28 Марта 2024, Четверг, 17:08 ВКонтакте Twitter

Николай Щурий из рода Щуров

27/10/2015 09:48

Погожий воскресный осенний день. «Хрущевская» пятиэтажка в центре Саратова, неподалеку от телецентра. Типичная квартира советского интеллигента. Мы беседуем с ветераном Великой Отечественной войны Николаем Щурием. Он один из немногих ныне проживающих в Саратове участников легендарной Сталинградской битвы. Подтверждение его военных заслуг — три боевых ордена и медаль «За отвагу».
Обстановка в жилище Николая Георгиевича сугубо мирная и вполне цивильная. В зале — длиннющий шкаф с книгами — популярная в 70-е годы «стенка». На противоположной стене — ковер, увешанный значками. Эту коллекцию Николай Георгиевич собирал много лет вместе со своей первой женой Ниной Григорьевной. С ней они прожили в любви и согласии около полувека, вырастили и воспитали двух детей.
Но несмотря на спокойный антураж, многое в жилище ветерана Щурия напоминает о минувшей войне.
На ковре со значками — медали «За взятие Будапешта» и «За взятие Вены». «Остались после смерти тестя,— поясняет Николай Георгиевич,— и я решил повесить их на ковер как память о нем».
Много книг по военной тематике. Среди прочего я обратил внимание на собрание сочинений Героя Советского Союза, генерала Валентина Варенникова. Звание Героя и медаль «Золотая Звезда» генерал Вареников получил за образцово проведенную операцию по выводу советских войск из Афганистана. А в годы войны гвардии лейтенант Щурий и гвардии старший лейтенант Варенников были однополчанами. Валентин Иванович командовал артиллерией 100-го гвардейского стрелкового полка 35-й гвардейской дивизии, а Николай Георгиевич обеспечивал в этом полку связь.
Не знаю уж, почему, но эта мирно-спокойная обстановка с отголосками былой войны у меня ассоциировалась с последней сценой из кинофильма «Горячий снег»: когда командующий армией Бессонов в исполнении Георгия Жженова уже после завершения боя обходит передний край обороны. По сути, это последний рубеж, на котором остановлены танки Манштейна, рвавшиеся на помощь окруженной в Сталинграде армии Паулюса. Вокруг Бессонова бегают, суетятся ординарцы и адъютанты. Почти ежеминутно следуют доклады: «Нет никого, все мертвы!». Но генерал не верит своим подчиненным и продолжает упорно твердить: «Не может быть! Должны быть живые. Стреляло же орудие...».
И, наконец, радостный возглас очередного посыльного: «Товарищ генерал, есть живые! Даже много живых…».

