155 лет назад, 5 марта 1861 г. с 9 часов утра телеграф разносил из Петербурга в губернские центры долгожданную радостную весть об отмене крепостного права; вслед за телеграфом спешили гонцы, везшие в 41 губернию печатные экземпляры Манифеста и Положений от 19 февраля 1861 г. для объявления крепостным крестьянам долгожданной «воли»: «Крепостное право на крестьян, водворённых в помещичьих имениях, и на дворовых людей отменяется навсегда в порядке, указанном в настоящих Положениях и в других, вместе с оным изданных Положениях и Правилах. На основании сего Положения и общих законов, крестьянам и дворовым людям, вышедшим из крепостной зависимости, предоставляются права состояния свободных сельских обывателей, как личныя, так и по имуществу. В пользовании сими правами они вступают тем порядком и в те сроки, какия указаны в Правилах о приведении в действие Положений о крестьянах…».
Объявление воли в европейской части Российской Империи совершалось в губернских городах в следующей последовательности (по старому стилю): 7 марта – во Владимире и Рязани. 8 марта – в Витебске, Ковно, Туле и Ярославле. 9 марта – в Вильно, Вологде, Калуге, Костроме, Минске, Могилёве, Орле, Пскове, Смоленске, Твери, Чернигове. 10 марта – в Воронеже, Гродно, Киеве, Новгороде, Симбирске, Тамбове. 11 марта – в Житомире, Казани, Курске, Самаре, Харькове. 12 марта – в Вятке, Нижнем – Новгороде, Пензе, Перми, Полтаве. 13 марта – в Екатеринославе, Каменец – Подольске и Саратове. 14 марта – в Петрозаводске. 15 марта – в Симферополе и Уфе. 19 марта – в Архангельске и Херсоне. 21 марта – в Астрахани. 2 апреля – в Кишинёве.
В губернии развозили Положение о крестьянах специально командированные флигель-адъютанты, передававшие экземпляры Манифеста и законоположений в пакетах за казённой печатью губернаторам в Губернские Правления.
Но нелегко было даже грамотным людям усвоить себе содержание этого довольно большого тома, состоявшего из 17 отдельных законоположений, написанных обычным «казённым» языком, не отличавшимся ни большой точностью, ни полной вразумительностью. Немало недоумений среди народа вызвал и витиеватый язык Манифеста с его церковно-славянскими оборотами и риторическими фигурами. Начинался Манифест следующими словами: «Божиею милостию МЫ, Александр Вторый, ИМПЕРАТОР и САМОДЕРЖЕЦ всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, прочая, прочая. Объявляем всем НАШИМ верноподданным. Божиим Провидением и священным законом престолонаследия, быв призваны на прародительский Всероссийский Престол, в соответствии сему призванию, МЫ положили в сердце СВОЁМ обет обнимать НАШЕЮ Царскою любовию и попечением всех НАШИХ верноподданных всякого звания и состояния, от благородно владеющего мечем в защиту Отечества до скромно работающаго ремесленным орудием, от проходящаго высшую службу Государственную до производящего в поле борозду сохою или плугом».
Церковный акцент основного документа не удивителен, так как Манифест от 19 февраля 1861 г. об освобождении крестьян от крепостной зависимости Верховной властью было поручено составлять митрополиту Московскому Филарету (Дроздов, 1821-1867), известному своей осторожной и осмотрительной консервативностью и занимавшему в эпоху Александра II выдающееся место в рядах церковной иерархии.
Но не об этом «растянутом «образце» приказно-семинаристской риторики и многословия» пойдёт речь, а о процессе объявления воли крепостным крестьянам, в котором Саратовская епархия во главе с правящим архиереем Преосвященным Евфимием играла важную роль. Это было вполне закономерно, так как роль Русской Православной Церкви в обнародовании важнейших правительственных распоряжений была определена ещё указом императора Николая 1 от 2 января 1845 г. (№ 18580, статья 140): «Высочайшие Манифесты, а равно и Указы, представленные со словами: объявляется всенародно по распоряжению Губернского Правления, читаются после Божественной службы при церквах, о чём Правление сносится с духовным начальством».
Кто же подлежал освобождению в Саратовской губернии? По статистике, в начале царствования Александра II крепостное население Саратовской губернии принадлежало 2 676 владельцам; а всего потомственных дворян было 3 307 человек. При этом помещичьих крестьян насчитывалось 658 685 душ, дворовых людей – 25 650 душ, человек.
В Саратовской губернии, по воспоминаниям мирового посредника – помещика А.Н. Минха, «в народе ещё в 1857 г. носились слухи об уничтожении крепостного права, о том, что царь даёт волю и свободу, толковали, что воля придёт не одна, а дадут и землю. В некоторых землях невежество доходило до того, что твердили о «сипации» (эмансипации) как о существе одушевлённом, в особенности много говорили о «сипации» бабы, называя её «Индейской королевой», которая должна скоро прийти.
