джованьоли, «Андрей Кожухов» Степняка-Кравчинского. Эти книги будили революционную мысль рабочего, звали к борьбе за свободу.
Более активным рабочим, которых Лидия Николаевна хорошо знала как сочувствующих революционному делу, она давала и нелегальные брошюрки: «Манифест Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, «К деревенской бедноте» Ленина, прокламации и бюллетени бакинского комитета. Из этих активистов постепенно вырастали революционные рабочие кружки.
В библиотеке же, когда расходились «посторонние», собирались «свои люди» — рабочие, большевики. Здесь нередко заседал Балаханский районный комитет, которым руководил Алёша Джапаридзе.
Лидия Николаевна занимала маленькую комнатушку по соседству с библиотекой. На окне с тюремной решёткой висела густая сетка от копоти, но сетка не спасала — копоть проникала всюду, чёрным пухом осыпала постель, мебель, стены. Вот когда я понял, почему Лидия Николаевна так бледна.
Она приняла меня очень радушно и предоставила для ночёвки библиотечную комнату.
— Можешь располагаться как тебе угодно, только матраца не проси — нет.
Подумаешь, важность какая — матрац!
Слегка прихрамывая, в комнату вошёл пожилой рабочий в тёмной блузе, с веником в руке. Широкий в плечах, короткий, с жиденькой, клочковатой бородкой и с большими круглыми очками на буграстом носу, он производил несколько смешное впечатление.
— Вот весь штат нашей библиотеки! — указала на него Лидия Николаевна.— Знакомьтесь!
«Штат» величественно протянул мне руку и коротко отрекомендовался:
— Министр!
— Это его кличка,— разъяснила Лидия Николаевна.— Кажется, за свои очки он удостоился такого высокого звания.
— А что, разве не похож? — усмехнулся Министр, козырнув веником.— Вот захочу и выгоню вас, потому — подметать надо, запылю и так далее.
И он действительно начал подметать пол, мимоходом смахнув пыль со стола рукавом своей блузы.
В дверь постучали, и в библиотеку вошёл Фиолетов.
— Здравствуйте, Лидия Николаевна. Министру наше почтение! Павло уже здесь? Вовремя приехал!
Мы поздоровались.
Ванечка тяжело опустился на скамью.
— Ну и денёк сегодня! Мы обошли десятки промыслов и провели столько летучек, сколько за всё лето не было. Вот только листовок не хватало. Ты привёз?
— Привёз. Но их уже забрал Мамедьяров.
Фиолетов успокоился.
— Мне придётся заночевать у вас,— обратился он к Лидии Николаевне.— Завтра чуть свет я должен быть в этом районе.
— Вот и прекрасно, вдвоём вам будет веселее. Вместо подушек можете использовать журналы, книги.
Бархатова ушла. Мы стали устраиваться на ночлег… Завтра начинается! Начинается нечто грандиозное и невиданное мною. Десятки тысяч рабочих бросят работу, выйдут на улицу. А что дальше? Удастся ли большевикам возглавить такое гигантское движение?
И толпа на шоссе росла с каждым шагом, превращаясь в могучую колонну. Жители «ада» выходили на волю… Это было 13 декабря. Грандиозная всеобщая стачка бакинского пролетариата началась. Из-за леса вышек медленно поднималось огромное кроваво-красное солнце… Обогнув бугор, мы очутились в глубокой котловине. Здесь собрались человек полтораста рабочих-активистов из разных районов…».
Однако налетевшие казаки начали крушить всех шашками и нагайками. Несколько человек были жестоко избиты. Пострадал и Бляхин:
«…подбежал солдат и прикладом винтовки толкнул меня вверх. Я шумно влетел в контору и растянулся на полу. Это было очень смешно, а больно стало потом, когда прошла горячка. Меня подхватил Никита. Подбежали Раечка, Лидия Николаевна. Их напугала кровь, размазанная по моему лицу».
<<< Лидия Бархатова.
Встречались ли потом Бархатова и Бляхин? В своей книге он об этом не пишет. Вскоре Павел должен был перейти на нелегальное положение, а позже, опасаясь ареста, вовсе покинуть Баку и отправиться в Тифлис.
В Баку Бляхин впервые был арестован и заключён в Карскую крепость. Получив амнистию в самый разгар первой русской революции, Павел направился в Москву. Осенью 1907 года он вошёл в состав Московского комитета РСДРП, вскоре был снова арестован и сослан на три года в политическую ссылку в Вельск Вологодской губернии. Однако полный срок не отбыл и после побега на третьем году ссылки вёл подпольную работу в комитетах РСДРП(б) в Москве, Тифлисе и Баку, где оказался вторично и встретил февральскую революцию. Позже на короткое время стал членом президиума бакинского совета рабочих депутатов. С мая 1917 года он уже в Костроме на выборной должности председателя городского и губернского исполкомов.