Фронтовой «терминатор» и «ветеран-диссидент» наших дней
Николай Георгиевич родился 16 января 1923 года на хуторе Куликово Бударинского района Сталинградской области. То есть ему уже 92 года. Возраст, безусловно, более чем солидный. Однако четыре часа общения с журналистом Николай Георгиевич выдерживает без особого напряжения. И даже объясняет это генетическими особенностями своих предков.
Род Щуриев происходит из запорожских казаков. Николай Георгиевич вспоминает, что дед еще в детстве показывал ему на картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» их предка — Щура. Во времена Екатерины запорожцев насильственно переселили на Кубань, в Херсонскую область и на Полтавщину. Так предки Щурия оказались в Полтавской области. А во время столыпинских реформ последовал новый переезд всей семьей. И Щурии осели в Царицынском уезде, который в ту пору входил в Саратовскую губернию.
«Многие мужчины в нашем роду были долгожителями. Это еще с деда повелось, Семена Васильевича. Он всю жизнь проработал на земле и прожил 96 лет, его братья —105 и 110 лет. Да и мой отец всего четыре года до своего столетия недотянул»,— рассказывает Николай Георгиевич.
Эта ремарка — лишь затравка для начала разговора. Первое представление читателю этого человека и ветерана. Читая фронтовые наградные документы Николая Георгиевича, начинаешь сомневаться, что такое вообще могло быть. Судите сами: вот текст наградного листа, согласно которому гвардии лейтенант Щурий в феврале 1945 года был награжден орденом Отечественной войны 2-й степени.
«6 февраля 1945 года поехал за пушками от Одера в сторону Витц. По дороге была бомбежка самолетом противника, и во время ее был ранен в правую руку с повреждением кости пулей.
Но несмотря на это, гв. лейтенант Щурий взял свои пушки и поехал с ними к Одеру, где устанавливал их и вел перестрелку. Противник пошел в контратаку, и, несмотря на то, что он был ранен прежде в руку, стал отбивать контратаку и был ранен вторично. В живот осколком снаряда с разможжением печени. Противник был отбит, и подбито 3 танка. Ранен тяжело. В строй вернуться не может
».
Здравомыслящие скептики могут возразить, что приведенная выше цитата — преувеличение командира, который умышленно приукрасил заслуги подчиненного. Но дело в том, что этот наградной лист на гвардии лейтенанта Щурия заполнял вовсе не его командир. Лист заверен гербовой печатью хирургического военно-полевого госпиталя №5238 и подписан начальником этого медицинского учреждения, гвардии майором Кокуркиным.
Но не только подобные эпизоды фронтовой биографии Николая Георгиевича привлекли мое внимание к нему. В прошлом году с ветераном Щурием произошло событие, которое ни при каком раскладе не должно было случиться. Но, тем не менее, случилось. И не где-нибудь, а в нашем родном Саратове. Николая Георгиевича Щурия, который к тому времени более 15 лет активно участвовал в ветеранском движении и был заместителем председателя областного комитета ветеранов войны и военной службы, сняли с занимаемых им общественных должностей.
«На заседании президиума против меня выступили ветераны Игорь Шилов и Галина Мушта. Они обвинили меня, что я якобы говорил, что Фролов носит не свои ордена. Я очень удивился. С Шиловым таких разговоров в принципе не было. Что касается Мушты, они вместе с Голубевой-Терес несколько лет назад проверяли личное дело Фролова. После чего не я Муште, а Галина Андреевна рассказала мне об этих орденах. Я сообщил об этом членам президиума. Однако Мушта сказала: «Я даю честное партийное слово, что Щурий рассказывал мне это».
Состоялось голосование с упомянутым выше результатом: по предложению Фролова меня сняли с должности заместителя председателя организации и вывели из президиума. Фролов на прощание бросил такую фразу: «Хотел Щурий или нет, но он тоже принял участие в гонениях на меня. И за это должен ответить».
Что касается моих якобы встреч с националистом Павлом Галактионовым, было так. Он действительно мне звонил. Но было это уже после того, как статьи Галактионова появились в интернете и по ним начался суд. Павел просил меня прийти на суд свидетелем, но я ему отказал. Сказал примерно следующее: «Вы когда свои статьи писали, ко мне не обращались и ни о чем со мной не советовались. Так что же я могу свидетельствовать?». Вот и весь мой контакт на тот момент с Галактионовым».
Как бы там ни было, но факт появления в Саратовской обрасти своеобразной категории «ветеранов-диссидентов», в число которых невольно попал и Николай Георгиевич, демонстрирует глубокое нездоровье официального ветеранского движения нашего региона.
Впрочем, большая часть нашей беседы все же была посвящена фронтовым делам Николая Георгиевича Щурия.