На деле всё было тихо: мужик работал как следует, баба жала, молотила и отбывала, хотя и с ленцой, зимний урок с прядевом, полотном и редниною; побор птицей и яйцом продолжался; трёх, иногда четырёх, и у редких помещиков пятидневная барщина тянулась обычным порядком; мужик покряхтывал и, только исподтишка, слушал, что читал лавочник, кабатчик или какой-нибудь деревенский грамотей; болтали больше бабы.
Местами бывали небольшие беспорядки, но прекращались они скоро; правда, при этом доставалось иногда человекам 5-10 попробовать розог от станового или члена земского суда».
А.Н. Минх пишет, что «при крепостном праве крепостные люди делились на крестьян и дворовых. Крестьяне работали известное число дней в неделю и пользовались за это землёй и усадьбами от своего помещика. Дворовые жили и кормились на барском дворе; около господской усадьбы некоторые имели свои клети, причём семейным позволялось держать коров и птицу.
Дворни у зажиточных помещиков было много – до 100 человек обоего пола: лакеи, портные, сапожники, садовники, горничные, швеи, ковёрщицы, кружевницы, няньки, повара. У некоторых кроме того имелись музыканты и певчие, псари и доезжачие; всё это кормилось барином, и, вдобавок, за малейшую провинность их нередко пороли на конюшне; большинство же этого люда были тунеядцы и пьяницы».
Интересна и характеристика Минха помещиков, жизнь которых он знал не понаслышке, будучи сам помещиком и мировым посредником Аткарского уезда Саратовской губернии: «Трудно было помещикам, в особенности старикам, расставаться с крепостным правом. В течение короткого времени должен был совершиться полный переворот в самом основании его хозяйства и перелом вековых закоренелых привычек, понятий и убеждений. Деды и отцы завели порядок, машина шла обычным ходом, спокон века назначено было, сколько в имении господских дней, барин распределял работы; бурмистр или староста верхом объезжал поля, понукая ленивых, пашня в своё время взмётана и засеяна, трава и хлеб убраны, понадобится кончить спешное дело – стоит назначить сгонную (поголовную) барщину, и в день-два всё свезено, хлеб сложен в скирды, гумна растут, как города, и барин ждёт цены. Крестьянин, покончив с трёхдневной барщиной, успеет кончить и свою.
Тяжёл был переход от прежнего порядка к новому: пришлось нанимать прислугу, стеснять себя в количестве работников и тоже суметь справляться с меньшим числом. Понадобились капиталы – а их нет, пришлось уменьшить посевы и скотоводство; многие помещики совершенно бросили хлебопашество и овцеводство, перейдя на сдачу земель подесятинно или в аренду; немногие ещё сеют наймом хлеба и лён, некоторые строят винокуренные заводы».
Выпуклую зарисовку тревожного ожидания дворянами «революции сверху» дал современник событий, саратовский бытописатель помещик В.А. Шомпулев: «Ближайшее перед крестьянской реформой очередное губернское дворянское собрание в Саратове было 19 декабря 1860 года. Дворянство в ожидании этой реформы было особенно озабочено выборами своих предводителей. …Губернский город Саратов тогда далеко не был так обширен и благоустроен и не имел удобств для проживающих, как теперь, но все нумера немногих в то время гостиниц были заранее сняты приезжими дворянами. На улицах города к этому времени беспрестанно тянулись помещичьи обозы с кухнями, лошадьми и дворовой челядью, а в гостиницы подъезжали тройки в больших санях, битком набитых дворянами, – это некоторые предводители везли своих избирателей, доставляя на свой счёт в город, где и содержали их до окончания выборов».
В чрезвычайно ответственном деле проведения освобождения крепостных крестьян, как отмечала советская историография, «верным помощником саратовской губернской власти было епархиальное духовенство, на которое возлагались задачи внедрения в крестьянские массы духа «смирения и спокойствия».
После подписания Александром II Манифеста 19 февраля и всеобщего ожидания его обнародования 21 февраля 1861 г. всем начальникам губерний был направлен циркуляр министра внутренних дел С.С. Ланского «О порядке рассылки Высочайшего Манифеста и прочих законоположений о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости», где губернаторам сообщалось, что в самое ближайшее время они получат для обнародования и исполнения «Указ Правительствующего Сената, а также экземпляры Высочайшего Манифеста и Именного Распорядительного Указа со всеми следующими к ним Положениями и правилами о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости».
В циркуляре подчёркивалось, что Александру II было «угодно, чтобы издаваемый Манифест и прочия законоположения о крестьянах, тотчас по получении в губерниях, сделались известными помещикам и крестьянам, для чего присланные экземпляры должны быть разосланы по принадлежности без малейшей задержки, сколь можно быстрее и одновременнее, так как этим одним средством могут быть отклонены превратные толки и всякого рода недоразумения».
