Вчера на заседании совета по противодействию коррупции Владимир Путин призвал искоренять коррупцию из властных органов, а также посчитал проведенную в 2011 году либерализацию антикоррупционного законодательства неэффективной. Президент привел цифры, согласно которым, только 8% взяточников приговорены к реальным срокам лишения свободы, а остальные – отделались штрафами. В основу антикоррупционной политики, по мнению главы государства, должен лечь принцип неотвратимости наказания за подобные правонарушения. Особое внимание следует уделить коррупции, процветающей внутри правоохранительных органов и судебной системы. Достаточно парадоксально в этой связи, что те органы, которые должны бороться с коррупцией, нередко сами и являются ее источником.
О борьбе с коррупцией сегодня не говорит только ленивый, а «Общественное мнение» продолжает публикацию цикла статей историка Евгения Ардабацкого. В марте мы публиковали статью о мздоимстве и противостоянии ему в Старой Руси. Сегодня читайте материал об антикоррупционной практике времён Петра I.
«Только в государственной службе познаешь истину» – таким афоризмом Козьмы Пруткова хочется вновь обозначить извечную и бесконечную тему, переросшую всякие пределы гиперактуальности. Воистину, правду Василий Ключевский говорил, что «прошедшее нужно знать не потому, что оно прошло, а потому, что, уходя, не умело убрать своих последствий».
Соборное Уложение 1649 г. царя Алексея Михайловича, порождённое мощнейшим всплеском Московского и других городовых восстаний, стало законодательным максимумом государственного средневекового преследования взятки в среде приказной и воеводской дьяческой бюрократии. Но, как известно, этот вековой отечественный недуг так и не был искоренён.
В присущей ему афористической форме Ключевский подводит итог истории допетровского времени: «Россия ХVII в. со своей широко раскрытой научной любознательностью и со скудной умственной ёмкостью… Какая преобразовательная суетня, какая толпа новых идей и какая ветошь нравов, какое ничтожество результатов! Таракан на спине».
В отношении же заявленной темы, своеобразным брендом Петровского времени может служить железная формула Великого Преобразователя: «Буде же кто сей наш указ преступит, … тот яко нарушитель прав государственных и противник власти кажнён будет смертию, безо всякия пощады».
Обюрокрачивание дворянства и одворянивание бюрократии
Именно с эпохи Петра Великого (1672/1689-1725) самодержавная монархия становится абсолютной, когда «верховная власть принадлежит всецело и нераздельно царю», ставшему в итоге императором, а Россия – империей.
Работая для пользы Отечества и шпагой и пером, царь Пётр вёл тяжелейшую Северную Войну (1700-1721), которая потребовала проведения различных реформ и преобразований во всех важнейших сферах жизни России. В итоге Пётр I «из большого и пренебрегаемого полуазиатского государства, сделал европейскую державу, ставшую ещё больше прежнего, но больше прежнего и ненавидимую. Он лучше обеспечил внешнюю безопасность этого государства, но усилил и международный страх к нему, международную злобу против страны».
Не только военные реформы Петра, но и предпринятые им преобразования гражданского управления в большинстве находились в связи с тяжёлой, непрерывной войной и военными нуждами. Поэтому большинство этих преобразований, особенно в первый период Петровского царствования, производилось наспех, от случая к случаю, без определённого плана и программы. И только в последние 7-8 лет его царствования новые административные учреждения приводятся в систему и получают надлежащие инструкции и уставы («регламенты»).
Регламентация всех сторон жизни, бюрократизация управления страной оказали со времён Петра, во многом благодаря его авторитету, немалое влияние на последующую российскую действительность. Именно с петровского времени Россия становится светским государством с новым – европеизированным – бюрократическим аппаратом управления.
На смену старому боярско-дворянскому делению служилого сословия пришло новое деление – чиновное,– которое, по представлению Петра, должно было исходить из принципа служебной выслуги, профессиональной годности. Чины были суммированы Петром в «Табель о рангах» 1722 г. – государственную систему всех унифицированных чинов в Российской Империи на всех поприщах государственной службы – сухопутной, военно-морской, гражданской и придворной. «Табель», состоявшая из 14 классов (рангов – ступеней служебной иерархии), обязывала всех служить и объявляла службу единственным источником получения соответствующего ранга и его последующего повышения. При Петре I «Табель о рангах» узаконивала «социальные лифты» – открывала доступ в ряды дворянства и правящей бюрократии лицам «подлого» происхождения: лица, получившие первый офицерский чин на военной службе и VIII ранг на гражданской получали наследственное дворянство и проистекавшие из этого привилегии. Происходило, по словам известного исследователя петровской эпохи профессора Н.И. Павленко, обюрокрачивание дворянства и одворянивание бюрократии.
Созданное Петром «регулярное» государство основывалось на строгом подчинении всех лиц и сословий государственным интересам. Сам Пётр рассматривал себя как первого слугу государства, и служить государству были обязаны лица всех сословий.
В области управления сложилась система высших бюрократических государственных учреждений: Сенат, Синод, Кабинет и до десятка центральных коллегий вместо массы прежних приказов. Коллегии, созданные Петром 1718-1720 гг., были новыми немногочисленными органами центрального управления. Они заменили малоэффективную массу приказов с их дублированием функций, неразберихой дел, «волокитою московской» и неистребимым взяточничеством.