Рожденный летать принужден ползать… в Сталинграде
Разглядываю фотографии Николая Щурия первых послевоенных лет и обращаю внимание на одну важную деталь. Ни на одной из них среди боевых наград нет медали «За оборону Сталинграда». Николай Георгиевич вспоминает, что медаль «За оборону Сталинграда» он получил лишь в декабре 1943 года, но на фронте практически не носил ее. Медаль до возвращения домой так и лежала в его полевой сумке. Причина — медали часто отрывались с колодок. А в наградном листе на медаль «За отвагу», первую боевую награду лейтенанта Щурия, которую он получил еще в мае 1943 года, вообще указано, что он оказался на фронте и стал принимать участие в боевых действиях с 28 марта 1943 года. Как известно, к этому времени 6-я немецкая армия фельдмаршала Паулюса уже сдалась. Сталинградская битва завершилась.
И, тем не менее, в большинстве публикаций о боевом пути Николая Щурия именно активное участие в Сталинградской битве фигурирует как отправная точка его фронтовой карьеры. Как объяснить такое противоречие? Наверное, стоит начать с того, как Николай Георгиевич оказался в Красной армии.
Как и большинство юношей предвоенной поры, Николай Щурий мечтал о небе. Мечту осуществлял постепенно. После окончания семилетки пошел в Сталинградское культпросветучилище и параллельно посещал занятия в планерной школе. На каком-то этапе планеры уже перестали устраивать — хотелось чего-то большего. Поэтому в 1940 году он поступил в летное училище и проучился в нем примерно год.
Заканчивать училище пришлось по ускоренной программе. С 1940 года таким «ускоренным выпускникам» даже не присваивали офицерских званий. «Птенцы сталинского инкубатора» — назовет их впоследствии в одной из своих книг Виктор Суворов и объяснит, что эти «птенцы» готовились исключительно для агрессивной наступательной войны. Такой, когда вся вражеская авиация заранее будет уничтожена на своих же аэродромах.
Но в первые же дни войны на прифронтовых аэродромах было уничтожено гигантское количество советских самолетов. В результате враг на целых два года обеспечил себе господство в воздухе. В Красной армии в 1941 и 1942 годах боевых машин не хватало даже для опытных пилотов. В таких условиях свежеиспеченные «птенцы» оказались невостребованными. Как в дальнейшем развивались события и складывалась его судьба, Николай Георгиевич сегодня вспоминает:
«Училище эвакуировали, а нас очень скоро выпустили младшими командирами — сержантами и старшими сержантами. Кого направили в авиадесантные войска, кого — в учебные эскадрильи, куда попал и я. Да только ненадолго: через три месяца, в декабре1941 года, из-за нехватки материальной части, нашу эскадрилью расформировали. Самолеты погрузили и отправили в Чарджоу. А меня вместе с остальными курсантами — в училище связи, в Сталинград.
Что делать? Идет война, надо подчиняться приказам. Начал обучаться на связиста. И тут мама прислала мне в письме 5 рублей. И мы с двумя моими друзьями в увольнительной накупили мороженого — наелись им, что называется, до отвалу. После чего, естественно, простудились и заболели. У ребят это все прошло легче, а я угодил в больницу с тяжелейшей формой ангины. Мне даже сделали операцию по удалению гланд. Когда меня выписали, и я вернулся в казарму, оказалось, что училище уже эвакуировано. Что было делать в такой ситуации?
Чтобы меня не сочли дезертиром, я быстренько направился в госпиталь, взял справку об излечении и с нею пошел в военкомат. Было это 21 августа 1942 года, бои шли уже на дальних подступах к городу.
В военкомате моему приходу, как мне показалось, обрадовались. Военные специалисты были очень нужны. В то время в Сталинграде не было регулярных воинских частей, и меня направили в подразделение народного ополчения на Тракторный завод. Через несколько часов после того, как прибыл к месту назначения и стал осваиваться, пришло известие: немцы в районе тракторного прорвались от излучины Дона в сторону Волги. Единственное подразделение регулярной Красной армии, которое смогло встретить немецкие танки и дать им бой,— это дивизион зенитной артиллерии, большую часть его личного состава составляли молодые девчата. Ну а в качестве пехотной поддержки на помощь зенитчицам были брошены народные ополченцы Тракторного завода и бойцы 10-й дивизии НКВД. Не знаю, чем бы это все для нас закончилось, если бы в самый опасный момент нам на подмогу не прибыли отремонтированные на тракторном заводе танки. В итоге общими усилиями удалось отбить этот, самый первый по времени немецкий прорыв в районе Сталинграда. С этих боев и началась легендарная оборона города на Волге.
А через пару дней на завод за отремонтированными танками прибыли «купцы» из 169-й танковой бригады, которая поддерживала 35-ю стрелковую дивизию. Было это 25 или 26 августа. В качестве пехотного десанта на этих танках на фронт отправилась и часть народных ополченцев Тракторного завода, в том числе и я. Так я оказался в рядах бойцов 35-й гвардейской стрелковой дивизии, которой в ту пору командовал генерал-майор Глазков
».
Стоит сказать несколько слов об этой славной дивизии. Она была сформирована на основе 8-го воздушно-десантного корпуса. То есть эту дивизию можно считать предтечей знаменитых воздушно-десантных подразделений советской армии. И хотя во время Великой Отечественной войны десантироваться с воздуха бойцам 35-й не пришлось, они покрыли себя славой во многих сражениях. Сначала дивизия находилась в составе 57-й армии, но затем ее передали в распоряжение генерала Чуйкова, в легендарную 62-ю (позднее 8-ю гвардейскую) армию. При этом 35-я дивизия как бы имела особый статус — в начальный период обороны города она находилась в оперативном резерве командующего Сталинградского фронта. И при необходимости ее части неоднократно перебрасывали с одного участка обороны на другой. Но при этом неизменным оставался принцип: новый участок был очень опасным — в этом месте обязательно шли упорные бои и имелась реальная угроза прорыва противника.
В дни обороны Сталинграда судьба свела Николая Щурия с капитаном Луисом Рубеном Ибаррури — сыном лидера компартии Испании Долорес Ибаррури.