Губернаторам напоминалось, что при обнародовании Манифеста и других законоположений необходимо было «соблюсти в точности общий установленный на подобные случаи порядок», законодательно определённый статьями №№853-858, 2658 «Общего учреждения губерний» по Своду законов 1857 г. Разнарядка рассылки экземпляров Манифеста и законоположений рассчитывалась из наличия структур губернской и уездной государственной власти и управления, количества помещичьих имений и количества церковных приходов в городах и сельской местности.
Губернаторы должны были определить необходимое для их губерний количество экземпляров Манифеста и других законоположений исходя в первую очередь из наличия «всех присутственных мест и всех должностных лиц». По одному экземпляру Манифеста и законоположений направлялось «для каждого предводителя дворянства, для каждой земской и городской полиции и, наконец, для каждого станового пристава (или участкового заседателя). Далее необходимо было учесть и сообщить количество экземпляров, предназначенных «собственно для сообщения помещикам и помещичьим крестьянам».
Для того, чтобы новые законоположения были «разосланы по губернии и переданы кому следует немедленно по получении их в губернском городе», губернатор должен был распорядиться, чтобы тотчас по получении указа Правительствующего Сената Губернское Правление «изготовило надлежащие от себя указы». Необходимо было немедленно составить поуездную разнарядку на общее количество экземпляров Манифеста и законоположений, «дабы в рассылке их не произошло ни малейшей остановки». С этой же целью необходимо было позаботиться о быстрой и надёжной и одновременной доставке Манифеста и законоположений в каждый уезд специальными курьерами: «Для сего никак нельзя ограничиваться обыкновенными способами пересылки пакетов и тюков по почте, но следует отправить нарочных курьеров, жандармов или даже чиновников».
Губернатору указывалось «принять также заблаговременно меры и войти с кем следует в личное соглашение, чтобы рассылка Манифеста по духовному ведомству произведена была в одно и то же время, как и по ведомству гражданскому, и чтобы вообще все действия обоих ведомств были вполне соглашены».
Что касается церковных приходов по епархиям, границы которых, как правило, совпадали с губернским административно-территориальным делением, то «духовенству, как православному, так и иноверческому»…полагалось по одному экземпляру «Манифеста».
Интересные факты участия епархиального и приходского духовенства в объявлении «воли» даёт протоиерей И.П. Кречетович. На основе материалов саратовской духовной Консистории автор показывает нараставшее напряжение в подготовке обнародования Манифеста и Положений об освобождении крепостных крестьян и дворовых людей.
25 февраля 1861 г. саратовский губернатор Алексей Дмитриевич Игнатьев написал преосвященному Евфимию, епископу Саратовскому и Царицынскому: «Приближающееся разрешение крестьянского вопроса и желание сохранить полное спокойствие в губернии во время привидения в действие Высочайше утверждённого положения о крестьянах, выходящих из крепостной зависимости, заставляет меня обратиться к Вашему Преосвященству с покорнейшей просьбою снабдить местное сельское духовенство Вашим архипастырским наставлением, чтобы приходские священники внушали крестьянам, что они, получая даруемые им милостью Государя Императора новые права, не могут выходить из повиновения помещикам, но должны отбывать повинности и вообще пользоваться своими правами в том только порядке, какой указан в Высочайшем Манифесте и новых Положениях. В особенности необходимо, чтобы священники раскрывали крестьянам всю зловредность тех нелепых толков, которые в подобных случаях обыкновенно рассеиваются в народе неблагонамеренными лицами и подвергают потом тех же крестьян ответственности.
Благоразумные советы и христианское вразумление приходского духовенства много могут способствовать мирному исходу предстоящего преобразования.
О священниках и вообще духовных лицах тех приходов, где будет сохранено полное спокойствие, я, с согласия Вашего Преосвященства, поставлю себе в обязанность свидетельствовать перед Правительством и просить, по мере их заслуг, о достойном их награждении; всякий же беспорядок в приходах будет падать и на ответственность священников и причта».
Протоиерей Кречетович с сожалением резюмировал: «Саратовский губернатор, значит, думал не о самой реформе, а только высказывал «желание сохранить полное спокойствие в губернии во всё время приведения в действие Высочайше утверждённого Положения о крестьянах. Обычное дело, наблюдаемое в наши дни: лишь призрак грядущих волнений встаёт перед властью, она обращает свои взоры к духовенству, с которым во всякое другое время мало церемонится. Духовенство должно явиться усмирителем всяких смут, и здесь только государственный смысл его существования, по мысли очень многих как представителей правительства, так и политических деятелей».
