В год юбилея Революции заманчиво поговорить о сегодняшних революционерах. Давайте выберем и сравним двух — политика и художника, чьи истории любопытны именно в развитии; далеко не сразу их воспринимали в подобном, революционном, качестве. И сегодня либеральная мысль заметно буксует в оценке былых своих симпатизантов — Петра Павленского и Михаила Саакашвили.
Ибо кейсы с ними пошли совсем непростые, когнитивно-диссонансные, имперски-цветуще-сложные. Но вы и так знаете: Павленский поджег здание национального банка в свободной стране Франции, «на горе всем буржуям», а Саакашвили возглавил очередной бессмысленный и беспощадный украинский бунт, названный в его честь «Михомайданом».
Надо сказать, лучшие умы (общепринятая аттестация после исповеди режиссера Ю. Быкова), приветствуя акционизм Павленского в России, изначально и чуть смущенно полагали его несколько, знаете ли, чужим. Поскольку генезис художественно-протестных жестов artist`а угадывался без труда; они были чисто лагерного происхождения. Колючая проволока, членовредительство. С некоторой даже архаикой — времен «сучьей войны» в ГУЛАГе. Рот зашить (воры делали это, когда вызывал кум), прибить мошонку к шконке (это когда гнобят отрицалово, не желающее работать). Наколоть «Раб МВД» на лбу Павленский не успел — случились другие заботы.
Затем выяснилось, что Павленский не просто урка, но урка-маньяк (случай с порезанной и едва не изнасилованной актрисой); лучшие умы окончательно впали в конфуз, тем не менее, в статусе «полезного идиота» акциониста оставили, мало ли чего, пригодится.
Между тем, акция Павленского в Париже — городе художников, акция, объект которой — символ буржуазного, всерьёз и надолго, порядка и строя — вскрывает еще один слой его самопозиционирования. Он не просто маргинал, он — чужак везде.
«Чужак» — принципиальная в любой революции, ключевая фигура. Наполеон Бонапарт — корсиканец, называвший себя до 1796 года на итальянский манер Наполеоне Буонапарте, жесточайшим образом, ценой сотен трупов французов, подавил Вандемьерский мятеж роялистов в Париже 1795 года, отдав приказ расстрелять из пушек практически безоружных мятежников. Он был чужой, матерью была ему не Франция, а Революция, и ему было там, на площади св. Роха, никого не жаль.
Михаил Саакашвили, неплохо изучивший опыт великих революций или — как большое политическое животное — понимающий его на уровне инстинкта, охотно принял амплуа главного чужака в украинской революции. На нынешнем ее этапе постмайданного горького похмелья.
Хорошо и даже поэтично обозначил подобное состояние журналист Андрей Бабицкий: «Лишенный гражданства, документов, преследуемый властями на родине, утративший легальный социальный статус, экс-президент Грузии является символом отверженности и отщепенства — тех свойств, которыми наделила украинская власть большинство собственных граждан. У него нет иного выхода, кроме как идти до конца в попытке устроить вселенский погром, в котором исчезнет всё, в том числе и он сам. Подозреваю, что похожим образом настроено и множество протестующих, и тех, кто примкнет к ним в ближайшее время».
Остается добавить, несколько уже повторяясь, решительность и безжалостность, восприятие нынешних своих соратников в качестве дров для нового революционного пожара. И напомнить близкий нам опыт: отряды интернационалистов в гражданскую, выполнявшие в т. ч. и карательные функции, польско-латышское руководство ВЧК первых послереволюционных лет, немалое количество евреев и кавказцев во власти и тех же репрессивных органах.
Мотив преданной революции, столь принципиальный для профессиональных революционеров, тоже сегодня сполна эксплуатируется Михаилом Саакашвили. «За что боролись?»; «А в комнатах наших сидят эмиссары». И пусть эти эмиссары МВФ чужаку Саакашвили люди вовсе не чужие, интуитивно он понимает, что пафос затеянного им Михомайдана не национальный, но социальный. Разрушительно-антиолигархический, и возглавлять приходится не энтузиастов евроинтеграции или национального возрождения, а публику, кинутую в лучших майданных ожиданиях и готовую зубами рвать не только объедки Украины, но и жирно чавкающих ныне за этими объедками предателей и лицемеров…
Что же до Павленского — человека в еще большей степени интуитивного, истерика и позера, во всех его косноязычных заклинаниях о революции звучит аналогичный мотив — искренняя ненависть к могильщикам революции. Ему неважно, где сама могила — за дверями здания на Лубянке или в ячейках банковских сейфов. И у нас еще будет возможность сравнить, кто на этом свете кровожаднее — российские чекисты или французские банкиры. Саакашвили, кстати — неплохой эксперт в этих делах: много лет проживший на Западе, он, тем не менее, проходил срочную службу в пограничных войсках КГБ СССР. А пока Павленскому грозит во Франции до десяти лет тюрьмы. Напомню, за поджог сакральных лубянских ворот ему присудили штраф и на полной его выплате, судя по легкой логистике эмиграции, не настаивали.
Ключевая аббревиатура прозвучала: оба этих плохих парня — родом из СССР. Саакашвили, родившийся в год пятидесятилетия русской Революции, и Павленский, появившийся на свет в оруэлловском 1984-м, выпущены на мировую арену мертвой сверхдержавой, в юбилейный год. Похоже, покойный СССР, неисповедимыми кармическими путями, сумел наладить производство и экспорт революционеров. Оба ключевых персонажа имеют неплохие потенции быть забрендированными и растиражированными.
Как мы к ним относимся сами, какие у них наличествуют идеи и амбиции — не так принципиально. У революций свои законы, судьбы, механизмы и парадоксы.
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