«В нашей дивизии он был командиром пулеметной роты,— вспоминает Николай Георгиевич.— Смелый был — без показухи, до самозабвения. Наверное, сказывалась горячая испанская кровь. А вне боя это был веселый красивый молодой человек с удивительным чувством юмора, умевший своим подчиненным настроение поднять. К тому же, он имел определенный боевой опыт: в то время, когда я с ним познакомился, Ибаррури был уже награжден орденом Красного Знамени. Чрезвычайно редкая награда для пехотного командира в начальный период войны.
В одном из боев в районе 564 разъезда, когда его пулеметная рота подбила десять танков, Рубен Ибаррури был тяжело ранен. Его переправили на другой берег Волги и незамедлительно стали оперировать. Но спасти не удалось. Посмертно Рубену было присвоено звание Героя Советского Союза. Похоронен он в Сталинграде, на площади павших борцов. Ныне это Аллея героев в центре Волгограда
».
Весь сентябрь и первую половину октября 1942 года Николай Щурий провел в Сталинграде. Дивизию все время перебрасывали. Сначала она участвовала в боях в районе Малой и Большой Россошки. Врагу удалось прорваться к городу, начались упорные уличные бои. Подразделения 35-й дивизии дрались в районе Элеватора и Консервного завода. Мясорубка была такая, что порой даже командиру дивизии приходилось вступать в бой наравне со своими подчиненными. Николай Георгиевич продолжает:
«Во время одной из атак противник прорвался на командный пункт дивизии, который находился в районе сельскохозяйственного института. Тут уж было не до обороны, все наши бойцы и командиры и даже работники штаба вступили в рукопашный бой. В этом бою был тяжело ранен комдив Василий Андреевич Глазков. Его подчиненные решили срочно эвакуировать генерала в тыл в сопровождении военфельдшера Прохоровой и старшины разведроты Мухальченко. Но по дороге в тыл машина нарвалась на засаду немцев и была обстреляна. При этом генерал Глазков получил еще одно ранение, от которого и скончался. Можно считать чудом, что все остальные, ехавшие в этой машине, не пострадали. Тело генерала Глазкова было переправлено на другой берег Волги, где и состоялись похороны. Уже после войны командира нашей дивизии торжественно перезахоронили в Комсомольском сквере Волгограда».
Трагическая смерть командира 35-й гвардейской дивизии генерала Глазкова связана для Николая Щурия с одним довольно неприятным эпизодом. Возможно, впервые за свою жизнь ветеран Щурий, к тому времени уже дипломированный историк и опытный педагог, столкнулся с… фальсификацией истории. В 1965 году торжественно отмечалась 20-я годовщина Победы. К этому юбилею на Мамаевом кургане в Волгограде был открыт мемориальный комплекс. В город съехалось много ветеранов Сталинградской битвы. Был на торжествах в Волгограде и Николай Георгиевич:
«И вот во время экскурсии в музее обороны города нам вручили информационные буклеты. И в них черным по белому было написано, что генерал Глазков утонул в Волге, когда его раненого везли на другой берег. И вместе с ним утонули все сопровождавшие его люди. Я еще тогда подошел к Мухальченко, который тоже присутствовал на этой встрече, и мрачно пошутил: «Смотри-ка, оказывается, ты утопленник». Что же касается военфельдшера Прохоровой, которая тоже якобы утонула в Волге, она тоже дожила до конца войны. Умерла только три года назад.
А в тот момент очень многие ветераны были живы и даже не очень стары. И всем, конечно, было очень горько и досадно из-за этой ложной информации про нашего командира. Тем более что его изрешеченная осколками шинель экспонировалась в том же музее. Мы даже пошли к руководству музея и немного поскандалили. Нам пообещали при переиздании буклета исправить это недоразумение. Уже в 70-е годы я вновь посетил Волгоград с группой ветеранов. Буклет к тому времени действительно переиздали, однако там по-прежнему сохранилось утверждение, что генерал-майор Глазков утонул в Волге вместе с сопровождавшими его бойцами».
В середине сентября 1942 года в Сталинграде сержант Щурий был в первый раз ранен и контужен. Произошло это в ходе боев за Сталинградский элеватор и консервный завод. Они находились в устье реки Царица.
«После ранения и контузии я был без сознания. Так что для меня до сих пор загадка, кто и как переправил меня за Волгу. В полевом госпитале меня быстренько перевязали и отправили в Саратов. А здесь на перроне я неожиданно столкнулся с заместителем командира первого батальона Сталинградского училища связи. Он очень обрадовался нашей встрече. Выяснилось, что мое личное дело по-прежнему хранится в училище, а мои товарищи очень обо мне переживали. Многие считали, что меня и в живых нет, что я сгинул где-то в сталинградском аду.
Командир батальона предложил мне восстановиться и все же закончить курс обучения в училище. Я ему отвечаю, что рад бы, но вряд ли смогу это сделать в ближайшее время. Ведь ранение у меня было в ногу, и первое время я не мог самостоятельно передвигаться. Он меня заверил, что эта проблема решаема: ребята раздобудут мне костыли и при необходимости будут возить меня на занятия. Так мы и решили эту проблему, так что лечился и учился я одновременно. Перебрался в училище, а в госпиталь ходил только на медицинские процедуры. В 1942 и 1943 годах первый батальон связи, формально являясь частью Куйбышевского училища связи, дислоцировался в Саратове на улице Университетской. В этом здании сегодня расположен географический факультет СГУ.
К Новому году последствий сталинградского ранения я уже не замечал. Будучи на новогоднем вечере в средней школе №17, я познакомился с юной студенткой Саратовского экономического института Ниной Григорьевной Егоровой (Порамоновой). Мы несколько раз встретились, а когда меня направили на фронт, между нами завязалась переписка
».
Переписка, о которой рассказывает Николай Георгиевич, не прекращалась всю войну, несмотря на превратности фронтовой жизни. Более того, все письма Николая Георгиевича с фронта Нина Григорьевна сберегла. Он до сих пор хранит их как дорогую семейную реликвию. В этой пожелтевшей стопке мое внимание привлекла самодельная рисованная открытка. Достать какие-либо красивые поздравительные открытки в Саратове военных лет было невозможно. Поэтому Нина сама нарисовала и раскрасила открытку и послала на фронт любимому поздравление с новым 1945 годом. Удивительно, что Николай Георгиевич, несмотря на два тяжелых ранения, также сохранил все письма к нему на фронт от своей будущей супруги.

