19 Марта 2024, Вторник, 14:33 ВКонтакте Twitter

Последние немцы села Привольного

10/11/2017 16:38

На самом деле, конечно, не Привольного, а Привального, поскольку в селе останавливались украинцы-чумаки, возившие на волах серую соль из озера Эльтон в Покровскую слободу — нынешний Энгельс. Но насчет названия есть и другая версия: отсюда уезжали к местам постоянного поселения первые немецкие колонисты. Поэтому до войны это левобережное село в Ровенском районе вообще называлось Варенбург и относилось к Куккусскому кантону Республики немцев Поволжья.

Надо сказать, что с названием поселения постоянно творилась чехарда. 250 лет назад на этом месте основали колонию трое вербовщиков: француз, швейцарец и немец. Однако буквально через несколько месяцев их Варенбург (в переводе — крепость с товарами) по высочайшему указу получил русское название Привальная. Прибрежный город-село расширялся, пока в XIX веке не превратился в Альт-Варенбург, т.е. Старый Варенбург, обросший колониями, одна из которых именовалась сразу на двух языках: Ней-Привальное, т.е. Ново-Привальное. И только во время войны, после ликвидации АССР НП, село стало Привольным. Наверное, правильно, просторов там хватает: на западе — Волга, на востоке — уходящие в сторону Казахстана немереные километры степи. В которую мы поехали в первый же день путешествия Гагаринского плавучего университета.
Всплывающая подсказка
Именно поехали, поскольку плавучая часть экспедиции СГТУ передвигалась на кораблях по Волге, а сухопутная — отправилась на УАЗиках в сторону бывших немецких колоний, ибо не привыкшие к водным просторам европейцы предпочитали надежную землю под ногами и охотнее селились на разумном отдалении от берега. Как показала история — совершенно оправданно: после заполнения водохранилища часть Привольного ушла под воду.
Но центр села сохранился. Уцелела его главная постройка — евангелическо-лютеранская церковь. Ну, как уцелела: стены еще стоят, а больше ничего нет. Остались две деревянные рамы, и то потому, что добраться до окон сложно. При Советах в храме устроили МТС и загнали внутрь 13 тракторов. Ныне ни тракторов в селе, ни, прости Господи, Советов. И вообще удивительно, что от прежних хозяев-немцев хоть что-то осталось: годами память о них дробили и государство, и новые владельцы. Кто как умел, но одинаково настойчиво.
Всплывающая подсказка
Справа от церкви — одноэтажная каменная школа, приземистая, явно старой постройки. И точно: бывший особняк Миллеров. Внутри пусто и гулко, только что начались летние каникулы. Но нам подсказывают, что прямо за школьной оградой стоит дом бывшего директора Гольдиной.
Зинаида Григорьевна говорит, что начала работать в этой школе в 1955 году, а закончила в 2000-м.
Всплывающая подсказка
— Мама у меня местная немка, обрусевшая,— рассказывает Гольдина.— До войны нас здесь было три тысячи. Хотели даже районный центр открыть. А потом война — и всё. Осталось 12 фамилий, у которых отцы были не немцы. У одной латыш, у меня отец Климов — белорус. Их не высылали, не трогали.
Студенты первым делом интересуются депортацией.
Когда война началась, мне пять лет было, всего я не могла понять,— объясняет Зинаида Григорьевна.— Вся территория вокруг церкви была занята коровами. Они подходили к домам, мычали, а потом их угнали в Энгельс на бойню. В немецкие дома заселились, в основном, эвакуированные москвичи и ленинградцы. С хозяйством они обходились по-свински. В одной комнате живут, другую ломают. Когда им разрешили вернуться в столицы, на месте домов остались лишь бугорки. А из немцев сюда никто не вернулся.
Женщина говорит без эмоций, нейтральным учительским тоном.
Когда я уже взрослой была, сюда приезжали немцы из Америки. Собака залаяла, я выхожу — женщина стоит, спрашивает: «Sprechen Sie Deutsch?». Отвечаю: «Кое-что понимаю». Но она заговорила со мной на английском. Рассказала, что немцев выселяли и перед Первой мировой. В Германии их не стали держать, а вывезли в Америку. Штат Юта там такой есть. Их прабабушек заставляли английский язык учить. Говорит: мы, наверное, последние, наши дети уже не интересуются корнями, не хотят ехать сюда.