Но епископ Евфимий отложил тогда исполнение просьбы губернатора до получения по линии руководства РПЦ официальных распоряжений, которые и не замедлили последовать. 28 февраля 1861 г. в Саратовской епархии был получен, разосланный всем российским архиереям, циркуляр от 17 февраля того же года Обер-прокурора Св. Синода графа А.П. Толстого о грядущей реформе освобождения крепостных крестьян.
В циркуляре говорилось, что «на духовенстве лежит священная обязанность, по мере сил своих и возможности, оказывать полное и всецелое содействие к тому, чтобы благая мысль, при введении в исполнение, не была превратно понята и истолкована». Предупреждалось, что в случае возникновения «недоразумений при введении нового постановления об отношении крестьян к помещикам, каждый верноподданный, особенно достигший некоторой степени образованности», то есть епархиальное и приходское духовенство, «обязан был споспешествовать прекращению недоразумения, ослаблению неправильного внушения, уменьшению и преодолению затруднений. В исполнение сей обязанности, без сомнения, должны принять, по мере возможности, участие сельские приходские священники, по самому служению своему, состоящие в близких отношениях к крестьянам».
Сельские приходские священники как в своих церковных поучениях, так и в домашней обстановке, должны были поучать прихожан «соблюдать верность государю и повиновение начальствам, от него поставленным», чтобы крестьяне «неуклонно и добросовестно исполняли законные повинности и платили определённые подати или установленные оброки». Если же крестьяне «находили себя неправильно отягощёнными чем-либо», то нужно было убеждать их искать защиты и облегчения «каждый по своей нужде, законным путём, не распространяя беспокойства в обществе, и с терпением ожидать от начальства надлежащих распоряжений и действий правосудия» (пункты 1 и 2).
В то же время в циркуляре предупреждалось (пункт 3), что священники не должны показывать себя, как «особенно назначенные от правительства», но «должны исполнять свою обыкновенную обязанность учить прихожан сколько благочестию, столько же и добрым делам как в нравственном, так и в гражданском отношении».
В циркуляре подчёркивалось, что священники должны были «изъяснять крестьянам, что новое о них постановление есть плод отеческого о них попечения Государя Императора, которые желает возвысить их благосостояние и Его доверия к их благоразумию, что они труд, который отныне более прежнего будет зависеть от их собственной доброй воли, рассудительно и неленостно будут употреблять для своей и общей пользы». Поэтому крестьяне должны будут «войти в новое своё положение с благодарностью и с ревностным желанием оправдать попечение и надежду Государеву» (пункт 4).
В циркуляре также подчёркивалось, что некоторые крестьяне, имея «худо понятую мысль о свободе и нерассудительно преувеличенные надежды», могут посчитать «своё новое положение не столь удовлетворительным, как ожидали». Поэтому давалась чёткая установка относительно таких крестьян, которым «надлежит изъяснить, что свобода не в том состоит, чтобы поступать по неограниченному произволу, но в том, чтобы избирать и делать добрые и полезные дела в пределах, поставленных законом» (пункт 5).
В циркуляре оговаривалось, что такие «вразумительные объяснения, когда нужно», приходской священник должен был представить прихожанам «как свои размышления и советы, которые предлагать побуждает его доброжелательство к ним и попечение о их благе и спокойствии» (пункт 6).
Указывалось, что приходские священники со своей стороны должны были сделать причётчикам (церковнослужители низшего ранга) «двоякое вразумление»:
1) чтобы они не вмешивались в обсуждение правительственных постановлений о крестьянском освобождении «по недостаточному пониманию дела» или из опасения «другим сообщить свои погрешительные мнения, от чего могут произойти дурные последствия»;
2) чтобы они, услышав среди крестьян «толки, не благоприятные делу и общему спокойствию, – немедленно и верно доводили о том до сведения священника» (пункт 7).
По предписанию циркуляра основным правилом всех действий приходского священника по оглашению Манифеста и Положений об освобождении крепостных крестьян должны были быть «тихость и скромность» (пункт 8).
В ответ на этот синодальный циркуляр (№886) владыка Евфимий распорядился довести его содержание до сведения всех приходских священников и причта епархии и указал «строжайше подтвердить священно- и церковнослужителям, а через них и их домашним, чтобы как в действовании по помянутым указам, так и вообще в своих словах были крайне осторожны, дабы не дать повода к обвинению их самих в каких-либо превратных толках».
1 марта 1861 г. Саратовская Консистория послала указы Аткарскому, Вольскому, Камышинскому, Кузнецкому и Петровскому духовным правлениям, а также к благочинным, находившимся в ведении Консистории.
8 марта благочинный саратовских городских церквей – кафедральный протоиерей Гавриил Чернышевский «почтеннейшее рапортовал» Саратовской Духовной Консистории, что её указ от 1 марта 1861 г. «объявлен священникам города Саратова к должному с их стороны исполнению, с распискою». То же было сделано и благочинными епархии.
Губернатор А.Д. Игнатьев, получив новый циркуляр от министра Внутренних Дел, немедленно известил епископа Евфимия о велении Александра II «чтобы издаваемый Манифест и прочие законоположения о крестьянах, тотчас по получении в губернии, делались известными помещикам и крестьянам, и что присланные экземпляры должны быть разосланы по принадлежности без малейшей задержки, сколь можно быстрее и одновременнее, так как одним этим средством могут быть отклонены превратные толки и всякого рода недоразумения».
Губернатор сообщил владыке, что «с этой целью для объявления помещикам и крестьянам будет прислано 4 250 экземпляров и для чтения по церквам 1 500 экземпляров. Экземпляры Манифеста и прочих Положений будут разосланы в уезды с нарочными курьерами». Губернатор предупреждал епископа Евфимия, что «рассылка Манифеста по Духовному ведомству должна быть произведена в одно и то же время и с теми же нарочными, как и по гражданскому ведомству».
7 марта 1861 г. владыка Евфимий сдал бумагу губернатора в Консисторию «для немедленного распоряжения с употреблением в пособие для письма, если потребуется, и воспитанников семинарии». Консистория в свою очередь немедленно, при помощи семинаристов, приступила к заготовлению указов отдельно на имя каждого причта всех приходских церквей епархии и вскоре разослала свои указы.
8 марта епископ Евфимий получил от Обер-прокурора телеграмму, торопившую епархиальную власть с объявлением воли: «Разрешается, в случае требования гражданского начальства, не ожидать воскресения для обнародования Высочайшего Манифеста от 19 февраля». На телеграмме, переданной в Консисторию, епископ оставил резолюцию: «Принять к сведению и исполнению».
12 марта, в воскресенье, ночью в Саратов прибыл флигель-адъютант Л.А. Янковский, который был направлен из столицы «для содействия, как особо доверенное лицо государя-императора, губернскому начальству в распоряжениях его как по приведению в исполнение означенных законоположений, так и по сохранению при сем в губернии порядка и спокойствия». В ту же ночь Янковский собрал экстренное совещание губернских властей, на котором и было решено немедленно разослать чиновников по уездам для объявления крестьянам «Манифеста».
Одновременно губернатор просил владыку Евфимия обнародовать Манифест по церквам Саратова на следующий же день, не дожидаясь следующего воскресенья.
13 марта 1861 г., в понедельник, в саратовском кафедральном соборе в 12 часов дня устами владыки Евфимия крепостные рабы были объявлены свободными людьми.
В тот же день благочинный саратовских городских церквей Гавриил Чернышевский «почтеннейшее репортовал» за №251 Саратовской Духовной Консистории, что «Высочайший Его Императорского Величества Манифест в день 19 февраля 1861 года, состоявшийся о даровании крепостным людям прав состояния свободных сельских обывателей и об устройстве их быта, в Саратовских приходских церквах сего 13 марта обнародован прочтением – в Кафедральном Соборе Его Преосвященством, Господином Преосвященным Евфимием, епископом Саратовским и Царицынским и кавалером, а в приходских церквах – священнослужителями. и, после обнародования, тотчас совершено благодарственное Господу Богу молебствование с коленопреклонением о благоденствии Его Императорского Величества Государя Императора Александра Николаевича, даровавшего крепостным людям права состояния свободных сельских обывателей».
Таким образом, для Саратова и саратовцев понедельник 13 марта 1861 г. (по старому стилю, а по новому – 26 марта) стал днём объявления крепостным крестьянам долгожданной воли.
Объявление воли по уездам Саратовской губернии определялось согласованными действиями властей гражданских и властей духовных. При обнародовании Манифеста следовало в точности соблюдать общий, законодательно установленный в расчете на подобные случаи порядок. Вся полнота власти и ответственности ложилась на губернатора.
Согласно Наказу губернаторам императора Николая I от 3 июня 1837 г., «Губернаторы, как непосредственные начальники вверенных им Высочайшею Государя Императора волею губерний, суть первые в оных блюстители неприкосновенности верховных прав Самодержавия, польз государства и повсеместного, точнаго исполнения законов, уставов, Высочайших повелений, указов Правительствующего Сената и предписаний начальства». Согласно общим делам управления губернией, «губернаторы имеют особенное попечение о немедленном и повсеместном по установленному порядку обнародовании законов, Высочайших манифестов и повелений, указов Правительствующаго Сената и предписаний высшего начальства, подлежащих всеобщему в губернии исполнению и сведению».
Поэтому, по законодательству и во исполнение монаршей воли, министр Внутренних дел предписал начальнику губернии принять все нужные меры по немедленной рассылке, после получении их в губернском городе, всех новых законоположений об освобождении крестьян. Губернатору предписывалось привлечь все средства для быстрой доставки экземпляров Манифеста по всем уездам Саратовской губернии. Причём доставку следовало осуществить одновременно и в приходы и во все помещичьи имения. Для этого почтовая пересылка не годилась, а следовало во все уезды отправить нарочных курьеров или чиновников и употребить все средства для своевременной доставки экземпляров Манифеста по назначению. Рассылка Манифеста по духовному ведомству должна была производиться одновременно и теми же самыми нарочными, что и по гражданскому ведомству.
По законодательству вся ответственность за своевременное и неукоснительное обнародование Манифеста и Положений ложилось на Губернское Правление – как «высшее в Губернии место, управляющее оною в силу Законов именем Императорского Величества». В Губернском Правлении первыми из дел общего управления губернией были: «Обнародование в губернии законов и указов Высочайших и Сенатских; снабжение для сего городских и уездных полиций печатными экземплярами».
В губернском Правлении вице-губернатором Александровским и старшим секретарём Сартори вначале было определено: из полученных экземпляров Манифеста и Положений – 700 отослать в Консисторию для приходских церквей всех уездов. Командированным в уезды чиновникам было приказано немедленно явиться в Консисторию для получения нужного количества экземпляров Манифеста. Но затем из Консистории взяли только разнарядку количества экземпляров по церквам приходов по каждому уезду, а сами экземпляры чиновники получали в Губернском Правлении с учётом необходимого количества по линии Церкви.
Согласно распоряжению министра Внутренних Дел, губернатор назначил особых чиновников – по одному в каждый уезд – для доставки Манифеста и Положений об освобождении крепостных крестьян.
Развозили Манифест по уездам следующие чиновники Губернского Правления:
1. Аткарский – дворянский заседатель Гражданской Палаты Заборовский;
2. Балашовский – помощник управляющего Удельной конторы Кондырев;
3. Вольский – чиновник особых поручений губернатора Рахманинов;
4. Камышинский – коллежский асессор Юматов;
5. Кузнецкий – чиновник особых поручений Казённой Палаты Попов;
6. Петровский – чиновник особых поручений Казённой Палаты Татищев;
7. Саратовский – асессор Казённой Палаты Балмашов;
8. Сердобский – дворянский заседатель Уголовной Палаты Сорокин;
9. Хвалынский – чиновник особых поручений губернатора Артёмьев;
10. Царицинский и Посад Дубовка – кандидат прав Летошинский.
Чиновники, взяв положенное число экземпляров Манифеста и Положений, в том числе и по количеству церквей в уезде, отправились по уездам немедленно. На местах им сопутствовали местные гражданские власти и о. благочинные. Чтение Манифеста следовало произвести после Божественной литургии согласно законодательству. Скоро от некоторых причтов и о. благочинных в консисторию стали поступать «репорты о днях объявления воли и служения благодарственных молебнов». Так, 15 марта было совершено объявление воли во всех церквах города Вольска, а 16 марта – в Царицине.
15 марта 1861 г. в Саратове было открыто Губернское по крестьянским делам Присутствие. Это был орган правительственно-дворянского надзора и опеки 1861-1874 гг., с помощью которого губернатор осуществлял надзор за крестьянскими сословными органами (волостными старшинами сельскими старостами, волостными правлениями, волостными и сельскими сходами, волостными предводителей дворянства сходами и волостным судом).
В его первый состав вошли следующие лица:
Председатель – начальник губернии действительный статский советник Егор Иванович Барановский.
Члены: губернский предводитель дворянства, надворный советник в звании камер-юнкера, князь Владимир Алексеевич Щербатов; управляющий Палатой Государственных имуществ коллежский советник Егор Васильевич Вилькен; губернский прокурор, надворный советник Сергей Егорович Кузнецов.
Приглашённые с Высочайшего соизволения дворяне-помещики: коллежский асессор Лев Семёнович Киндяков; полковник Пётр Васильевич Немирович-Данченко.
Избранные дворянским собранием – помещики-дворяне: артиллерии штабс-капитан Афанасий Алексеевич Столыпин; ротмистр Владимир Никанорович Топорнин.
Кандидатами к этим избранным были: штабс-ротмистр Нил Семёнович Ознобишин; полковник Григорий Александрович Языков.
Историография советского периода, в том числе саратовская, в духе непримиримой классовой борьбы постоянно показывала лишь один негатив в проведении крестьянской реформы.
Так ли всё было однозначно? Тот же А.Н. Минх, которого цитируют саратовские историки как мирового посредника Аткарского уезда, писал не только об ухудшении положения крестьян одного уезда, но и давал более широкие обобщения, как правило, не упоминавшиеся: «Дело освобождения крестьян в России имело самый благополучный исход: крепостное право исчезло тихо, без волнений и насилий. Строгий суд истории должен решить – кому вся честь этого мирного исхода. Народ далеко не был в таких дурных отношениях (по крайней мере в Саратовской губернии) к своим господам, как кричали в Петербурге и за границей. Интересы и отношения обоих сословий слишком близки, чтобы можно было вдруг разорвать связь меду ними».
Не лишне будет вспомнить, что монументальным воплощением памяти эпохи Великих Реформ и пятидесятилетия отмены крепостного права в Саратове стал памятник императору Царю-Освободителю Александру II, открытию которого сейчас исполняется ровно 100 лет. Постановление о его создании на одной из лучших площадей нашего города было принято Саратовской Городской Думой на её чрезвычайном собрании 4 января 1896 г.
21 марта 1905 г. Саратовское Городское Общественное Управление через Саратовского губернатора П.А. Столыпина получило уведомление, что император Николай II 8 марта того же года «всемилостивейше изволил изъявить согласие на сооружение Саратовской Городской Думой на Соборной площади г. Саратова памятника Царю-Освободителю Александру II со следующими на нём надписями: с лицевой стороны – «Царю-Освободителю»; под фигурой государя – «Гласный суд», «Освобождение крестьян», «Освобождение славян», «Народное образование»; на оборотной стороне – « Сооружён в 19…году».
Из гласных Городской Думы была создана специальная Строительная комиссия пол председательством А.Е. Уварова, которая и занималась всеми вопросами возведения памятника. Комиссией с утверждения Думы из предложенных проектов был избран проект скульптора С.М. Волнухина, который и стал работать над моделью памятника.
Закладка памятника императору Александру II состоялась в Саратове 30 мая 1907 г. в присутствии представителей от губернской администрации, Городского Общественного Управления, автора проекта скульптора С.М. Волнухина и прочих лиц. Положенное перед закладкой богослужение совершил Преосвященный Гермоген епископ Саратовский и Царицынский в сослужении с городским духовенством.
Пьедестал памятника (сохранившийся до настоящего времени у Железнодорожного вокзала и увенчанный ныне фигурой «Железного Феликса») был определён в результате «публичного соревнования» представителей пяти различных гранитных фирм. Строительная комиссия принципиально остановилась на решении соорудить пьедестал памятника из красного финляндского гранита; а чёрный и серый гранит были отвергнуты из-за чрезмерно высокой цены. Уральский камень также не подошёл – «из-за его непрочности и отсутствия в нём красоты». Средняя часть пьедестала, состоявшая из центральной и угловых тумб и предназначенная для установки фигур, должна была полироваться, а остальная часть – быть «чистокованой».
На заседании Городской Думы 19 июля 1907 г. было принято решение поручить сооружение пьедестала памятника представителю финляндского Каменно-Промышленного общества в г. Гельсингфорсе (ныне Хельсинки) И.Х. Вильгольц. Пьедестал был оценен в 31 700 рублей. Договор с Финляндским Каменно-Промышленным Обществом был подписан 21 июня 1907 г.
Фундамент памятника глубиной в 3 аршина (там, где сейчас стоит памятник Н.Г. Чернышевскому у Липок) был сделан из мелкого булыжного камня на цементе. Цемент в количестве 400 бочек поставил представитель администрации Глухоозёрского Портланд-Цементного завода Д.Б. Зейферт, причём оплачивались только 300 бочек, а 100 бочек были пожертвованы администрацией завода на дело сооружения памятника.
В первую очередь были выполнены все гранитные работы, и в декабре 1908 г. части постамента были доставлены в Саратов, а с весны 1909 г. началось сооружение гранитного пьедестала под руководством инженера Финляндского Каменно-Промышленного Общества Г.К. Мазинга.
Одновременно шла работа и по изготовлению моделей скульптур. Первыми из фигур памятника С.М. Волнухиным были изготовлены «Фемида», олицетворявшая гласный суд, и «Сеятель», символизировавший освобождение крестьян.
Бронзолитейные работы (фигуры, орнамент, надписи) производила московская фирма Виллер-Гладенбек. Отливка фигур, из-за их значительного размера, производилась частями, что вызвало сомнения Строительной комиссии. Поэтому сделать экспертное заключение по качеству фигур был приглашён старший мастер бронзолитейного завода Моран в С.-Петербурге г. Альбрехт, а со стороны комиссии присутствовали гласные Думы С.Н. Брюхоненко и И.А. Колесников, а также скульптор С.М. Волнухин.
В ноябре 1910 г. все фигуры и другие бронзовые части памятника были доставлены в Саратов, и была начата установка их на пьедестал, благополучно законченная ко дню открытия памятника 19 февраля 1911 года.
Примечательно, что к памятнику была сделана металлическая цепная ограда, выполненная мастерами Саратовского Городского Александровского Ремесленного училища, и площадка из метлахских плиток, сделанная технической конторой «В.И.Ляшковского – преемники».
Торжественное открытие памятника состоялось 19 февраля (ст. стиль) 1911 г. в день 50-летия со дня подписания Императором Александром II Манифеста и других законоположений об освобождении крестьян и дворовых людей от крепостного рабства. Открытие памятника проходило по особому церемониалу с участием губернской администрации и городского самоуправления, представителей военного и духовного ведомств и учебных заведений. На торжество открытия памятника от имени Саратовского Городского общественного управления было разослано более 1 000 приглашений, более 40 учреждений, банков, общественных организаций и частные лица направили свои делегации с венками к памятнику.
В тот день Саратов и особенно Соборная площадь с раннего утра были украшены тысячами флагов, стягами, зеленью, многие здания были красиво декорированы.
В канун праздника, 18 февраля, в Кафедральном Александро-Невском Соборе г. Саратова началось Всенощное Богослужение, совершённое преосвященным Гермогеном, епископом Саратовским и Царицынским с провозглашением Вечной Памяти в Бозе почившему Царю-Освободителю Императору Александру II и его сподвижникам по проведению Великих Реформ.
В самый день торжества открытия памятника – 19 февраля – преосвященный Гермоген в сослужении с городским духовенством снова совершил торжественное богослужение в Кафедральном Соборе, после которого состоялся крестный ход к памятнику. К этому времени на Соборной площади уже собрались представители от административных, судебных, общественных, земских, крестьянских, благотворительных, сословных и других учреждений Саратовской губернии и города Саратова, «учащие и учащиеся» учебных заведений, войска Саратовского гарнизона с начальствующими лицами.
Перед открытием памятника снова было совершено богослужение, и в момент провозглашения Вечной Памяти Царю-Освободителю саратовский городской голова В.А. Коробков сдёрнул закрывавшую памятник завесу, и глазам присутствующих предстала фигура Александра II, окружённая символическими изображениями славных деяний его царствования.
Этими фигурами были: крестьянин, осеняющий себя крестным знамением и олицетворяющий освобождение крестьян от крепостной зависимости; учительница с девочкой, склонившейся над книжкой (единственная из сохранившихся фигур), изображавшая развитие народного образования; Фемида с повязкой на глазах, с весами в одной руке и с книгой законов в другой, олицетворявшая гласный суд; коленопреклоненная болгарка, показывавшая рядом стоявшей с ней девочке на Освободителя славян от турецкого ига.
Тотчас после момента открытия памятника преосвященный Гермоген окропил его святой водой, а военный оркестр исполнил гимн «Боже, Царя храни!». Затем началось возложение венков прибывшими делегациями и провозглашение многолетия Царствующему Дому. Торжество закончилось прохождением перед памятником церемониальным маршем всех присутствовавших воинских частей с музыкой и преклонением знамён. Весь день и весь вечер на Соборной площади и центральных улицах Саратова было громадное стечение празднично одетого народа, а вечером состоялось торжественное заседание Саратовской Городской Думы, на котором её гласные постановили «повергнуть к стопам Е.И.В. Императора Николая II всеподданнейший адрес с выражением верноподданных чувств по случаю торжества открытия памятника Императору Александру II в ознаменование 50 годовщины уничтожения крепостного права в России».
Памятник императору Александру II в Саратове создавался с 1897 по 1911 гг. на средства Саратовского Городского самоуправления и народные пожертвования, список жертвователей составляет 397 наименований. Общий приход на памятник составил 108 716 руб.01 коп., а общий расход – 108 478 руб. 27 коп. Остаток составил 237 руб. 74 коп.
Но памятник не долго украшал Саратов. С октябрьским переворотом 1917 года наступили новые времена, и своим декретом №416 от 14/1 апреля 1918 г. Совет Народных Комиссаров «в ознаменование великого переворота, преобразившего Россию, постановил:
1) Памятники, воздвигнутые в честь царей и их слуг и не представляющие интереса ни с исторической, ни с художественной стороны, подлежат снятию с площадей и улиц и частью перенесению в склады, частью использованию утилитарного характера.
3) Особой комиссии из Народных Комиссаров Просвещения и Имуществ Республики и Заведывающего Отделом изобразительных искусств при Народном Комиссариате Просвещения поручается мобилизовать художественные силы и организовать широкий конкурс по выработке проектов памятников, долженствующих ознаменовать великие дни Российской Социалистической Революции.
4) Совет Народных Комиссаров выражает желание, чтобы в день 1 мая были уже сняты некоторые наиболее уродливые истуканы и поставлены первые модели новых памятников на суд масс.
6) Областные и губернские Советы приступают к этому делу не иначе, как по соглашению с вышеуказанной Комиссией.
7) По мере внесения смет и выяснения их практической надобности ассигновываются необходимые суммы.
Подписали: Председатель Совета народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин). Народные комиссары А. Луначарский, Сталин».
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