Первая награда: связисты берут языков

В марте 1943 года состоялся выпуск, и Николаю Щурию было присвоено звание лейтенанта связи. Группу молодых офицеров распределили на Юго-Западный фронт. В штабе фронта у Щурия поинтересовались, в какой части он хотел бы служить. Лейтенант ответил, что хотел бы попасть в подразделение, которое принимало участие в боях в Сталинграде. И получил ответ: его желание вполне может быть удовлетворено — в составе фронта есть 35-я гвардейская стрелковая дивизия. Так Николай Георгиевич вновь оказался в своей, уже ставшей ему родной и одновременно совершенно другой 35-й дивизии.
За то время, что ушло у Николая на лечение и окончание училища, утекло много воды. 35-ю гвардейскую дивизию дважды выводили на переформирование и отдых. И дважды вновь возвращали на фронт. После того как раненый сержант Щурий отправился в госпиталь в Саратов, его дивизия примерно еще неделю вела бои в Сталинграде — обороняла здание элеватора. Потом гвардейцев Глазкова сменили морские пехотинцы из 92-й бригады, а 35-ю дивизию отправили в Саратовскую область на отдых и пополнение.
В декабре 1942 года 35-я гвардейская дивизия вновь была на фронте и принимала участие в операции «Малый Сатурн», продолжавшейся до конца года. Цель операции — развить наступление в направлении Ново-Астахова и разгромить войска 8-й итальянской армии и левое крыло группы армий «Дон». К 30 декабря эта боевая задача была успешно выполнена, а фронт итальянцев прорван. Отступление остатков 8-й итальянской армии превратилось в паническое бегство. Лишь Альпийский корпус итальянцев сохранил боеспособность и отходил в относительном порядке, продолжая вести оборонительные бои. Потери итальянской армии были огромны. Они составили 85 тысяч человек убитыми и пропавшими без вести. Еще 30 тысяч были ранены. Была уничтожена большая часть артиллерии и автотранспорта противника. Сильная итальянская группировка, действовавшая на Восточном фронте, практически перестала существовать.
Однако и советские войска понесли немалые потери. После операции «Малый Сатурн» 35-ю дивизию вновь пришлось отводить с фронта и доукомплектовывать личным составом.
Так что, когда лейтенант Щурий прибыл к месту службы, из прежних однополчан, с кем довелось повоевать в Сталинграде, встретил лишь двоих — Мухальченко и Кириченко. В дивизии был новый командир — генерал Кулагин. Примечательно, что связь в частях дивизии обеспечивало специальное подразделение — 44-й отдельный гвардейский батальон связи, которым командовал капитан Федоров.
У фронтовых связистов была своя специализация: они делились на «шестовиков» и «линейщиков». «Шестовики» крепили кабель на шестах и обеспечивали связь командования штаба дивизии с корпусным и более высоким начальством. А «линейщики» — связь командования с передовой. Поэтому линию связи они тянули по земле и всячески старались её замаскировать, обезопасить от возможных разрывов и повреждений. Николай Щурий получил под командование взвод «линейщиков», в задачу которого входило обеспечение связи руководства дивизии с командованием 102-го гвардейского полка. В марте 1943 года подразделения 35-й гвардейской дивизии вели бои на реке Северский Донец. Это район города Изюма Харьковской области и Славянска Донецкой области Украины. Николай Георгиевич вспоминает:
«Для меня начались обычные фронтовые будни офицера-связиста, когда приходилось решать массу текущих вопросов — от обеспечения устойчивости связи до обучения личного состава. Особую проблему составлял вопрос материально-технического обеспечения. Телефонного кабеля на фронте почти всегда катастрофически не хватало. Поэтому главной задачей для связиста на фронте было запастись им. А при отсутствии кабеля придумать что-то, что бы этот кабель могло заменить. В дело все шло — и наши обрывки кабеля, и немецкие. В этом деле мне здорово помогал мой ездовой И.Е. Полтовец, который по жизненному опыту годился всем нам в отцы.
Весной 1943 года нам, связистам, пришлось хлебнуть лиха. Штаб дивизии находился на левом берегу Северского Донца, а полки частично переправились уже на правый берег. Так что нам необходимо было обеспечить устойчивую связь между двумя берегами практически в период половодья. И мы с моими связистами с этой задачей успешно справились — буквально из кусков собрали три линии связи и протянули их через реку
». За бои на Северском Донце гвардии лейтенант Николай Щурий получил свою первую боевую награду — медаль «За отвагу». В наградном листе, в графе «краткое, конкретное изложение личного боевого подвига и заслуг», сообщается:
«За время боевых действий частей дивизии гв. л-т Щурий, будучи командиром взвода связи, являясь начальником направления связи к 102 гв. с. п. с Щуровка, показал себя смелым, мужественным командиром, знающим технику связи. Во время обстрела противником и повреждений связи от разрывов мин и снарядов т. Щурий, несмотря на водные препятствия, быстро восстанавливал связь, тем самым обеспечивал бесперебойные переговоры командования дивизии. Так, например, 13 апреля, 18 и 21 апреля 1943 г. тов. Щурий лично устранил 12 повреждений на линии связи, которая проходит через реку Северский Донец».
Однако сам Николай Георгиевич рассказывает совсем про другой свой подвиг, за который он и получил медаль «За отвагу»:
«В военной жизни связиста чего только не бывает. Но этот случай я запомнил очень хорошо. Протянули мы вроде бы связь вполне надежно, все проверили, а она не работает. Стало быть, на линии где-то обрыв — надо его найти и устранить. Дважды ходили проверять по всей длине линии — и ничего. Только на третий раз на одном из островков нашли обрыв. А пошли мы ночью, чтобы противник нас не обнаружил, да и нарвались: видим две фигуры, слышим немецкую речь. Понимаем, что не просто так здесь, в месте обрыва кабеля, фрицы появились. Потихонечку к ним подобрались, одного ножом сняли, второй пальбу открыл. Ребята у меня горячие, кто прикладом, кто кулаком, по-русски, но фашистюгу успокоили и начали выяснять, что им тут, у нашей линии связи, да еще с аппаратами для подключения к ней, понадобилось. Хотя и без допросов было очевидно, что они имели намерение подслушивать разговоры нашего командования. В результате мы не только восстановили связь и вернулись живыми и здоровыми в расположение своей части, но и привели командованию «языка». И вскоре при вручении гвардейского знамени нас троих за этот наш ночной рейд наградили медалями «За отвагу».

Последнее ранение и День Победы
Вплоть до самого конца войны, точнее, до того рокового февральского дня 1945 года, когда он получил тяжелейшее осколочное ранение в живот, Николай Щурий оставался связистом. Правда, со ставшей ему родной 35-й гвардейской стрелковой дивизией пришлось расстаться. После второго тяжелого ранения, которое Николай Георгиевич получил в августе 1944 года в Польше, на знаменитом Мангушевском плацдарме, его отправили долечиваться в глубокий тыл. Ранение было в голову — на некоторое время Николай потерял слух и зрение. К счастью, основные нервные центры и органы зрения были не задеты. Поэтому через непродолжительное время зрительные и слуховые функции благополучно восстановились. И лейтенант Щурий поправился настолько, что был готов вернуться в действующую армию. И его желание не сразу, но сбылось. В конце сентября — начале октября 1944 года Николая Георгиевича направили в Москву, в резерв главного командования. Сначала Щурий этому даже обрадовался — посчитал, что это шанс вернуться в авиацию. Регулярно к вылечившимся и ожидающим своего назначения офицерам-фронтовикам приезжали так называемые «купцы», то есть кадровики из частей действующей армии, отбирающие командиров необходимых им военных специальностей. Однажды даже приехал знаменитый летчик Водопьянов, и Николаю Щурию удалось встретиться с ним. Водопьянов выслушал молодого офицера и вроде бы даже пообещал решить вопрос о переводе того в авиацию. Вскоре вопрос о назначении гвардии лейтенанта Щурия был решен. Николай Георгиевич рассказывает:
«После того разговора с Водопьяновым ночью нас подняли и отвезли на аэродром. Я еще, помню, летел и радовался: как быстро Водопьянов все решил! Привезли нас в Минск, накормили завтраком, построили на плацу и объявили: артиллерийский корпус. Вот тебе и мечта всей жизни…
Попал я в 176-ю артиллерийскую бригаду 4-го артиллерийского корпуса Резерва Главного Командования. Этой бригадой командовал приемный сын Ворошилова, сын покойного товарища Артема — первого председателя совнаркома Украины. С такими людьми, как говорится, даже воевать приятно. Наш корпус, как выяснилось, формировался почти четыре года, то есть все время, как шла война. А на фронт его отправили лишь в середине декабря 1944 года. И что вы думаете? Прибывает наша 176-я артиллерийская бригада на Мангушевский плацдарм для поддержания огнем 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова. Я обрадовался: думаю, к своим, в 35-ю дивизию схожу, ребят навещу. Но в связи с подготовкой к наступлению ни минуты свободной не было. Так и не побывал у своих однополчан
».
Здесь, пожалуй, стоит пояснить, что на вооружении у 176-й артиллерийской бригады были 152-миллиметровые гаубицы. Это очень тяжелые и дальнобойные артиллерийские орудия, перемещавшиеся с помощью тягачей. Эффективно применять данные артиллерийские системы можно было лишь для «взламывания» глубоко эшелонированной обороны, а также бетонных сооружений и крепостей. По этой причине ни на начальном этапе войны, когда Красная армия отступала, ни даже в 1943 и 1944 годах, при освобождении оккупированных немцами советских земель, особой необходимости в использовании подобного рода артиллерийских систем не было. А вот когда советская армия дошла до Германии и столкнулась с оборонительными и фортификационными сооружениями гитлеровцев, 152-миллиметровые гаубицы оказались востребованы и активно применялись при штурме Берлина, Кенигсберга и других городов, которые Гитлер пытался превратить в неприступные крепости.
Что же касается гвардии лейтенанта Щурия, его новая должность называлась так — начальник связи 1-го дивизиона 176-й тяжелой гаубичной артбригады. Как же могло случиться, что лейтенант-связист вдруг принял командование дивизионом тяжелых гаубиц, привел этот дивизион к Одеру и вступил в бой с немецкими танками? Но на фронте бывает всякое. Бывает и такое, что связисты командуют артиллеристами и совершают подвиги. Правда и то, что почти всегда оборотной стороной таких подвигов бывают чья-то преступная халатность или даже воинское преступление. Николай Георгиевич говорит:
«В начале февраля 1945 года наш дивизион стоял в Польше, на Мангушевском плацдарме. С него мы 14 января и начали наступать. 16 января освободили город Радом, 17 января —Варшаву. Все готовились к дальнейшему наступлению и ожидали приказа. И вот в один из дней командир дивизиона и с ним еще один лейтенант собрали чемоданы и зачем-то уехали в Радом. Через несколько часов после их отъезда из бригады приходит запечатанный приказ. Я этот приказ как начальник связи принял, но не вскрываю — адресован ведь он командиру. Вскоре раздается звонок из бригады — командование интересуется, получен ли приказ и как идет его выполнение. Я отвечаю: приказ получен, но командира нет. Поэтому пакет с приказом пока остается невскрытым. Тогда мне командуют: срочно вскрыть пакет и приступить к выполнению приказа. Пакет я вскрыл — а в нем приказ на выдвижение нашего дивизиона к Одеру. То есть нам надо проехать с нашими тяжелыми гаубицами практически половину Польши. Маршрут движения примерно был такой: Радом, Лодзь, Познань, Шнайдемюль, Ландсберг, Найдам и Кюстрин на Одере. Практически повсюду по маршруту движения шли бои с упорно сопротивлявшимися группировками немцев. Стреляли и справа, и слева, и в тылу нашей колонны. И практически регулярно запрашивали информацию из бригады: где мы находимся, вернулся ли командир дивизиона. Через два-три дня командир нас нагнал, но вступить в командование не успел. Следом приехали офицеры СМЕРШ и забрали его и отсутствовавшего лейтенанта вместе с их чемоданами. В чемодане, как выяснилось, были шмотки, которые они каким-то образом приобрели или выменяли в Радоме. По-видимому, собирались отправить домой, но не успели. Так что мне и дальше пришлось командовать дивизионом на марше.
На этом марше меня ранило в руку. Неожиданно нашу колонну атаковал и обстрелял одиночный «мессер». В результате оказалось, что у меня перебита лучевая кость. В санбате наложили лубки, перевязали по-быстрому и отправили в госпиталь. В госпитале руку загипсовали, и я в тот же день вернулся к своим. Вместе продолжили движение к Одеру, и в результате приказ был выполнен. Поступил новый приказ — развернуть пушки и обеспечить огневую поддержку наших переправившихся частей. В ходе выполнения этого приказа началась огневая дуэль с немецкой артиллерией, и меня ранило в живот. Про то, что артиллеристы нашего дивизиона подбили какие-то немецкие танки, мне ничего неизвестно. Если такое и было, то уже после того, как я был ранен и потерял сознание. Было это 16 февраля 1945 года.
Спасением своим я обязан оперативности ребят-артиллеристов. Видя, какая беда со мной приключилась, они быстренько набросали немецких мягких перин в вездеход или тягач, положили на них меня и доставили в госпиталь. Так что с момента ранения до операции в госпитале прошло каких-то двадцать минут. Так, по крайней мере, мне казалось в тот момент…
В госпитале я на мгновение очнулся. Помню людей в белых халатах, протянутую свою руку и всего одно произнесенное слово: «Партбилет». А дальше — одна сплошная чернота.
Лишь на десятый или двенадцатый день после операции я пришел в себя. Первым делом поинтересовался, целы ли ноги, руки. Мне их показали и успокоили. А потом рядом со своей кроватью я увидел сержанта из нашего дивизиона, который отвозил меня в госпиталь. Оказывается, он имел приказ не покидать госпиталь до тех пор, пока не станет ясен исход операции. Поэтому, пока я не пришел в себя, он был где-то поблизости, а иногда и дежурил у моей кровати. Мы разговорились, и он мне рассказывает, что я все время пел, пока меня везли до госпиталя. Меня такая новость удивила и позабавила. Я и в здоровом состоянии вокальными данными не отличался. Да и с музыкальным слухом было плоховато. Но сержант настаивает, что пел я неплохо — бойцы, что меня в госпиталь везли, заслушались. И даже песни называет на украинском языке: «Зеленый гай» и «Дывлюсь я на небо». Мистика какая-то. Ведь все это время я был без сознания и, возможно, одной ногой в могиле. Так что если считать, что сержант рассказывал мне правду, это мое пение было разновидностью предсмертного бреда. И после всего этого я взял да и выжил
».
А вот День Победы Николай Щурий встретил в госпитале в Лодзи. Здесь он пробыл до конца мая 1945 года. Несмотря на тяжелое ранение, память ветерана сохранила об этих весенних днях самые светлые воспоминания:
«Как раз 1 мая мне сделали переливание крови, после которого я стал чувствовать себя заметно лучше. Даже стал самостоятельно передвигаться и впервые пошел на танцы в наш госпитальный танцзал. Там стоял огромный такой приемник, настроенный на волну Лондона. Раненые и персонал слушали через этот приемник английскую музыку. А у кого уже были силы и возможность — танцевали. И вот аккурат 8 мая мы в этом зале засиделись допоздна, нас даже врач пришел разгонять по палатам, как вдруг по приемнику позывные Лондона и выступление Черчилля. Английский из нас мало кто знал, но поняли главное — Победа! Поначалу даже не поверили — так боялись ошибиться. Решили послушать еще раз следующим вечером, но не успели. Утром 9 мая весь госпиталь проснулся от криков: «Победа! Победа!». Что тут началось!
Окна госпиталя раскрылись нараспашку, из них полетели вниз больничные судна, костыли, горшки с цветами. В палатах творилось что-то невообразимое. Люди плакали и смеялись, пели и обнимались. Далеко вокруг разносились гвалт и хохот. Пришел комиссар, попытался нас утихомирить: мол, ребята, все понятно, столько мы этой радости ждали, пошли теперь на завтрак! За завтраком все немного успокоились и тут стало приходить осознание: всё, война закончилась, теперь домой!
».
Так для Николая Щурия начиналась новая мирная жизнь. Жизнь, которая подарит радости, но одновременно поставит массу новых задач и непростых проблем. Проблем, с которыми поколение победителей успешно справилось, подняв из руин громадную страну.

Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями


Теги:

Оцените материал:12345Проголосовали: 14Итоговая оценка: 3.36
Глава Саратова про повышение цены за проезд в автобусах: "Перевозчики пошли на непопулярный шаг"
В Балаково пройдет масштабное отключение электроэнергии: адреса
В ряде районов Саратовской области паводок прервал дорожное движение
Саратовская область покупает 70 сирен на 75 миллионов рублей
За сутки жители Саратова перевели на "безопасные" счета около 4,5 миллиона рублей
Главный тренер саратовского "Автодора" оценил подход соперника собирать только российских игроков
В Саратовской области чиновницу осудили за должностное преступление
"Итогом станет одно - Особняк Готовицкого мы потеряем!". Председатель градсовета прокомментировал ситуацию с состоянием "Дома трезвости"
Администрация Фрунзенского района – лучшая в Саратове
Председатель общественной палаты Саратовской области Борис Шинчук считает, что Парк Победы в Саратове сгорит
Каким бюджетникам стоит повысить зарплату?
Оставить комментарий

Новости

Частное мнение

26/03/2024 10:00
Шутки Юрия Моисеева за 8 миллионов. Как в Марксе могли обмануть и бюджетников, и губернатора?
Шутки Юрия Моисеева за 8 миллионов. Как в Марксе могли обмануть и бюджетников, и губернатора?Ситуация с бывшими казармами на Куйбышева оказалась сплошной мистикой
25/03/2024 16:11
Беседа с инсайдером: наша мэр ни разу не хозяйка
Беседа с инсайдером: наша мэр ни разу не хозяйкаСлухи у нас
24/03/2024 12:00
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 25-31 марта
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 25-31 мартаКонцерты, спектакли, выставки и другие интересности
23/03/2024 10:00
Субботнее чтиво: итоги уходящей недели
Субботнее чтиво: итоги уходящей неделиГоремычный театр, беспилотники-неудачники, прокуратура недовольна ГЖИ
22/03/2024 16:00
Серийные разборки: сериал
Серийные разборки: сериал "Сегун" Новая "Игра престолов"?

Блоги



Поиск по дате
« 28 Марта 2024 »
ПнВтСрЧтПтСбВС
26272829123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Яндекс.Метрика


«Общественное мнение» сегодня. Новости Саратова и области. Аналитика, комментарии, блоги, радио- и телепередачи.


Генеральный директор Чесакова Ольга Юрьевна
Главный редактор Сячинова Светлана Васильевна
OM-redactor@yandex.ru

Адрес редакции:
410012, г. Саратов, Проспект им. Кирова С.М., д.34, оф.28
тел.: 23-79-65

При перепечатке материалов ссылка на «Общественное мнение» обязательна.

Сетевое издание «Общественное мнение» зарегистрировано в качестве средства массовой информации, регистрация СМИ №04-36647 от 09.06.2021. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Эл № ФС77-81186 от 08 июня 2021 г.
Учредитель ООО «Медиа Холдинг ОМ»

18+ Федеральный закон Российской Федерации от 29 декабря 2010 г. N 436-ФЗ