Я спрашиваю Гольдину, откуда в ее школе дети с экзотическими именами Ма-алян, Мусса или Шахида Ван-фу.
Председатель говорил, 100 с лишним дунган у нас живут,— как будто стоя у доски, втолковывает Зинаида Григорьевна.— Завладели всем: все пашни их, все теплицы. И сами работают, и работников нанимают. Я раз назвала соседку цыганкой — она обиделась. Мне один образованный мужик, который рядом жил, говорит: «Дунгане это кто такие? Разговор у них китайский! Когда Османская империя завоевывала Китай, они много женщин перегнали к себе. Сначала они в Турции были, а потом в Киргизии оказались». Я учитель географии, и такой нации — дунгане — нету! Я с ними якшаюсь, а куда деваться? Соседи…
— Пишут многие левой рукой, особенно взрослые,— добавляет бывшая учительница.
Студенты тут же полезли в Википедию, где сказано, что дунгане — это китайские мусульмане, потомки смешанных браков с арабами, которые действительно пришли в Россию через Киргизию.
А мы пошли через детскую площадку в местную администрацию, где нам объяснили, что в Привольное едут жить не только экзотические народы, но и вполне коренные, и даже один немец по имени Виктор Федорович. Который, как выяснилось, даже не реэмигрант, а вечный возвращенец.
— Я родился в Сибири, я — сибиряк! — с ходу заявляет Виктор Шандыр, привычно ожидая от собеседников изумления.— Отец родился в Горном, это север Саратовской области. Родителей выселили, отца отправили в трудармию, в шахты. Когда разрешили воссоединение, мать поехала к нему в Новокузнецк, где по горячим следам появился я. А в 1956 году, когда с комендатуры нас сняли, мы переехали в Казахстан и жили там до 1998 года. Потом все наши родственники уехали в Германию. Жена говорит: давай и мы поедем! Мы из поздних переселенцев, уехали в 2007-м.
Всплывающая подсказка
Заметно, что Виктору Федоровичу часто приходится объяснять, зачем он каждое лето приезжает в Россию.
— Ну что там? Душа не лежит — и всё. Жизнь отличается, как небо и земля, но душа что-то не принимает. Там смотришь — это всё не наше, не мое, не родное. А тут хоть такой культуры нет и домик у меня невзрачный, но я нахожусь дома. Жена, дети — там, их сюда не тянет.
Шандыра в Германии не понимают:
— Мы тут были немцами, а там стали русскими. Меня спрашивают: где ты родился? Отвечаю: в Сибири! — Ты русский? — Найн! Их бин дойче! Руссе дойче! Им хоть кол на голове теши, они не понимают. Они думают, что в Казахстане живут казахи.
Оказывается, на исторической родине не всегда понимают потомков волжских колонистов.
— Наш немецкий язык отличается от того, на котором говорят в Германии. Баварский язык — он вообще какой-то непонятный. Они как-то всё обрезают, а мы чисто говорим. Вот северные немцы, берлинские — они одинаково с нами говорят. Сейчас язык сильно изменился, много английского и французского. Мы говорим — Bruder, Schwester, а они — кузен, кузина. Ну как это так?
У Виктора Федоровича постоянная дилемма: «Я хочу возвращаться, а жена, наоборот, не хочет. У нас в этом деле большое расхождение. Дети вообще в Казахстане родились, а внук — в Энгельсе. Зачем им сюда возвращаться?».
Грузим съемочное оборудование в машину и едем на улицу Коммунистическую, на самый край села, к последнему двору, за которым уже начинается Волга. На столетнем деревянном срубе висит спутниковая антенна, хозяйку дома зовут — прислушайтесь! — Леокадия Яновна и ей 93 года. И она сама, и ее дом, и обстановка в доме — всё несет едва уловимый нездешний оттенок. Потом понимаешь: дело в прямых углах, чуждых нашим широтам. Дом сложен из бруса, а не из округлых бревен, сахарница на столе не привычно пузатая, а какая-то стройная, даже печка тянется не вширь, а куда-то вверх. Разговорчивая хозяйка обходится без деепричастий. Впрочем, это был не разговор, а ее импровизированная сага:

Всплывающая подсказка
— У меня мама — немка, все предки ее — рожденные здесь. А отец — латыш. Он учился в художественном училище в Риге, но не закончил. Родитель рассердился и отпорол его, и он сбежал из дома, с другими ребятами познакомился. А жить на что-то надо? И они, художники, нанимались в старых храмах всё возобновить. И вот они с одного города в другой поехали, из Риги попали в Москву.
А тут у нас немцы жили. И немецкий богатый человек, он лесом торговал, лесопромышленник, сам ездил на Север, закупал лес. Я еще помню, как плыли плоты по Волге. Его дома теперь нет, жалко. Когда Волга стала подниматься, большой красивый дом пришлось сломать.
А нашу церковь еще только построили. Мама мне рассказывала, как люди на веревках привязанные были и красили снаружи церковь. Мама моя была с 1895 года.
И когда началась революция, мой отец остался без работы. Богатый человек, который их с товарищами пригласил, за границу сбежал, всё бросил. И отец решился домой ехать, в Ригу. А тут у нас уже Советы, и их через границу не пустили. Он отца вызвал и спросил: как же теперь мне быть? Тот отвечает: не слушался ты меня раньше, а теперь как хочешь устраивай свою жизнь. Я тебя не могу спасти. У нас все против большевиков. Они знают, с кем ты работал, были большевики. И вас всех убьют. Уже к нам приходили и сказали: вашего сына разрубим при вас. Мы большевиков уничтожим!
И он не мог больше вернуться в Ригу и поехал снова в наше село Варенбург. Говорит: тут еще есть богатые люди, которым нужны работники. Он женился и остался здесь. А со своими родственниками он перепись имел, это разрешалось. Отца звали Ян Яковлевич Петерсон, а мама была Беккер Лидия Георгиевна.

Пока Леокадия Яновна Токарева рассказывала о родителях, я незаметно гуглил ее древнегреческое имя. Спросил, почему так неожиданно назвали. В ее голосе сильнее зазвучал акцент:
— Леокадия — имя, по-моему, польское, Бог его знает. Когда Первая мировая война шла, от линии фронта отступали, и сюда попали много поляков. Тогда же Польша Российской империи принадлежала. По дороге тиф и разные болезни возникали. Многие потеряли своих родителей. Столько сирот осталось! Их собирали у нас, это приют называлось. И в приюте были дети разных национальностей. Среди них были три брата и две девочки. Самую маленькую звали Леокадия. Старшие братья хотели отдать ее в приют, но у моей мамы родился сын, и эта девочка приходила его нянчить. Она просила мою маму: «Возьми меня! Я хочу у вас жить, только не отдайте меня в приют!». И мама ее взяла. Нас было четверо детей, и всех она нянчила. И она попросила назвать меня своим именем Леокадия. А что это за имя, я сама не знаю.
Фамилии у них были Лейман, Итерман… Мой отец говорил: да они не поляки, они польские евреи! Может, это и еврейское имя, Бог его знает. А девочка у нас так и жила. Выросла и замуж вышла. Веселая всегда была, хохотала, так нам ее жалко было!

Казалось бы: какое-то село на краю географии, зимой, наверное, и почта не работала, а вот поди ж ты, великое переселение народов и сюда докатилось. Спрашиваю у хозяйки, на каком же языке весь этот интернационал между собой общался.
— В детстве мы разговаривали на немецком языке. А еврейский язык схож с немецким. Я работала в больнице раньше, и когда евреи разговаривали, я понимала, о чем они говорят. А мой отец приезжий был, и между собой родители говорили на русском языке. Мама в больнице работала пять лет. А в больнице большинство врачей были русские, и она там по-русски научилась. Мы всегда спрашивали маму: «О чем папа говорит?». Он кричит, ругается на нас, а она нам переводила. А потом и он научился.
Немцы в селе разговаривали на диалекте, который сильно отличается от литературного языка. Отец научился диалекту, а литературного языка не понимал. Он любил слушать, как я читаю, но ничего не понимал! В каждом селе был свой диалект. Мой отец был мастер, к нему часто приходили. Он ремонтировал часы, сепараторы, военные машины. Как придут к нему, мама по разговору понимает, откуда: из Скатовки, из Тарлыковки. Отец дружил всегда с русскоговорящими. Один немец с ним дружил, сосед, он мне потом крестный стал. Так они друг друга не понимали! Как они там общались, Бог его знает. Но так дружили! Он моему отцу говорит: «Как ты мне надоел! Я тебя не понимаю, ты — форменный китаец!
».
И снова возникает тема депортации. Заметил, что студенты почти не понимают, как недавно это было, что события происходили вот здесь, где мы сейчас слушаем уцелевших. И учительницу Зинаиду Григорьевну, и Леокадию Яновну спасла национальность их отцов.
— Немцы тогда быстро наступали, быстро до Сталинграда дошли. Поэтому здешних немцев выслали в Сибирь. В указе было написано: потому что к вам доверия нет! Мы остались, потому что у меня отец латыш. У отца был товарищ-немец, его жена — русская, тётя Оля. Выслали их! А если отец не немец, какой бы он ни был другой нации, они оставались.
Люди как уехали, прямо страшно подумать! Ведь как в Сибирь едут? Продукты взяли с собой, постель, самое необходимое… Мебель, посуда, вещи, всё осталось! У нас было восемь тысяч населения, у всех остался скот, который надо поить, кормить, доить. Коровы идут, ревут… А нас осталось восемь семей. И нас просили: пожалуйста, подойте коров! Молоко хоть выливайте, но подойте!

Понимаю, почему обе наши собеседницы запомнили ревущих коров. В Привольном вокруг церкви остается незастроенной огромная площадь — и туда согнали весь беспризорный скот.
После депортации в Варенбурге началась совсем другая жизнь.
— Кого только на место высланных ни присылали! — вспоминает Леокадия Яновна.— И болгары, и еще какие-то люди. Они взяли, что им нужно, и исчезли! А у нас большое хозяйство было: там, где сейчас Волга,— лес был, луга, их косить надо. И решили прислать заключенных. Построили зону: ломали дома, ставили бараки, всё проволокой обтянули. Зона была до смерти Сталина. Сталин умер, и зона распалась.
Потом в ней устроили пионерский лагерь, московский. Они всё перебили, всю посуду и окна! Вроде воюют с немцами! Прямо ужас устроили. Потом уже военная часть приехала, они корзинами вытаскивали разбитую посуду.
Разумеется, местных жителей не оповестили, зачем наводить порядок в тыловом селе в разгар войны прислали военную часть. И бабушки до сих пор не знают, что их новые соседи были членами семей работников НКВД. То есть тех, кто, собственно, угонял их односельчан на восток.
— Наверное, это были люди внутренних дел,— гадает Леокадия Яновна.— Интеллигентные люди, не скажешь ничего. Полно врачей было московских, профессоров… А тут для них работы нет, и они уехали в Среднюю Азию.
Сама Леокадия Яновна во время войны работала санитаркой. В Привольном располагался прифронтовой госпиталь, который занимал два квартала. И прямо на рабочем месте у нее завязались романтические отношения. Правда, как и всё в ее жизни, совершенно головокружительного свойства.
Звали его Саша Ярмухамедов.
Всплывающая подсказка
То есть настоящее имя другое, а это русское. У него мясо осколком вырвало на ноге, он хромал сильно. Рана открылась, кровоточит, ему надо белье сменить и простынь. Я подошла к нему… безо всякого. Говорю: «Давайте, я вам белье сменю!». А он ка-а-ак дал мне кулаком! Всё лицо разбил! И лоб, и нос, лопнула губа… Я говорю медсестре: «Идите сами, я больше к нему не подойду». А он кричал: «Еще раз подойдет, я ее совсем убью!».
Юная санитарка, видимо, не подозревала, что ей нельзя прикасаться к мусульманину. Но надо отдать красноармейцу должное, он вышел из конфликта не без изящества:
— Ярмухамедов долго лежал в госпитале и видел, сколько мы работали, сами пилили, кололи дрова для пяти печек! Всё время на ногах. Ему, наверное, неудобно стало. Он двери стал мне открывать… Поднимает мне корзину и говорит: «Давайте я буду печку топить!». Попал он дальше служить в Германию. Прислал оттуда фотографию и пишет мне: «Приезжай, мы поженимся! Ты же немецкий знаешь». А я думаю — не-е-ет, мне одного раза хватит.
Этнографическую экспедицию я планировал по книге саратовского историка Ольги Лиценбергер, где сообщается, что в Привольном сохранилось немецкое кладбище. Леокадия Токарева вышла проводить нас на крыльцо:
— Раньше тут немцы жили, а через Волгу — русские. Друг к другу ездили в гости. Праздники справляли вместе. Я сейчас думаю: как они разговаривали? Дружили, сваты были… Сейчас люди злые стали. В начале войны мне 17 было, а теперь 93! Конечно, таких теперь редко встретишь. Все уходят из жизни, почти уже нет знакомых. Встретишь кого — они как родственники.
И я понимаю, что Леокадия Яновна, наверное, самая старая поволжская немка из всех живущих на земле.
Кладбище стоит сразу за селом, как положено. Но только это современное кладбище, русское. С железной оградой, ухоженными могилками и крашеными лавочками. А вот за ним… я даже не сразу сообразил, что это. Едва различимые ряды холмиков. Ни могильных плит, ни крестов. Обломки мрамора, покрытые желтым степным лишайником. Ямы. Потом глубокие ямы на месте разрытых могил. Потом развороченные кирпичные склепы. Причем разграбленные недавно, собаки еще не успели растащить берцовые кости. В склепах теперь живут птицы, мы снимаем их для отчетного фильма. Студенты Аня и Назар находят единственный кусок надгробия, на котором еще можно разобрать готический шрифт:
«Говори, памятник! Утешая мою супругу и 11 сирот, скажи: Нет, Вы не должны безутешно плакать о том, кто после недолгой борьбы за жизнь обрел здесь сладостный покой. Успокойтесь! Божья милость и благосклонность будут сопровождать и Вас в течение Вашей бренной жизни, и однажды Вы узнаете, как всё от Бога исполнено благих намерений. Кто уповает на Бога, имеет благополучие на небе и на земле».
И немцы верили, что на русской земле ждет их благополучие.
Всплывающая подсказка

Гагаринский плавучий университет — проект Саратовского государственного технического университета. Ежегодные комплексные научно-просветительские экспедиции проходят с 2015 года. В их состав входят известные российские и зарубежные ученые, студенты, школьники, журналисты и художники. Исследователи изучают множество уникальных экосистем, геоэкологических и исторических объектов. Минувшим летом научная флотилия совершила переход от Саратова до Каспийского моря, маршрут экспедиции пролегал и по воде, и по суше.
Всплывающая подсказка


Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями


Теги:

Оцените материал:12345Проголосовали: 28Итоговая оценка: 3.11
В саратовских школах, где будут проходить выборы, отменят уроки
В Саратовской области официально вводится карта жителя: что она дает
Иван Козаченко уволился из "СГЭТ" через месяц после назначения
Депутат отрезал воду и электричество в скандальном общежитии в центре Саратова: жильцы десять лет скитаются по родственникам
Мэра Саратова и депутатов гордумы предложили не наказывать за коррупцию во время эпидемий, забастовок и терактов
Так "прикрывают" только своих. Официальный комментарий по поводу полицейского "нападения" на шиномонтаж в Октябрьском районе
Реконструкция трамвайного маршрута №8 в Саратове. В Комсомольском поселке уложили шпалы
В Саратовской области районным прокурором стала 30-летняя Анастасия Решетняк
На социальные гарантии сотрудников и неработающих пенсионеров ПривЖД в 2023 году направлено более 4,5 млрд рублей
Экс-директору "Водоканала" в Балаково и главному инженеру вынесли приговор за гибель ребенка в промоине
Какой малый город Саратовской области является комфортным для жизни?
Оставить комментарий

Новости

Частное мнение

18/03/2024 17:19
Беседа с инсайдером: продолжаются проблемы с Саратовгражданпроектом
Беседа с инсайдером: продолжаются проблемы с СаратовгражданпроектомСлухи у нас
17/03/2024 12:00
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 18-24 марта
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 18-24 мартаКонцерты, спектакли, выставки и другие интересности
16/03/2024 10:00
Субботнее чтиво. Итоги уходящей недели
Субботнее чтиво. Итоги уходящей недели За мельканием одних и тех же кадров сложно уследить
15/03/2024 16:00
Серийные разборки. Сериал
Серийные разборки. Сериал "Женщина в доме напротив девушки в окне"Странный "женский" триллер, создатели которого не смогли ни с чем до конца определиться
14/03/2024 14:22
Так
Так "прикрывают" только своих. Почему в деле о полицейском "нападении" на шиномонтаж в Саратове столько тумана?Произошедшее в Октябрьском районе наводит на вполне определенные выводы

Блоги



Поиск по дате
« 19 Марта 2024 »
ПнВтСрЧтПтСбВС
26272829123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Яндекс.Метрика


«Общественное мнение» сегодня. Новости Саратова и области. Аналитика, комментарии, блоги, радио- и телепередачи.


Генеральный директор Чесакова Ольга Юрьевна
Главный редактор Сячинова Светлана Васильевна
OM-redactor@yandex.ru

Адрес редакции:
410012, г. Саратов, Проспект им. Кирова С.М., д.34, оф.28
тел.: 23-79-65

При перепечатке материалов ссылка на «Общественное мнение» обязательна.

Сетевое издание «Общественное мнение» зарегистрировано в качестве средства массовой информации, регистрация СМИ №04-36647 от 09.06.2021. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Эл № ФС77-81186 от 08 июня 2021 г.
Учредитель ООО «Медиа Холдинг ОМ»

18+ Федеральный закон Российской Федерации от 29 декабря 2010 г. N 436-ФЗ