На баррикадах Красной Пресни и в рабочих слободках Бляхин не забывал о литературе. «В поисках заработка Бляхин пробовал выступать в качестве декламатора и даже ставил одноактные пьесы в клубах,— отмечает литературный критик Валерий Вьюгин.— По возвращении в столицу некоторое время посещал студию МХТ. После очередного ареста и побега из ссылки в 1913-м оказался в Киеве. Начал собирать материалы и делать наброски к книгам «Лучше смеяться, чем плакать» и «Киевские силуэты». Первая по замыслу автора должна была быть посвящена жизни в тюрьмах и ссылках. Опубликовал несколько очерков и рассказов в газете «Киевская мысль». Во время Первой мировой войны служил санитаром в госпитале, писал пацифистские очерки, которые были напечатаны в 1917-м в костромской газете «Северный рабочий».
В 1920 году, будучи членом состава президиума губернского комитета КП(б)У в Одессе и отвечая за сбор хлеба и продовольствия в уездах, а вскоре и председателем губернского комитета в Екатеринославе, Бляхин задумал написать книгу о подростках, борющихся с оружием в руках против Белой армии и Махно. Там же, в Одессе 1920-го, он выпустил первую антиклерикальную книгу «Долой чертей, долой богов! Долой монахов и попов!» и чуть позже вторую –– «Как попы дурманят народ», продолжив до конца 1920-х писать памфлеты против церкви.
В ноябре 1920 года Бляхин вернулся в Кострому на должность ответственного секретаря Костромского губкома РКП(б). Там в 1921 году к годовщине штурма Перекопа написал сценарий к массовой постановке, которую осуществил будущий художественный руководитель Театра Советской Армии Андрей Дмитриевич Попов — тоже, кстати, уроженец Саратова.
А в декабре 1922 года Бляхин был командирован партией в так хорошо знакомый ему Баку. По неожиданно оказавшейся долгой — вместо трех дней почти месяц — дороге туда из Костромы в вагоне-теплушке он написал свою сразу же ставшую бестселлером повесть «Красные дьяволята» (второе название «Охота за синей лисицей»). За три с половиной года он был председателем Главполитпросвета Азербайджана, руководителем отдела народного образования, членом центрального комитета компартии Азербайджана (большевиков), участвовал в работе центральной контрольной комиссии компартии республики, входил в художественный совет по делам кино при Главполитпросвете РСФСР.
Должности члена худсовета, на мой взгляд, Павел Андреевич удостоился, прежде всего, как автор повести о дьяволятах. Вот как в предисловии к одному из поздних изданий повести описывал Бляхин окружающую обстановку и цели написания повести:
«Гражданская война подходила к концу, но грабежи и налеты бандитских шаек на поезда и продбазы продолжались. Нам не раз приходилось по тревоге хвататься за оружие и выскакивать из вагона. Поезда часто останавливались: не хватало топлива для паровозов, и пассажиры сами помогали добывать дрова, уголь. Страна изнемогала от голода, разрухи и болезней. Но советский народ терпеливо переносил все невзгоды и героически сражался с остатками интервентов и контрреволюции. Вместе со старшим поколением билась за власть советов и наша молодежь, юноши и девушки и даже дети-подростки. Сотнями и тысячами шли они добровольцами в ряды Красной армии, показывая образцы невиданной храбрости и любви к Родине.
В 1920 году я не раз встречался с такими орлятами. Об их отваге и самоотверженности рассказывали поистине чудеса.
О боевых делах и приключениях тройки юных героев, прозванных «красными дьяволятами», я и написал свою первую повесть. Она была издана в Баку в 1922 году. Это была одна из первых книг о гражданской войне, кровавый след которой ещё не успел остыть. Наши юные читатели горячо приняли книгу.
В 1923 году вышел в свет кинофильм «Красные дьяволята», поставленный в Грузии по моей повести и сценарию режиссером И. Перестиани.
Советские зрители, особенно молодежь и дети, встретили фильм с восторгом и немедленно отозвались сотнями писем на имя командарма Первой Конной армии С.М. Будённого с просьбами принять их добровольцами, как «красных дьяволят». Многие просили товарища Буденного сообщить им и точные адреса этой тройки. В некоторых клубах появились группы «красных дьяволят».
В своё время кое-кто упрекал меня в том, что боевые дела и приключения «красных дьяволят» порой кажутся невероятными и непосильными для таких юнцов (16-17 лет). Но вот двадцать лет спустя, в годы Великой Отечественной войны, я опять встретил «дьяволенка» нового поколения — это Вася Бобков. Васе пятнадцать лет. Он в форме солдата. Через плечо автомат. На груди орден Красной Звезды. Вася Бобков — отличный стрелок и храбрый воин. Он не раз ходил в разведку. В бою заменял при случае пулеметчика. Мог быть и хорошим наводчиком орудия. На его счету было двадцать пять убитых гитлеровцев! Ну разве этот юный вояка не мог быть четвертым «дьяволенком» в моей повести?! А сколько таких пареньков было на разных фронтах Великой Отечественной войны! Правда, в повести есть элементы некоторой фантастики и преувеличений, но они выражают героические настроения нашей молодежи, готовой положить и жизнь свою за дело коммунизма, за счастье народа».