На местах, в связи с новым губернским территориально-административным делением России, заменившим в 1708-1719 гг. прежнее множество уездов с их воеводами, губерниями управляли новые административно-должностные лица во главе с губернатором, назначавшимся лично императором из особо доверенных лиц. Каждый из губернаторов осуществлял административные, полицейские, финансовые и судебные функции, командовал всеми войсками, расположенными в подведомственной ему территории. Губернатор управлял губернией через губернскую канцелярию со штатом дьяков и подьячих (секретарей) и канцелярских служителей. Появилось много новых должностей: вице-губернатор, ландрихтер (заведовал судом и розыском, финансовыми и межевыми делами), обер-комендант (военное управление), обер-комиссар и обер-провиантмейстер (денежные и провиантские сборы). Эти и другие многочисленные чиновники западного образца составили резко разраставшийся чиновничий аппарат местной власти и управления.
Василий Ключевский афористично отметил новые черты увеличения и бюрократизации управленческого аппарата, сравнив их с эпохой ордынского владычества над закабалённой Русью как «обременение народа различными мейстерами, рихтерами, комиссарами, ратами, мистрами, преимущественно из иноземцев: целое нашествие баскаков, темников, численников».
Таким образом, в центре и на местах формировалась бюрократия – исторически сложившаяся чиновничья администрация высших и местных органов власти и управления, законодательно утверждённая и опиравшаяся на полицейский аппарат. Деятельность бюрократии определялась разработанным самим Петром «Генеральным регламентом» от 28 февраля 1720 г., ставшим российским уставом всей государственной гражданской службы Российской империи XVIII-ХIХ вв.
Именно от Петра Великого Россия наследует все новые, европеизированные стороны жизни. Петра I отличает вера во всесилие закона, во всемогущество государственной власти, призванной регулировать жизнь подданных. Отсюда крайне активная законодательная деятельность великого преобразователя.
По мысли Петра чиновники должны были исполнять и блюсти закон в целях «общего блага» и «государственной пользы». Поэтому царь наставлял чиновников: «Глава же всему, дабы должность свою и наши указы в памяти имели и до завтра не откладывали, ибо как государство может управлено быть, где указы действительны не будут, понеже презрение указов ничем не рознится с изменой».
Но теория и практика – вещи разные. Поэтому не устарело рассуждение Ключевского, сделанное им около 1901 г.: «Всякое общество вправе требовать от власти, чтобы им удовлетворительно управляли, сказать своим управителям: «Правьте нами так, чтобы нам удобнее жилось». Но бюрократия думает обыкновенно иначе и расположена отвечать на такое требование: «Нет, вы живите так, чтобы нам удобно было управлять вами. Если же вы чувствуете себя неловко, то в этом виноваты вы, а не мы, потому что не умеете приспособиться к нашему управлению и потому что ваши требования несовместимы с образом правления, которому мы служим органами».
Модернизация наказаний «врагов казны и общего блага»
При Петре чиновничество численно выросло. В первой половине ХVIII в. бюрократия росла в 1,5 раза быстрее, чем население.
В то же время абсолютизм Петра сочетался с усилением карательных органов, и полицейская регламентация пронизывала все стороны деятельности бюрократического аппарата. «Генеральный регламент» установил порядок деятельности и делопроизводства всех государственных учреждений России. Свои регламенты имели все коллегии. Пётр возлагал большие надежды на коллегию как на средство борьбы с произволом и продажностью чиновников, полагая, что она лучше могла обеспечить правосудие, потому что «не боялась гнева сильных людей», а её «президент не может без соизволения товарищев своих ничего учинить».
С полицейской регламентацией управления было тесно связано и усиление жестокости наказаний. К существовавшим по «Соборному Уложению» 1649 г. десяткам наказаний смертной казнью, по Воинскому Артикулу 1716 г. добавились более десятка новых, в числе которых было и «сопротивление начальству». К старым жестоким видам смертной казни добавились новые – расстрел, казнь по жребию; к членовредительным наказаниям: вырывание ноздрей, языка и клеймение; новым видом ссылки была отправка на галеры (каторгу).
Такому же ужесточению подверглись и наказания должностных лиц за взятку. По Соборному Уложению 1649 г. меру наказания определял сам царь, и она не была смертельной: Законодательством предусматривалось только «отнять честь» у боярина или окольничего, думного человека, учинить судье торговую казнь и впредь отстранить его от дела.
В петровское время взятка становится не частным делом отдельных лиц, а государственным преступлением, которое карается во многих случаях квалифицированной смертной казнью, так как военно-уголовные законы применились к гражданским лицам. В условиях длительной Северной Войны, народных волнений и восстаний, государственный аппарат управления и суда в стране носил военно-полицейский характер.
Но создавалась новая система государственной власти и управления далеко не сразу, не единым каким-то планом императора. Василий Ключевский, говорит, что не было ломки старых учреждений для постройки новых, а был постепенный развал московских одновременно с возникновением петербургских. Пётр колебался, ошибался, идя в потёмках. Сам же ход реформ был следующим: «Сперва беглый указ или спешное письмо намечало пробел, недостаток, вскрытый войной; потом через Сенат разрабатывались учреждения, закон, регламент или инструкция».
В «Генеральном регламенте» 1720 г. Петром был определён весь механизм деятельности аппарата управления. При этом, кроме моральных норм государственной службы (боязнь согрешить перед Богом, обмануть царя, запятнать совесть, честь), Петром Великим был введён и ряд юридических надзорных институтов за деятельностью чиновников. Наказаниям подлежали те чиновники, которые могли нарушать положения, требующие честности, принципиальности, и не боялись провиниться перед Богом и царём.
Ключевский называет двух «врагов казны и общего блага, которым не было никакого дела ни до какой правды и равенства, но которые были посильней царской тяжеловесной и беспощадной руки», – это дворянин и чиновник – «творение той же власти, которой они так плохо служили». Историк показывает, что современниками-иностранцами чиновники петровского времени «изображались истинными виртуозами своего ремесла. Средства для взяточничества были неисчислимы, и их также трудно исследовать, как и исчерпать море».
Созданная Петром на западноевропейский манер бюрократия оказалась неразделимой с вечным губительным явлением отечественных управленцев прежних веков – фактом взяточничества.
Что же такое взятка? Согласно современному словарю – это деньги или материальные ценности, даваемые должностному лицу как подкуп, как оплата караемых законом действий. Любопытно, какое отражение явление взятки нашло в русской лексике. У Владимира Даля на это мы встречаем занимательные ответы. «Дарами угобздить» (от слова гобзда – кошель денег, достаток, богатство) – означало дать взятку, без которой никакие дела не делались. Вошедшие в обиход и термины: «умздить», «мздоимствовать», «мздоимство» происходили от слова мзда – награда, плата, вознаграждение, прибыток, корысть. Они всегда означали одно действие: брать подарки, приносы, приношения, взятки, быть продажным человеком. «Мздоимец» – продажная душа – человек, берущий взятки, поборы приношения, творящий суд из корысти, а «мздолюбец» – охотник до поборов. «Мздолюбие» – сильное расположение к взяточничеству. А поговорки-то какие о взятках сложил русский народ: «Не украл, так взял, а всё вором стал»; «С нашего брата взятки гладки» (т. е. не дам ничего); «Не ради мзды, а ради правды».
Сам же термин «взятка» по Далю означает «срыв, поборы, приношения, дары, гостинцы, приносы, пишкеш, бакшиш, хабара, магарыч». Всё это было платой или подарком должностному лицу или подкуп его на незаконное дело.
«Взять» и «дать» – две неразрывных стороны одного явления взятки. Они также нашли своё отражение в ныне забытых, но не утративших смыслового значения терминах и поговорках – «взяхарь, взяха – дахарь, даха»; «будь взяхой, да будь и дахой»; «много взяхарей, да мало дахарей».
Своеобразным символом действия двух лиц в процессе взятки (дать и брать) можно представить кольцо Мёбиуса – перевёрнутую ленту, составляющую известный замкнутый круг, стороны которого составляют одно единое целое, без их разделения, без начала и конца. Как тут не вспомнить афоризмы Козьмы Пруткова: «Если бы всё прошедшее было настоящим, а настоящее продолжало существовать наряду с будущим, кто был бы в силах разобрать: где причины и где последствия?»; «Где начало того конца, которым оканчивается начало?»
В петровское время, несмотря на все усилия императора, и обновлявшаяся армия, и утверждавшаяся на западный манер служба гражданская (особенно в финансовой части) – все они были пронизаны финансовыми преступлениями, неискоренимым наследием прежних вековых порядков – взяткой.
В духе своего жестокого времени, Пётр беспощадно карал за взятки и казнокрадство чиновников государственной службы. Однако взятки не только не уменьшились, но и развились больше прежнего, захватив даже круг самых близких и верных «птенцов гнезда Петрова». Поэтому царю и потребовался государственный надзор за работой государственных же органов. Поэтому Пётр и создал органы, специально предназначенные для соблюдения законности: институты фискалов, прибыльщиков, прокуратуру, издавал законы, преследовавшие взяточничество.
В 1711 г. Пётр учредил высший государственный орган – Правительствующий Сенат, что было важным шагом в складывании бюрократического аппарата абсолютизма. 2 марта 1711 г. сенаторы были приведены к присяге «в верном исполнении своей должности», и примечательно, что одним из пунктов этой присяги была их клятва не брать взяток: «И в том во всём, ниже для взятку какова, ниже для страху какова от кого, ниже щадя кого для чего, или мстя кому за что, то нелицемерно поступать». За неисполнение этой клятвы сенаторов ожидала не только кара небесная на том свете, но и вполне земное наказание: «Здесь же градская казнь, ежели не сохраню моего зде обещанного». Пётр неоднократно напоминал сенаторам, что в случае нарушения присяги им грозит жестокое наказание, включая, отрешение от должности, денежные штрафы, опалу, смертную казнь.
«Фискала чин тяжёл и ненавидим»
Сенат был органом надзора за правительственным аппаратом и должностными лицами. Этот надзор осуществляли первоначально созданные указами от 2 и 5 марта 1711 г. фискалы. Формировавшаяся империя требовала чёткой работы исполнительного аппарата – чиновников всех рангов, поэтому в борьбе с коррупцией Пётр делал ставку на институт фискалитета – на внутреннюю тайную слежку особых платных осведомителей за чиновниками всех рангов.
Первым фискалом или «надсмотрителем» которому полагалось доглядывать и докладывать, «дабы никто от службы не ухоронился и прочего худа не чинил», был известный Никита Моисеевич Зотов, вскоре замененный дьяком Былинским, а затем Михаилом Желябужским и Алексеем Нестеровым, известными своей активной деятельностью. Причём Нестеров отличался особой любовью и ревностью к своему делу, приохотив к нему своего сына, которого он «обучал фискальству».
Фискалы структурируется в систему фискалитета во главе с обер-фискалом, провиниал-фискалами в губерниях и фискалами во всех государственных учреждениях. В задачу фискалов входило тайно подслушивать, проведывать и доносить обо всех преступлениях, наносящих государству вред: о нарушениях законов, о взяточничестве, казнокрадстве и пр. За несправедливые доносы фискал не наказывался, а за правильные – получал вознаграждения, равные половине судебного штрафа с уличённого им должностного лица. Фискалами, которые действовали как в столице, так и во всех губерниях, руководил входивший в состав Сената обер-фискал – доверенное лицо царя, доносившее ему лишь «в самых нужных делах». Доносы фискалов рассматривала и докладывала Сенату специальная Расправная палата.
В связи с задачей сигнализации фискалами о взяточничестве, интересны положения указа Петра 1 от 17 марта 1714 г. «О фискалах и об их должности и действии». Фискалы должны были «взыскивать все безгласные дела», в том числе «всякие взятки и кражу казны и прочее, что ко вреду государственному интерес быть может, какова б оное имяни ни было».
Поэтому важнейшей задачей фискалов был надзор за исполнением указов и регламентов должностными лицами и преследование относящихся сюда преступлений (лихоимство чиновников, взяточничество, должностные хищения и т. д.).
Сутью деятельности фискалов было только доносительство, но ни в коем случае не вмешательство в дело, об этом чётко говорит следующая статья: «Во всех тех делах фискалом надлежит только проведывать и доносить и при суде обличать, а самим ничего ни до кого, также и в дела, глас о себе имеющая, отнюдь ни тайно, ни явно ни касатца, под жестоким штрафом или разорением и ссылкою (смотря по делам, чего будет достоин), також, как и в письмах, так и на словах и в позыве всякого чина людем бесчестных и укорительных слов отнюдь не чинить».
В фискалы полагалось «выбирать людей добрых и правдивых», «от сорока лет и выше, кроме тех, которые из купечества», тех же из фискалов, «кто явится в своём деле неприлежен и нерадетелен», предписывалось отстранять от должности.
На пресечение взяточничества и казнокрадства самим фискалом была направлена вполне конкретная статья: «Також, ежели фискал знает или поведает за кем какое похищение и кражу казны и протчего, и на оного, изо взятку или для дружбы не известят, и за то (если подлинно сыщется), учинить над ним то, чего винный достоин будет».
Доношения фискалов через обер-фискала шли в Сенат. Но сами сенаторы ненавидели фискалов, потому, что фискалы могли и на них доносить, так как по своей должности должны были «взыскивать … всякие взятки и кражи казны и прочее, что ко вреду государственного интереса быть может», а эта деятельность была опасной для сенаторов, самих погрязших в коррупции. Даже сам Пётр должен был признать, что «фискала чин тяжёл и ненавидим».
Правда, добиться реального уничтожения взяточничества с помощью фискалов царю не удалось. Лихоимство, казнокрадство и прочие атрибуты чиновничьего бытия при Петре отнюдь не стали меньше, а даже усилились. Новое чиновничество хотело жить на широкую ногу, в то время, как жалованье выплачивалось только узкому кругу высших чиновников, остальные же по-прежнему «кормились от дел своих».
Статья о взятках фискалов не была пустой формальностью. Требовательный к себе и подданным, Пётр I действовал сурово и справедливо, казнив в ноябре 1722 г. обер-фискала А.Я.Нестерова, уличённого во взятках и лихоимстве.
Для самого Петра это был сильный удар – в злоупотреблениях был уличён его доверенный человек, совсем недавно прославившийся открытием и преследованием злоупотреблений сибирского губернатора князя М.П.Гагарина, повешенного в 1721 г. Сибирский губернатор князь Матвей Гагарин был повешен за то, что кроме других должностных преступлений ещё и брал взятки, вымогал у купцов «китайские подарки» и не побоялся присвоить «три алмазных перстня и алмаз в гнезде», предназначавшиеся для жены Петра – царицы Екатерины Алексеевны.
С.М.Соловьёв подробно перечисляет разного рода «презенты», которые брались высшими должностными лицами. Например, открылось, что генерал, сенатор князь Я.Ф.Долгорукий получал с разных персон сотни и тысячи червонцев, сотни рублей, дорогие меха, был сам посредником во взятках «за то, чтоб от розыску быть свободну», получал подарки «лошадьми с конскими уборами» и другие ценности.
Сам обер-фискал Нестеров попался по делу ярославского провинциал-фискала Саввы Попцова, на которого последовали доносы о взятках, укрывательстве беглых, отпуске рекрутов за взятки, пользование казёнными деньгами. Попцова казнили смертью, но на пытке он оговорил Нестерова. Поэтому по указу Петра I в ноябре 1722 г. Алексея Нестерова, забывшего свою должность и чин «для смотрения и искоренения за другими всяких неправд», стали «в преступлении указов и во взятках розыскивать в застенке и пытать». Исполнение указа возлагалось на генерал-лейтенанта и генерал-прокурора П.И.Ягужинского и лейб-гвардии капитана и Военной коллегии прокурора Е.И.Пашкова.
Нестерову вменялось в вину и элементарное взяточничество: «часы серебряные боевые в 120 рублей, одеяло на лисьем меху, да денег 300 рублей; да взятки рожью, скотиной, парчами, лошадьми, да 500 рублей и прочее». Нестеров поторопился во всём признаться, но пыток всё же не избежал и был приговорён к смерти.
Пётр I этим показал, что не намерен потворствовать старому злу. Но, казня виновных, jy не уничтожил должности фискалов.
С началом Северной войны потребность государства в деньгах росла год от года, что вызвало появление утверждённого царём института прибыльщиков, по словам Ключевского – особой должности, учреждения, целого финансового ведомства, чьей обязанностью было «сидеть и чинить государю прибыли. Прибыльщики хорошо послужили своему государю: новые налоги, как из худого решета, посыпались на головы русских плательщиков».
Ключевский резюмирует работу прибыльщиков, которая «любопытна тем, что вскрывает одно из основных правил финансовой политики Петра I: требуй невозможного, чтобы получить наибольшее из возможного». При этом прибыльщики, ставшие заметными фигурами государственных финансовых и контрольных органов не забывали свой интерес. Бывшие боярские холопы Курбатов (глава как бы департамента торговли и промышленности), Ершов (московский вице-губернатор), Нестеров (обер-фискал, и вроде бы генеральный контролёр, самый смелый обличитель вельможных казнокрадов) и множество других – все они, за своё взяточничество и воровство казённых денег, кончили свою недолгую фантастическую карьеру эшафотом с разными квалифицированными видами казни.
Пётр требовал от чиновников всех рангов неукоснительного соблюдения законов, предписывая в указе 1722 г. «О хранении прав гражданских»: «Понеже ничто так к управлению государства нужно есть, как крепкое хранение прав гражданских, понеже всуе законы писать, когда их не хранить, или ими играть, как в карты, прибирая масть к масти, что нигде в свете так нет, как у нас было, а отчасти и ещё есть, и зело тщатся всякия мины чинить под фортецию правды». В указе говорится о необходимости строго соблюдения установленных государственной властью законодательных предписаний. Законодатель разъясняет смысл этого требования, заключающийся в наведении чёткого порядка в делах управления государством.
Указ был направлен на борьбу с казнокрадством, взятками и другими злоупотреблениями должностных лиц: «Буде же кто сей наш указ преступит под какою отговоркою ни есть, следуя правилам Гагариновым, тот яко нарушитель прав государственных и противник власти, кажнён будет смертию, безо всякия пощады. И чтоб никто не надеялся ни на какия свои заслуги, ежели в сию вину впадёт.
И для того сей указ напечатав, внесть в Регламент и публиковать. Также по данному образцу в Сенате доски с подножием, на которою оной печатной указ наклеить и всегда во всех местах, начав от Сенату даже до последних судных мест, иметь на столе яко зеркало, пред очами судящих».
Это один из трёх основополагающих законов, которые были не только обязательны к исполнению, но и качестве упомянутого трёхгранного «зерцала» должны были постоянно быть перед глазами чиновников в присутственных местах, как предупреждение о неизбежности сурового возмездия за взяточничество. Самого слово «взятка» в указе нет, но имеется очень понятная для современников фраза «следуя правилам Гагариновым», подразумевавшая именно взятку и казнокрадство, а фамилия сибирского губернатора князя Гагарина стала нарицательным термином казнокрадства и взяточничества высшим должностным лицом.
В указе подчёркивается обязанность соблюдения законов всеми без исключения должностными лицами. Преступившие закон рассматриваются как нарушители «прав государственных и противники власти». Пётр I угрожал им смертной казнью, «безо всякия пощады», независимо от прежних заслуг.
Пытки для вице-губернатора и «крапивного семени»
Петрово время было великим и жестоким. На кого же было опираться, кому верить, если вроде бы даже самые преданные, взысканные Петром из самых низов, или родовые аристократы оказывались на поверку преступниками? Прав был Козьма Прутков – «питомец рангов нередко портится»,– что и доказывало петровское время.
Известно, что светлейший князь А.Д. Меншиков, самый близкий друг и помощник Петра, был и самым крупным вором и взяточником. Долгое время, благодаря своей преданности царю и заступничеству царицы Екатерины, он отделывался Петровыми словесными «вразумлениями», не раз бывал бит и знаменитой его дубиной, которая была для Меншикова предпочтительнее суда, розыска с пытками и казни. А пытке был подвергнут самый тонкий и хитрый из слуг Меншикова – петербургский вице-губернатор Я.Н. Римский-Корсаков.
Других чиновников постигла более тяжёлая участь. Сенаторам князю Г.И. Волконскому, которого Пётр назвал «Иудою», и В.А. Апухтину, управлявшему Монетным двором, «жгли язык раскалённым железом за то, что подряжались сами чужими именами под провиант, брали дорогую цену, и тем народу приключили тягость». А.А. Курбатов – дьяк, прибыльщик, архангельский вице-губернатор, пытавшийся доносами разоблачить и свалить А.Д. Меншикова, сам был обвинён всесильным царским любимцем в хищениях и взятках, и умер под следствием летом 1721 г.
Одних Пётр казнил смертью, другие отделывались наказаньем с сохранением жизни. Так, «сенатор и вице-канцлер Шафиров с плахи послан в ссылку, а первый вельможа в государстве – друг царя – светлейший князь Меншиков уличён в злоупотреблениях и должен платить громадный начёт».
Чиновники воровали во всех сферах государственной службы, в центре и на периферии, поэтому Пётр боролся карательными мерами со взяточничеством не только чиновничьих верхов и табельных чиновников, но и умножавшейся массы уже известного «крапивного семени», которые не были включены в «Табель о рангах» – многочисленных подьячих, писцов, которые с введением новых бюрократических порядков стали канцеляристами, подканцеляристами и копиистами.
В этой связи весьма интересен именной указ Петра I от 30 января 1701 г. «Об обряде совершения всякого рода крепостных актов». Указ провозглашает не формально-декларативные начала, а вполне обоснованные обличения площадных подьячих Ивановской площади Московского Кремля, от которых бывают «многие волокиты и убытки, а иные из приказных людей многие для своего излишнего мздоимствования, отговариваются всякими приказными будто нужными делами, волочат за крепостьми нежели по три и четыре, а иных месяцев по два и по три», в результате заинтересованные лица «дают приказным людям дачи великия, против прежних дач Ивановския площади зело тягостно».
Поэтому царь, видя, что «от приказных людей всенародная волокита и от того тягость», вполне искренне провозглашает намерение с помощью нового порядка уберечь подданных от «многих приказных волокит и убытков и разорения».
Тем же Указом провозглашалась обязательность все совершаемые коммерческие сделки оформлять в виде крепостей – особых юридических документов, удостоверенных и зарегистрированных компетентными органами. С волокитой и взяточничеством многочисленных подьячих (не только с Ивановской площади), этим указом Пётр повёл беспощадную борьбу: «А буде их подьяческим для каких бездельных прибытков в письме крепостей явится какое поползновение: и таким из них по розыску чинить смертную казнь».
Для иллюстрации борьбы Петра со взяточничеством должностных лиц на периферии характерно его наказание провинциального начальства г. Венёва – маленького русского города в районе Тулы, где «земский староста с товарищами отставили от сборов выборных своих таможенных и кабацких бурмисторов за то, что они им не дали денег, и выбрали других, которые дали им 120 рублей».
Узнав об этом факте продажности чиновников и для пресечения подобных действий впредь, Пётр повелел: «Как взявших деньги, так и давших положить на плаху; и, от плахи подняв, бить кнутом без пощады и сослать на каторги в Азов с жёнами и с детьми и объявить во все города, сёла и волости: кто сделает это вперёд, тем быть в смертной казни без пощады».
Но Петр повёл беспощадную борьбу со взяточничеством и казнокрадством не только в чиновничьей среде. Его любимое детище – армия – также законодательно ограждалась от распространения в ней этой заразы.
Петров «Артикул воинский» 1715 г. с кратким толкованием, содержащий главным образом нормы уголовного права, вводит преследование за злоупотребление властью в корыстных целях, казнокрадство и взяточничество и предусматривает высшую меру наказания.
В первую очередь Пётр заботился о военной безопасности войск, поэтому законодательно пресекалось всякое взяточничество на военной службе: «Артикул 184. Ежели кто подарков, прибыли или пользы себе ради через караул кого пропустит, где не надлежит пропускать, оного надлежит повесить».
Имущественные преступления в эпоху Петра наказывались жестоко. Предусматривались разные виды смертной казни: колесование, сожжение, повешение, отсечение головы; а если преступник по приговору оставался в живых, то он наказывался шпицрутенами, отсечением носа и ушей, а также каторгой.
Так же жестоко Пётр стремился искоренить и казнокрадство, чему была посвящена 21 глава Артикула Воинского. Так, Артикул 191 гласил: «Ежели кто украдёт ценою более двадцати рублев, ежели во время нужды водяной или пожарной или из артиллерии, магазейну, амуниции или цейхгауза Его Величества, или от своего собственного господина, или от товарища своего, или на месте, где он караул имел, оных хотя много или мало украл, имеет быть повешен».
Очень показателен следующий артикул, чётко формулирующий состав растраты, присвоения и использования в своих интересах денег государственных и государевых с совершением подлога в отчётности, т. е. злоупотребления властью в корыстных целях: «Артикул 194. Кто Его Величества или государственныя деньги в руках имея, из оных несколько утаит, украдёт и к своей пользе употребит, и в расходе меньше записано и сочтено будет, нежели что он получил, оных живота лишится и имеет быть повешен. Тую же казнь чинить и тем, кои ведая про то, а не известят».
Артикул квалифицирует должностные преступления – подлог, намеренно неправильные записи в расходных книгах. Так как субъект преступления не обозначен, то статья толкуется расширительно – речь идёт не только о военнослужащих, но и о любых должностных лицах казённой службы. Борьбе с этими преступлениями Пётр Великий уделял большое внимание. Так, указом 1715 г. повелевалось доносить самому государю не только о политических преступлениях, но и о хищениях из государственной казны.
Всыпать ворам, кравшим солдатский хлеб...
Василий Ключевский вскрывает причины тяжелейшего положения тяглых людей – основной массы русского народа, а также запустения пахотных земель государства, что сильно резонирует с сегодняшней российской действительностью. Ключевский пишет, что судьи и подьячие петровского времени «хуже воров и разбойников, которым они потакают. Сведущие в чиновничьих изворотах русские люди серьёзно или шутливо рассчитывали тогда, что их собранных 100 податных рублей только 30 попадают в царскую казну, а остальное чиновники делят между собою за свои труды».
Наличие огромных пространств не обрабатываемой плодородной земли, множества пустошей, обрабатываемых кое-как, наездом, современники Петра объясняли не только убылью народа от продолжительной войны, но и гнётом чиновников и дворян, отбивавших у русского простонародья всякую охоту приложить к чему-нибудь руки. Угнетение духа,– писал Ключевский,– проистекавшее от рабства, до такой степени омрачило всякий смысл крестьянина, что он перестал понимать собственную пользу и помышляет только о своём скудном пропитании.
Высшим государственным органом надзора за деятельностью правительственного аппарата и должностными лицами был Правительствующий Сенат. Это было высшее из бюрократических государственных учреждений с назначаемыми чиновниками, делопроизводителями и подведомственными учреждениями.
Но и Сенату, по словам Ключевского, «трудно было стать строгим блюстителем правды. Больше того, редкий из сенаторов миновал суда или подозрения в нечистых делах. Князь Меншиков, сам обличитель Сената, тоже сенатор, и здесь шёл впереди свой братии. Беспременно обогащённый Петром, этот тёмного происхождения человек стал виртуозом хищений. Пётр усовещал любимца, бивал дубинкой, грозил – и всё напрасно. Меншиков окружил себя шайкой чиновных хищников, обогащавшихся и обогащавших своего патрона за счёт казны. Из них петербургского вице губернатора Корсакова и двух сенаторов, князя Волконского и Опухтина (Апухтина – А.Е.), публично высекли кнутом. Меншикова спасали от жестокой расправы давняя дружба Петра и неизменная заступница Екатерина, ему же и обязанная своей карьерой. Под таким высоким покровительством, шедшим с высоты Сената, казнокрадство и взяточничество достигли размеров, не бывалых прежде,– разве только после».
Здесь речь идёт о следствии 1715 г., когда среди обвиняемых оказались князь Меншиков, генерал-адмирал Апраксин, сибирский губернатор князь Матвей Гагарин, генерал – фельдцейхмейстер Брюс, петербургский вице – губернатор Корсаков, глава петербургского Адмиралтейства Кикин, инспектор артиллерии Синявин, сенаторы Апухти и Волконский, и множество чиновников рангом пониже. В ходе следствия всплывали всё новые и новые свидетельства вопиющих злоупотреблений.
Тогда Меншиков не был наказан, он отделался возмещением казне 343071 рубля, из которых выплатил только часть, а остальное было прощено царём.
Апраксин и Брюс, из уважения к их многочисленным заслугам перед отечеством, тоже отделались всего лишь крупными штрафами.
Что же до остальных, то они поплатились жестоко. Двоим сенаторам, Волконскому и Апухтину, поставили в вину не только допущенные злоупотребления, но и посрамление Правительственного Сената. Оба были публично биты кнутом, а за нарушение присяги, языки им урезали калёным железом. Был бит и петербургский вице-губернатор Корсаков. Ещё троим виновным, после наказания кнутом, вырвали ноздри, а их самих отправили на галеры. Восьмерых, чья вина была полегче, связали, и, повалив на землю, стали бить батогами. Когда Пётр решил, что с них хватит, и приказал солдатам остановиться, служивые стали просить государя позволить им всыпать ещё ворам, кравшим солдатский хлеб. Масштаб казней и наказаний за казнокрадство и взятки самых сильных «сильных» и близких к Петру людей шёл по возрастающей линии. Но до каких же пределов он мог дойти?
Пётр терялся в догадках, как изловить казённые деньги, «которые по зарукавьям идут». Раз, слушая в Сенате доклады о хищениях, он вышел из себя и сгоряча тот час велел обнародовать именной указ, гласивший, что если кто украдёт у казны лишь столько, чтобы купить верёвку, будет на ней повешен. Генерал-прокурор П.И.Ягужинский, око государево при Сенате, возразил Петру: «Разве, ваше величество, хотите остаться императором один, без подданных? Мы все воруем, только один больше и приметнее, чем другой». Пётр рассмеялся и не издал указа.
Генерал-прокурор П.И.Ягужинский был такой же вор, как и остальные, но не скрывал своих хищений и был более умерен. По словам К. Валишевского «он был по-своему предан, и не изменял делу, порученному ему царём». Любопытна аналогичная оценка Ягужинского, этого одного из безродных «птенцов гнезда Петрова», сделанная Робертом К. Масси: «Он был безоговорочно предан царю, почти честен, и способен брать на себя ответственные решения – качества, которых, по мнению Петра, недоставало большинству сенаторов».
Ключевский отмечает, что в последний год жизни Пётр особенно внимательно следил за делами о казнокрадстве и назначил для этого особую комиссию. Когда обер-фискал Мякинин, докладывавший эти дела, однажды спросил царя: «Обрубать ли только сучья, или положить топор на самые корни?» – «Руби всё дотла»,– отвечал Пётр.
«Рубить направо и налево?»
Тяжело было положение преобразователя, – говорит С.М.Соловьёв, – когда открывалась перед ним вся глубина раны, которою страдала Россия, когда он должен был взглянуть иными глазами на людей самых близких, когда эти люди, казавшиеся представителями новой, преобразованной России, явились вполне заражёнными закоренелою болезнью старой России.
Великий русский историк задавался вопросом – что же было делать с повальным взяточничеством? Петру «удалось завести войско, флот, школы, фабрики, овладеть морскими берегами, но как поднять благосостояние народа с теми понятиями, которыми руководствовались Меншиков со товарищи? И где средства искоренить эти понятия? Рубить направо и налево? Но средства материальные бессильны против зла нравственного. В своих указах Пётр вооружался против казнокрадства, толковал о необходимости собственные выгоды приносить в жертву общему добру, внушал понятия о государстве, которому все должны служить с забвением личных интересов».
Но всё напрасно. Люди, стоявшие на высших ступенях общественной лестницы, невзирая на жестокие наказания и казни, продолжали оставаться казнокрадами и взяточниками. Казнокрадство и взяточничество и до Петра, и при Петре, и после Петра, и до сего времени, всегда шли рука об руку, и известная пословица «рука руку моет» никогда не утрачивала своего нарицательного значения.
Однако, и во времена Петра Великого были люди, которые видели в повальном казнокрадстве и взяточничестве великую беду России, и теоретически обосновывали пути избавления от вечного бедствия. Таким теоретиком, экономистом и публицистом был И.Т.Посошков, умный русский человек, который ясно понимал необходимость для России выйти из прежнего положения, сочувствовал преобразователю, но и сильно тяготился страшными препятствиями, замедлявшими ход преобразований. Через всё его сочинение – «Книгу о скудости и богатстве» – проходит мысль о тесной связи между богатством страны и государственным устройством. Экономическому подъёму страны должно предшествовать искоренение «древней неправды» – реформа суда и государственного управления. «Богатство» и «правда» – нераздельные для Посошкова понятия, поэтому он был солидарен с Петром в необходимости «чисток» («терние жечь огнём») аппарата управления и суда от казнокрадов и взяточников: «Если для установления правды правителей судебных и много падёт – быть уже так. Без такого страха не думаю я, чтобы можно было тот злой корень истребить… У нас судная расправа никуда не годится: какие указы не состоятся, все ни во что обращаются. И пока прямое правосудие у нас в России не устроится, и всё совершенно не укоренится, никакими мерами богатыми нам не быть, как в других землях».
Неутешительную оценку работе реформированного Петром госаппарата и неискоренимости вековых привычек дал Посошков: «Неправда вкоренилась и застарела в правителях, от мала до велика все стали быть поползновенны – одни для взяток, другие – боясь сильных лиц. Оттого всякие дела.государевы неспоры, сыски неправы, указы не действительны»… «Трудится великий монарх, да ничего не успевает, пособников у него мало – он в гору сам – десят тянет, а под гору миллионы тянут, как же дело споро будет?»
Каков же итог законодательной и практической борьбы Петра со взяточничеством?
Его подвел ещё Ключевский, отметивший, что в «последние годы жизни Пётр издал ряд указов, проникнутых необычным ему настроением. Это не краткие и резкие приказы, а многословные, расплывчатые поучения, в которых автор и жалуется на общую служебную распущенность, и скорбит о пренебрежении указов, грозящем государству конечным падением… Гневный и вместе с тем скорбный тон указов напоминает выражение его лица на поздних его портретах».
Один из таких указов Петра (5 февраля 1724г.) гласил: «…видя другого, неправдою богатящегося и ничего за то наказания не имущего, редкий кто не прельстится, и тако помалу все в бесстрашие придут, людей в государстве разорят, … и тако … может быть государству, не точию бедство, но и конечное падение».
Поэтому Пётр ставит взяточничество государственного чиновника в один уровень с изменой в бою, когда решается судьба Отечества. «Того ради надлежит в винах звания своего волею и ведением преступивших так наказывать, якобы кто в самый бой должность свою преступил, или как самого изменника, понеже сие преступление вящше измены, ибо об измене увидав, остерегутся, а от сей не всякий остережётся».
Как же следовало поступать монарху с теми, «кто в суде неправду учинит, или в каком ни есть деле ему поверенном, или в чём его должность есть, а он то неправдою будет делать»? Пётр до конца был неизменен в своём отношении к «нарушителям прав гражданских и противникам власти» созданного им государства: «…такого, яко нарушителя государственных прав и своей должности, казнить смертию натуральною или политическою, по важности дела, и всего имения лишить».
Неотвратимость сурового наказания преступника (взяточника, казнокрада) – с конфискацией всего имущества – вот государственный урок, оставленный Петром Великим всем потомкам.
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