Не все созданные Бляхиным образы красных дьяволят благополучно перешли в киноленты. Вместо воевавшего рядом с Мишкой и Дуняшей в будённовском отряде «книжного» китайского мальчика Ю-Ю в киношном варианте 1923 года появляется не менее колоритный персонаж — чернокожий акробат Джаксон, а в кинотрилогии режиссёра Кеосаяна –– цыган Яшка.
Высоко ценил повесть Самуил Яковлевич Маршак: «С нею, в сущности, впервые в детскую книгу входила революционная героическая тема... Повесть Бляхина являлась попыткой заменить бульварную, переводную приключенческую литературу».
20 января 1935 года в газете «Тифлисский рабочий» Бляхин признается, что его повесть «явилась полусказочным отражением мрачных событий, связанных с именем небезызвестного главаря кулацких банд батьки Махно, с которым нам приходилось иметь дело в 1920 году в районе Екатеринославщины, где я был председателем губревкома».
Своей главной эстетической установкой Бляхин считал описание только того, что было, или только того, что могло быть. Это писатель отметил в предисловии к харьковскому, 1925 года, изданию «Красные дьяволята: Погоня за голубой лисицей», оправдывая близкое мифу или легенде повествование об исторических событиях. «Сюжет,— считает Валерий Вьюгин,— мотивируется ровно настолько, чтобы у неискушенного читателя возникло чувство правдоподобия разворачивающейся перед ним коллизии. Логика повествования полностью подчинена изначальной установке дать пример революционного героизма и изобразить новый тип прогрессивной личности взамен устаревшей (например, того же «Овода» Э. Войнич). Отсюда открытая карикатурность отрицательных персонажей и преувеличенная цельность положительных. Это следование не «фактографической», а так называемой «художественной» правде обеспечило Бляхину место одного из основоположников романтической линии в литературе социалистического реализма».
Два года спустя после выхода кинофильма Бляхин написал продолжение «Дьяволят». События этой киноповести разворачиваются на фоне операции Красной армии по взятию Перекопа в Крыму. Как и было в реальности, автор освобождает плененного в первой части Махно и даже позволяет ему какое-то время стать союзником Красной армии в борьбе с Врангелем. Однако и теперь Батька не сможет уйти от плакатного разоблачения: уже не «дьяволята», а простые крестьяне ловят его, обваливают в пуху и сажают на корову, привязав к грязному хвосту.
Завершив битву с белогвардейцами и интервентами, герои Бляхина обращаются к мирному строительству. Этому этапу их жизни должна была быть посвящена третья часть повести — «На трудовом фронте». Но увлекшись пропагандистской силой кинематографа, Бляхин принялся писать киносценарии. В вышедшем в 1925 году сценарии «Большевик Мамед» отчетливо реализована базовая схема будущей автобиографической трилогии, к работе над которой писатель вплотную приступит в 1950-е. Затем последовали сценарии «Во имя бога» (1925, поставлен А.М. Шарифом-Заде), «26 бакинских комиссаров» (1926), «Иуда» (1927, поставлен Е.А. Ивановым-Барковым) и ряд других картин.
В июле 1941 года 54-летний уже москвич Бляхин добровольцем ушел на фронт красноармейцем 22-го полка 8-й Краснопресненской дивизии народного ополчения на Западном фронте. В этой дивизии вместе с рабочими Трёхгорной мануфактуры, сахарного завода, недавними выпускниками средних школ сражалась почти вся столичная интеллигенция, а рота Бляхина считалась «писательской»: в ней воевали многие литераторы. С октября 1941-го по апрель 1943 года он служил специальным корреспондентом армейской газеты 49-й армии, с апреля 1943-го по январь 1945 годов — спецкором армейской газеты 61-й армии Западного, 2-го и 3-го Белорусского фронтов. На основе накопленного на фронтах материала Бляхин опубликовал 60 очерков и рассказов. Спустя 21 год после окончания Великой Отечественной его фронтовой дневник, безусловно, доработанный, превратился в книгу «Годы великих испытаний».
После войны писатель приступил к работе над автобиографической трилогией «Дни мятежные». В неё вошли три посвященные революционерам и революции романа: «На рассвете» (1950) «Москва в огне. Повесть о былом» (1956), «Дни мятежные» (1959). Каждая из этих книг отражала этапы революционной жизни самого писателя — жизни подпольщика.
Деятельность революционера, участника гражданской и Великой Отечественной войн и писателя Павла Бляхина оценены двумя орденами Ленина, орденами Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды, медалями «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «В память 800-летия Москвы»…
В память о Павле Андреевиче Бляхине, скончавшемся в Москве 19 июня 1961 года и похороненном на Новодевичьем кладбище, благодарные астраханцы для литераторов области в 2006 году учредили ежегодную литературную премию имени Бляхина в двух номинациях. В Саратове имя Бляхина почти не вспоминают.
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги: