(начало: «ОМ», 2012, №5-12; «ОМ», 2013, №1-8, 10-12; «ОМ», 2014, №1-6)
Ибо Иисус сказал ему: выйди, дух нечистый, из сего человека. И спросил его: как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, потому что нас много.
Мк. 5, 8-9.
Пещерник Агапит или Святитель Лука: кто матери-митрополии более ценен?
Пожалуй, трудно назвать виды человеческой деятельности, которые в последнее время так или иначе не попали бы под влияние православных церковников. Это и сугубо приватные сферы — например, исцеление, и абсолютно публичные — учреждение, изготовление и вручение собственных наград. При этом сразу же хотелось бы внести ясность относительно используемых понятий. Под термином «исцеление» я имею в виду не только и не столько медицинские навыки и приемы, основанные на накопленных человечеством знаниях. Что касается «православных исцелений», хотелось бы поговорить об отношении к здоровью прихожан, которое практикуется в Саратовской епархии в настоящее время. И не только, ведь у идеологии православного оздоровления, чьим ярым апологетом нередко выступает игумен Нектарий (Морозов), были и свои предшественники. Будь Владыка Лонгин активней и нахрапистей, возможно, наша митрополия обзавелась бы своими собственными, «исторически выверенными» прозорливицами-целительницами. Причем при определенной «раскрутке» эксплуатация памяти об этих кандидатках в местночтимые святые, как мне представляется, способствовала бы пополнению епархиальной казны. Ну а если повезет и «слух о нас пойдет по всей Руси великой», в перспективе «целительницы» Вавилова Дола могли бы конкурировать с блаженной Матроной Московской.
Начать разговор о проблемах православного целительства предлагаю с анализа одного относительно свежего опуса игумена Нектария (Морозова). Во-первых, потому, что этот священнослужитель — де-факто главный идеолог нашей митрополии, и почти все написанное и опубликованное им в СМИ близко к официальной позиции местного церковного руководства. Во-вторых, в данном случае, о котором пойдет речь, игумен Нектарий выступает не иначе как мирской блогер (имеет свой блог на сайте «Взгляд-инфо»). Очевидно, что не все читатели «Взгляда» осведомлены о должностном положении и служебных обязанностях игумена Нектария в Саратовской митрополии, поэтому могут воспринимать написанное им не как позицию церкви, а просто как занимательный рассказ мудрого и уважаемого священника. Но в любом случае этот блог — дополнительная информационная площадка, где батюшка Нектарий может нести в мир все, что его душе заблагорассудится. Естественно, якобы без оглядки на церковное начальство и без формального благословения Владыки.
Не скрою, читать блог батюшки Морозова порою весьма поучительно даже для меня — человека неверующего: предоставляется дополнительная возможность лично убедиться, до каких нравственных низов могут довести человека бесповоротно избранный им курс на абсолютизацию веры в Бога и попытки заставить других людей следовать этому курсу.
Впрочем, как говаривал Глеб Жеглов в культовом фильме «Место встречи изменить нельзя»: «С моральным обликом служителей культа пусть ихний синод разбирается». Наши же цели более прагматичны: понять, что говорят и пишут православные церковники о жизни и здоровье человека; какие методы имеются в их арсеналах, чтобы спасать первое и эффективно врачевать второе; и как это согласуется с нормами Священного Писания. Начать анализ предлагаю с записок игумена Нектария.
Итак, 28 мая 2014 года на сайте «Взгляд-инфо» появилась его заметка «Несколько простых историй». Несмотря на нейтральность заголовка и кажущуюся простоту изложения, материал поднимает важнейшую философскую проблему — проблему выбора человека, оказавшегося в непростой жизненной ситуации:
«Каждому из нас приходится время от времени сталкиваться с ситуациями, когда, с одной стороны, мы прекрасно понимаем, как должно поступить, чтобы исполнить волю Божию, а с другой — все в нас этому пониманию противится: слишком уж оказывается невыгодно, нерационально или даже вовсе — опасно. И риск проявить малодушие, дать слабину и пойти явным образом наперекор тому, к чему влечет нас Господь, бывает крайне велик. Порой мы не выдерживаем, сдаемся и выбираем путь, нашей совести противный, но, с точки зрения земной, утилитарной, совершенно оправданный. А потом… Потом мы мучаемся, не находим себе места, чувствуем, что именно с этого момента все в нашей жизни пошло не так, словно повредился, деформировался фундамент всего нашего бытия. И тогда долгие месяцы, если не годы, уходят на то, чтобы вернуться к самим себе, а точнее — примириться со своей совестью, а самое главное — с Богом. Очень разрушительны по последствиям бывают такие ошибки. И как бы хотелось их избегать! Мне кажется, что огромную помощь в периоды подобных нравственных испытаний оказывают добрые примеры — примеры того, как различным людям, самым простым, ничуть не святым, а немощным и даже грешным, удавалось перебороть себя и «пойти по воде», доверившись всецело Богу. Несколько таких случаев крепко врезалось в мою память, и мне очень хотелось бы поделиться ими с теми, для кого они, возможно, будут так же полезны, как для меня».
Далее игумен Нектарий приводит известные ему случаи. При этом смысл всех представленных историй, несмотря на разнородность фабул, примерно один и тот же. Каждый раз герой добровольно отказывается от принятия судьбоносного решения, полагаясь на Божий промысел. Либо принимает решение вопреки здравому смыслу и житейскому опыту, но в русле православных догматов и христианского учения.
Игумен подводит читателя к одной мысли: никакой свободы воли для простого смертного не существует. Иначе его ждут нравственные муки и материальные несчастья. Зато иные — то есть те, кто избегают неоднозначных (с точки зрения православия) решений и целиком уповают на волю Божью, неминуемо получат счастливое избавление от всех напастей и исполнение сокровенных желаний.
Из всех случаев, описанных Нектарием, лишь один относится к теме целительства. Точнее, к вопросу вмешательства церковников в процесс принятия решения относительно чужой жизни:
«Прихожане нашего храма — молодая супружеская пара, которая так хотела детей… И вот — первая беременность, поход в женскую консультацию, УЗИ, обследования и настоятельная рекомендация врача:
— Вам надо делать аборт. Иначе вы родите неполноценного ребенка и будете мучиться всю жизнь. Не просто неполноценного — урода! Зачем вам такой крест?! И снова: такая тяжесть на душе, такой страх, что даже церковные, казалось бы, люди идут не к священнику, а к той же монахине.
И, поговорив с ней, пролив немало слез, будущая мама принимает решение рожать, не брать на себя грех прерывания жизни пусть больного, уродливого, но ее ребенка. А как все будет… Господь знает, как будет. И муж соглашается с ней. Приходит время рожать, и она рожает. Ребенок появляется на свет именно таким, как предсказывали врачи. Но… он мертвый. Горько. Страшно, однако она не пошла на аборт и не сделала того, о чем жалела бы всю жизнь. А Господь, и правда. позаботился об этой семье Сам. И уже через год в ней родился совершенно здоровый на радость папе и маме маленький человечек».
Давайте проанализируем этот случай с сугубо материалистических позиций. Квалифицированные медики обнаруживают у молодой женщины серьезную патологию беременности. Всестороннее обследование позволяет сделать прогноз, что плод имеет серьезные отклонения от нормы и вряд ли жизнеспособен. Возникает единственно верная и медицински обоснованная рекомендация — делать аборт. Причем необходимость аборта, как мне представляется, вытекала даже не из заботы о будущем молодой семьи, перед которой открывалась перспектива всю оставшуюся жизнь мучиться с ребенком-инвалидом. Врачи, вероятно, боялись за жизнь матери. И ей, можно сказать, очень повезло, что смерть первенца произошла в момент рождения. Но стоило ли так рисковать и отказываться от медицинской помощи?
И самое главное: ради чего? Игумен Нектарий дает однозначный ответ: ради соблюдения некоего церковного догмата о греховности абортов. Причем, как мы уже знаем из представленного рассказа,— совета одного приходского священника проигнорировать рекомендации профессиональных медиков для принятия описанного выше решения оказалось явно недостаточно. Пришлось обращаться к какой-то более авторитетной монахине.
Вот интересно: если бы женщина родила какого-нибудь циклопика, стал бы игумен Нектарий пропагандировать в СМИ эту историю? Понимаю, что вопрос риторический. Нам важнее понять, является ли приведенный выше случай сознательного отказа современных верующих от советов и помощи врачей абсолютной нормой православной жизни? Или же ни с чем подобным ранее церковь не сталкивалась, и это типичный пример проявления «усердия не по уму» (так священники политкорректно называют банальную дурость)?
Вынужден признать, что в современном православии существует определенная двойственность (дуализм) в том, что первично при врачевании: молитва и упование на Бога или современные медицинские методы? По крайней мере, к такому выводу можно прийти на основе житий официально канонизированных святых медиков. Таковых к настоящему времени двое.
С древних времен святым покровителем православного врачевания считается Агапит Печерский. Жил и врачевал святой Агапит в Киеве в конце XI — начале XII веков. Поэтому согласно классификации Георгия Федотова, он относится к святым Киево-Печерского патерика. В книге Георгия Федотова «Святые Древней Руси» я с некоторым изумлением обнаружил, что методы, которые использовал Агапит, а также советы, которые он давал больным десять веков назад, мало чем отличаются от рекомендаций в нравоучительных опусах игумена Нектария. Вот что писал Федотов:
«Агапит — безмездный врач («лечец») посвящает себя уходу за больными. Лечит он их молитвой и, для виду, «зелием» — теми овощами, которые составляют его пищу. Но его житие, посвященное любви, превращается в патерике исключительно в историю борьбы Агапита с врачом-армянином и его светской медициной. В борьбе этой святой побеждает, а армянин кончает пострижением в Печерском монастыре. Однако победа достигается силой чудес, а не кротостью. Святой довольно суров к своему противнику. Он обращается к нему «с яростью» и, узнав о его неправославной вере, укоряет: «Пошто смел еси внити и осквернити келию мою и держати за грешную мою руку? Изыде от мене, иноверне и нечестивее». (Федотов Г.П. Святые Древней Руси, 1990. с.71).
Как видим, как и тысячу лет назад, для православных идеологов и пропагандистов главные критерии врачевания — не эффективность и научная обоснованность методов лечения, а личная приверженность врачевателя (а возможно, и больного) к православной доктрине. Только эта приверженность якобы способна породить чудеса, за которыми должно прийти исцеление — телесное и духовное. Если же врачеватель — иноверец, то есть не обрел еще своего места в православном стаде,— ату его. Берите пример с Агапита Печерского и следуйте рекомендациям игумена Нектария! Вспомните, что святой Агапит обращается со своим оппонентом — врачом-армянином — как с прокаженным, искренне возмущаясь, что тот позволил себе «держати за мою грешную руку».
Правда, в 90-е годы ХХ века в сонме православных святых появился и иной пример церковного врачевателя. Видимо, возносить на щит и публично прославлять добродетели Агапита Печерского православным пиарщикам бывает не всегда удобно. Ведь от этих примеров на версту разит банальным мракобесием. Так или иначе, но к лику святых был причислен другой известный врач — архиепископ Симферопольский и Крымский Лука (Войно-Ясенецкий). Произошло это относительно недавно — 25 мая 1996 года. В отличие от «лечца» Агапита жизнь Валентина Войно-Ясенецкого как в миру, так и по принятии монашества вызывает искреннее уважение у приверженцев любой веры и даже у неверующих. Выпускник медицинского факультета Киевского университета, заведующий хирургическим отделением военного эвакогоспиталя в Чите в годы Русско-японской войны; земский врач в селе Романовка Балашовского уезда Саратовской губернии перед революцией; практикующий хирург и один из первых профессоров Туркестанского университета в Ташкенте в годы гражданской войны; ссыльный и политический узник сталинского ГУЛАГа, удостоенный в 1947 году Сталинской премии 1-й степени за труд, написанный им в застенках. И, наконец, странное совмещение профессий, которое в сталинском СССР можно считать чудом: епархиальный архиерей и одновременно главный врач эвакогоспиталей Красноярска и Козлова (Мичуринска) в годы Великой Отечественной войны…
Каждый из этапов жизненного пути Святителя Луки — это непрерывная цепь подвигов во имя любви к человеку и незримых сражений за жизни и здоровье людей.
Нельзя сказать, что в нашей Саратовской митрополии совсем уж никак не помнят об этом подвижнике, но знаки уважения этому благородному священнослужителю и блестящему врачу имеют место как бы исподволь, можно даже сказать, под давлением извне. Вот что можно прочесть в изданном Саратовской епархией в 2010 году рекламном альбоме:
«В Саратовском государственном медицинском университете трудами его ректора П.В. Глыбочко построен храм во имя Святителя Луки исповедника Крымского. При СГМУ начал действовать православный молодежный центр во имя Святителя Луки, где регулярно проходят встречи со студентами-медиками, дискуссионные лектории, концерты духовной музыки». (Саратовская епархия. История и современность. Саратов, 2010. с.42).
Обратим внимание, что епархиальные пропагандисты как бы дистанцируются от события и приписывают инициативу строительства храма не себе, а вполне мирскому человеку — П.В. Глыбочко. Нелишне будет упомянуть, что когда Петр Витальевич организовал и успешно завершил строительство культового объекта на вверенной ему федеральной земле, он был не просто ректором СГМУ, но и секретарем политсовета Саратовского регионального отделения партии «Единая Россия». Весьма странно смотрится и помещенное тут же фото с церемонии освящения храма во имя Святителя Луки. В центре сам Петр Глыбочко, рядом с ним бывший министр культуры Саратовской области Владимир Синюков, а за спиной — тогдашний председатель облпотребсоюза и депутат областной думы Юрий Заигралов и иные официальные лица. Нет на этом снимке только высокого епархиального начальства, которому бы вроде как приличествовало присутствовать на освящении первого в нашей области полноценного вузовского храма. Да и «православный молодежный центр во имя Святителя Луки», о котором упоминается в рекламном альбоме, существует при СГМУ, а не при храме, то есть речь опять-таки идет не о целенаправленной епархиальной работе, а о подвижничестве энтузиастов-мирян.
И попробуйте оспорить эти мои выводы! Ведь если я не прав, а в основе пастырской деятельности клириков нашей епархии не пропаганда темноты и мракобесия, а демонстрация лучших примеров милосердия и величия человеческого духа, тогда нравственные приоритеты руководителей митрополии выглядели бы совершенно иначе.
И тогда, пожалуй, патерик местночтимых святых возглавлял бы Святитель Лука Крымский (Войно-Ясенецкий), но никак не черносотенец, педераст и кастрат Гермоген Тобольский (Долганев).
Дуализм игумена Нектария и уголовные деяния целительниц Вавилова Дола
То, что главный клерикальный пропагандист Саратовской области игумен Нектарий в своей миссионерской практике по вопросам целительства следует пещерным традициям,— это, конечно, верно. «Пещерным» — то есть в русле рекомендаций Агапита-пещерника, который пользовал пациентов силою молитвы и вегетарианской диеты, уповая при этом на волю Господа. Однако времена нынче другие, а потому батюшке Нектарию иногда приходится отступать от своих принципов и выражать сожаление (а иногда и негодование) в связи со смертью людей, ставших жертвами «православного исцеления». И в этом проявляется не только алогичность позиции лично игумена, но и дуализм современного православия.
В качестве примера один эпизод из вышедшей в прошлом году в издательстве Саратовской митрополии книги «О Церкви без предубеждения». Это сборник бесед игумена Нектария с журналистом Еленой Балаян. Нас интересует глава «Запоили святой водой…». Как видим, уже сам заголовок — не в пользу методов «православного целительства».
Вот текст диалога:
«— Сегодня пресса, телевидение и в целом СМИ часто выступают судьями по отношению к церкви, причем судьями далеко не всегда объективными и беспристрастными. Можно задаваться вопросом, почему так происходит, справедливо ли это. Но когда в программе «НТВшники» показывают, как два немолодых уже человека начинают «лечить» свою дочь от одержимости и запаивают ее насмерть сначала святой, а потом просто колодезной водой, вопрос «Почему?» хочется адресовать уже представителям церкви, потому что эти безумные люди на экране, которые называют себя верующими, формируют в сознании зрителей образ церкви как не вполне здоровой и не очень адекватной организации, от которой полноценным гражданам лучше держаться подальше. Что же это за дикая практика и как вообще можно было умудриться запоить насмерть своего ребенка?
— Как можно было умудриться? Да очень просто. Девушка, видимо, была действительно не совсем здорова. Была шокирована тем, что делают ее родители. В этой ситуации вода просто попала в дыхательные пути, а она естественным образом задохнулась. Это не так трудно, на самом деле, если беспрерывно лить воду в рот человеку. Даже такая пытка была во времена Средневековья; так пытали зачастую «колдунов», «ведьм» и еретиков времен инквизиции в Европе.
Но можно ли назвать этих «верующих» людей церковными? Да нет, просто опасные сумасшедшие, которых надо изолировать от общества, чтобы они больше никого не запоили насмерть. Что, церковь этому учит? Да я не знаю вообще такой практики, как отпаивание бесноватых водой. Ни один священник такую практику не может назвать церковной. Но тем не менее эти люди считали себя верующими. При этом им легче было запоить дочь насмерть, чем принять ее такой, какая она есть, и принять как факт, что она слышит так называемые «голоса», и она либо душевно больна, либо одержима. Они пошли путем упрощения: это болезнь общества, которая в данном случае проявилась в церкви. Но это не болезнь церкви как таковой, это больные люди, которые пришли в церковь». (Игумен Нектарий (Морозов), Елена Балаян. О Церкви без предубеждения. Беседы со светским журналистом. Саратов, 2013. с.267-268).
Читаешь такое и испытываешь искреннюю жалость к автору подобных сентенций. Не как к человеку — как к бывшему коллеге. Ведь был же в начале 90-х годов в Москве, как говорят, подающий надежды молодой журналист Родион Морозов. Но работал недолго и в результате превратился в церковного пропагандиста-пиарщика игумена Нектария. Вот доказательства этому утверждению.
Во-первых, заявление, что рассказанный случай есть, выражаясь современно, исключительно «эксцесс исполнителей». Причем исполнителей, не вполне здоровых психически, о чем игумен Нектарий напрямую говорит своим читателям. Но если в православии нет такой практики — поить верующих так называемой «святой водой», то почему тогда каждый год в январе прихожане и сочувствующие выстраиваются в очереди с бидонами у храмов? Ведь «святую воду» люди уносят домой, чтобы пить. Использование этой сакральной жидкости в других бытовых целях у верующих считается едва ли не кощунством. И это понятно: ведь в церкви объясняют, что «святая вода» — это источник особой благодати. Иногда даже доводилось слышать интерпретации, что «святая вода» — некий материальный носитель Святого духа. Следуя такой логике, чем же лечить человека от вселившегося в него беса, как не этим чудодейственным раствором! Вот и лечат… Так кто виноват в смерти девочки: переусердствовавшие в дозе родители или церковь, снабдившая их «чудодейственным лекарством» и объяснившая его магическую силу в борьбе с бесами?
Во-вторых, мне кажется весьма сомнительным утверждение игумена Нектария, что ему ничего неизвестно о такой православной практике, как «отпаивание бесноватых святой водой», и о том, что «ни один священник не может назвать такую практику церковной». Это опровергается как историческими фактами, так и самими делами высших иерархов Саратовской и ряда соседних митрополий (епархий). Причем исторические факты подтверждены вступившим в силу приговором суда по громкому и резонансному для своего времени уголовному делу. Я имею в виду уголовное дело о некой «обители Вавилова Дола», которая в 20-е годы прошлого века существовала и активно действовала на территории нынешнего Ивантеевского района Саратовской области. В ряде предыдущих статей я уже касался темы «подвижников» Вавилова Дола и суда над ними в Самаре в 1929 году. Речь шла об эсхатологической секте, которая под видом православных обрядов не просто обманывала людей, но и совершила ряд гнусных уголовных преступлений. Однако я умышленно умолчал о двух дамах, занимавших важное положение в иерархии этой псевдообители. Сделал это абсолютно сознательно, намереваясь вернуться к их деяниям, когда придет пора поговорить о методах православного целительства. И это время настало.
Одна из главных причин популярности «обители» Вавилова Дола среди крестьян саратовского (прежде самарского) Заволжья — здесь практиковали две «православные целительницы». Вот что рассказывается о них в апологетической книге Елены Фатьяновой и Анны Казамановой «Тайна Вавилова Дола»:
«В 1919 году в обитель пришла старица Евгения (Афанасьева) — мать-игумения. С разрешения церковного совета она построила себе келью рядом с церковью. Было ей в то время 70 лет. При ней жили две келейницы. В дни большого скопления народа игуменье помогал ивантеевец Иван Фомич Сладкий. Мать Евгения выпекала с келейницами просфоры для Вавилова Дола.
Старица обладала даром исцелять людей от болезней; большей частью лечила от пьянства и курения. Изгоняла бесов из бесноватых. А лечила раздачей святой воды, пирогов, заготовленных сучковатых палок и трав, обладавших целебной силой.
Мать Евгения особо славилась своей прозорливостью. Люди издалека шли к ней за советом; у келейки старицы всегда выстраивались большие очереди. Иногда матушка выходила на крылечко и благословляла народ.
Мать-игумения исцеляла, пророчествовала, укрепляла людей в вере и всегда говорила о Вавиловом Доле как о месте особо благодатном и святом. В обители вавиловской часто бывала и другая старица-исцелительница — мать Дорофея, у которой был дар изгонять бесов.
Обе старицы жили раньше в Ивантеевском районе. Мать Евгения до прихода в Вавилов Дол проживала в келейке в селе Бардиновка, что в пятнадцати верстах от Ивантеевки, а мать Дорофея — в поселке Гадамаринском.
Вот что пишет о них атеист Степанов — и у него невольно проскальзывает уважение к старицам: «Преклонный возраст, строгость суждений, властность в голосе, решимость действий и суровая обстановка жизни — все это создавало почет, уважение и влияние. Комнатушка в 1,5-2 метра (меньше голодной нормы), в переднем углу много икон; перед ними церковный аналой с церковными книгами в кожаных переплетах. Стол, в ящике — ладан, свечи, чернильный порошок. Отдельно на окне — панорама: ящик с божественными картинами.
Келья игуменьи (старицы) Евгении мало чем отличалась от только что описанной комнатки матери Дорофеи.
Года четыре-пять тому назад с разрешения священника Журавлева перекочевали они в Вавилов Дол…». (Цит. издание. с.10-11).
Как видим, если бы не указание на принадлежность гражданки Афанасьевой к православному клиру, все описанные деяния этой дамы вполне бы укладывались в арсенал современных ворожей, экстрасенсов и прочих лиц с «паранормальными способностями», против деятельности которых неоднократно (в том числе и в печати) выступал Владыка Лонгин. Впрочем, в печатных трудах различных пропагандистов и пиарщиков Саратовской епархии нет однозначного мнения относительно церковного статуса «целительниц» и «прозорливиц» Вавилова Дола.
Читателю уже известно, что в книге Е. Фатьяновой и А. Казамановой якобы православная целительница Евгения Афанасьева называется матерью-игуменьей. То есть стараниями этих двух, усердных не по уму, прихожанок из города Балаково прозорливица Афанасьева, по сути, была возведена в высший церковный сан, на который только может рассчитывать женщина в нашей церкви. Более осторожный и приученный «фильтровать базар» протоиерей Михаил Воробьев, упоминая про Евгению Афанасьеву в своей брошюре «Вавилов Дол. Сокрытая святыня», пишет, что она была монахиней. Правда, тут же, в скобках, делается оговорка — «монашеское имя неизвестно». А вот в книге «Саратовские подвижники» авторства Максима Плякина, Александра Яковлева и Валерия Теплова Евгения Афанасьева вообще названа мирянкой. То есть в издании, выставленном на почетное место в экспозиции музея Саратовской митрополии, ей вообще отказано в принадлежности к православному клиру.
Чтобы разрешить эти противоречия и оценить по достоинству методы целительниц Вавилова Дола, нам необходима оценка независимого исторического источника. Однажды мы уже использовали репортажи с процесса по «делу секты Вавилова Дола», которые публиковались в самарской газете «Средневолжская коммуна». Из них следует, что в качестве обвиняемой была привлечена только «старица» Евгения Афанасьева. Ее коллега к началу процесса то ли исчезла, то ли умерла, но только ее не было в числе подсудимых. Впрочем, возникли у суда проблемы и с Афанасьевой. В ходе предварительного следствия она оставалась на свободе до суда, но в суд решительно отказывалась явиться добровольно. Поэтому ее привезли в Самару под конвоем лишь на седьмой день судебного процесса, незадолго до судебных прений. Вот что об этом писала газета:
«24 июля (1929 г.— Авт.) доставлена под конвоем находившаяся на свободе и уклонившаяся от суда «прозорливица» Вавилова Дола Евгения Афанасьева.
В отличие от других обвиняемых восьмидесятилетняя Евгения отвечает суду вызывающе, временами повышая свой голос до крика.
Сморщенная, с выдающимися челюстями, обезображенным ртом — старица Евгения производит отвратительное впечатление.
Жила Евгения и в деревнях, и в Самаре. В 19-м году обосновалась старица в Вавиловом Долу. В голодные годы ей тут нечего было делать — скиталась старица по округе. А в двадцать четвертом, когда Авилин овраг снова начал процветать, возвратилась и Евгения в свою избушку с разрешения церковного совета.
«Святая» держала у себя прислугу, а которые работали на нее, пекли за нее просфоры. Сама же она «лечила» богомольцев.
— А палкой вы их лечили?
— Нету. Зря все это. Раз только пришла монашка. Разгневалась я на нее, ударила по-крестьянски, попросту.
На допросе Евгения запирается — никого не знает, в церковь ходить не может, стара, лечит только пьяниц, которым дает палки, воду.
— Кто же заготовлял для вас палки?
— Сама трудилась, таскала из лесу. На целую зиму запасалась.
Впоследствии, отвечая на вопросы прокурора, Евгения совсем завралась и вынуждена была кое-что рассказать суду.
Жила Евгения совсем не скромно. Ее хозяйство было составной частью всего хозяйства авилкинской обители.
И священников она видела, исповедовалась у них, причащалась и в церковь ходила.
— Кто же лично служил — Пряхин или Журавлев?
— Известно, Пряхин. Он миссионер, у него служба вернее.
Про себя Евгения говорит так:
— Меня не убьешь, сердца у меня нет. Страха нет.
Оказывается, и священники бывали у «прозорливой» Евгении, а на суде они показывали, что даже не видели ее. Пряхин был в избушке Евгении со своей женой, угощался чаем и пирогами.
— А Малов, Кондратий Молодых к вам заходили?
— Нету. Нет. Они — мужеский пол.
Суд зачитывает целый ряд показаний явившихся и неявившихся свидетелей о деятельности игуменьи Афанасьевой…». («Святая» контрреволюция перед судом. Седьмой день процесса Вавилова Дола. Допрос «прозорливицы» Евгении». «Средневолжская коммуна», №169, 1929 г.).
Показания других участников процесса — подсудимых и свидетелей, их рассказы о методах «прозорливиц» и «целительниц» Вавилова Дола присутствуют почти в каждом судебном репортаже в «Средневолжской коммуне». Мне остается лишь собрать их и представить ниже:
«Система лечения и влияния стариц на массы заслуживает особого внимания.
В Духов день прошлого (1928) года к старице Дорофее явилась для исцеления 35-летняя женщина. Дорофея лила ей в рот воду, затем елей. После этого женщину раздели, нагой велели лечь на землю. Дорофея била ее по животу, пока та не потеряла сознание. Потом Дорофея спокойно ушла, не удосужившись вернуть богомолице сознание.
Евгения, прозорливица, давала приходящим палочки и приговаривала:
— Клади под подушку. Смотри чаще. Как сучки с нее сойдут, так, значит, и совесть твоя очистится.
Или — заставляла ложиться. Ее прислужницы садились лежащей на руки и ноги. И шло избиение богомолицы палкой по животу и крестом по подбородку.
Дорофеев Иван (подсудимый, один из руководителей секты Вавилова Дола.— Авт.) рассказывает такой случай с Марией Кукушкиной.
— Ее Дорофея же лечила и точно таким же способом. Потом с Марией припадок случился такой, что связать ее пришлось. Лили в рот опять же всякие гадости. Сейчас Кукушкина находится в психиатрической лечебнице г. Самары». («Святая» контрреволюция перед судом. Четвертый день процесса Вавилова Дола». «Средневолжская коммуна», №166, 1929 г.).
Иногда методы «лечения», практикуемые «прозорливицей» Евгенией, приводили к результатам, противоположным ожидаемым. Вот описание показаний одного из свидетелей:
«Из Б. Глушицы молодка одна ездила в Вавилов Дол,— рассказывает Беликов.— И я в то время там был. Пошла она окунуться в колодезь. Смотрю — после этого выскочила оттуда голая, как есть, и давай бить по первому встречному. Когда я обратился за помощью к старице Евгении — она меня выругала последними словами.
Кольев с сучками и без сучков у Евгении всегда запас был большой,— продолжает свидетель». («Святая» контрреволюция перед судом. Пятый день процесса Вавилова Дола. Раскрываются новые преступления шайки «старцев и стариц». «Средневолжская коммуна», №167, 1929 г.).
Предваряя начало судебного процесса, «Средневолжская коммуна» поместила статью, где содержалось краткое изложение обвинительного заключения. Применительно к преступлениям, вменяемым в вину «старице» Евгении, сообщалось следующее:
«Помимо священной земли и воды, большой спрос предъявлялся на врачевание прозорливицей Евгенией. Она пьяницам давала сучковатые палки с тем, что когда последний сучок отпадет с палки, тогда болящий исцелится. Женщин она лечила тем, что избивала их палками. В 1928 г. одной в припадке возбуждения перебила палкой руку. Однако слава Евгении среди невежественных крестьянок росла». («Святые» Вавилова Дола». «Средневолжская коммуна», №155, 1929 г.).
Случай с перебитой рукой у «исцеляемой» заслуживает отдельного рассказа. Ведь полечиться к старице Евгении от страсти к табаку пришла не простая женщина, а монашка. Судя по всему, она пристрастилась к куреву задолго до поступления в монастырь. И, принимая постриг, скрыла свое пристрастие от сестер и матери-настоятельницы. Курила она в своей келье по ночам, а кисет с табаком и бумагой для самокруток прятала от посторонних глаз. Когда о пристрастии одной из сестер к куреву стало известно монастырскому начальству, несчастную монашку начали воспитывать, установив за ней особый надзор и не выпуская никуда за стены обители. Лишившись курева, которое так было ей необходимо, несчастная чувствовала себя очень плохо. Утратила нормальный сон, аппетит. Иногда без причин билась в истерике и рыдала, прося у сестер дать ей хотя бы пару раз затянуться маленькой самокруткой. А иногда впадала в депрессию и не хотела идти на службу.
В итоге вконец измучившиеся с ней сестры послали несчастную для исцеления к старицам Вавилова Дола. О чем беседовала с ней «старица», мы сегодня можем только догадываться. Но в результате «игуменья» Афанасьева прибегла к наиболее простому и радикальному способу лечения — на несколько месяцев лишить «исцеляемую» физической возможности свертывать цигарки, зажигать и подносить к ним спички. Ведь ясно же, что женщина со сломанной рукой без посторонней помощи сделать это просто не смогла бы.
Как видим, и в Саратовской области имелись яркие прецеденты «православного целительства», аналогичные тому, о которых со ссылкой на популярную программу «НТВшники» поведала игумену Нектарию Елена Балаян. И здесь также не обходилось без ущерба для здоровья «исцеляемых». В итоге многие из них получали телесные повреждения либо окончательно повреждались в рассудке, становились опасными для окружающих и попадали в психиатрические лечебницы. В ходе судебного процесса было исследовано заключение медицинской экспертизы. В нем содержалась оценка целительских и религиозных практик, которые использовали члены секты Вавилова Дола:
«Экспертиза утверждает, что вливание в рот елея, так называемой «святой воды», битье по голому животу, совместное спанье с воображаемыми святыми, создание во время моления накаленной обстановки путем обращения к толпе о массовом покаянии перед близящейся кончиной мира — все эти методы морального глумления или физических истязаний могут довести до сумасшествия или частичного расстройства психической деятельности». («Святая» контрреволюция перед судом. Седьмой день процесса Вавилова Дола. Допрос «прозорливицы» Евгении». «Средневолжская коммуна», №169, 1929 г.).
Как же поступил в 1929 году пролетарский суд с «матерью-игуменьей» Евгенией Афанасьевой? Вынесенный ей приговор оказался таким, будто тройка судей начиталась книги «О Церкви без предубеждения» и прониклась рекомендациями игумена Нектария. Игумен считает, что подобного рода «целители» социально опасны и подлежат изоляции от общества,— и суд также пришел к аналогичному выводу. В результате Евгения Афанасьева была приговорена к лишению свободы сроком на восемь лет, со строгой изоляцией и конфискацией имущества. Кроме того, ей было запрещено проживание в европейской части РСФСР.
Правда, не со всеми выводами отца Нектария оказался солидарен народный суд в Самаре. Скажем, в своей книге главный пропагандист Саратовской митрополии утверждает, что в православии нет такой практики, как вливание в рот святой воды. А потому, стало быть, ни один православный священник не может одобрить подобное. Однако материалы судебного следствия позволяют сделать совершенно иной вывод. Представшие перед судом батюшки не только были знакомы с «прозорливицей», они даже делегировали ей часть своих полномочий. Как уже было сказано выше, Афанасьева вместе со своими помощниками самостоятельно выпекали просвиры и раздавали их «страждущим». Ведь раздача просвир — одна из составных частей ритуала причастия (евхаристии), совершаемого священниками. Что же касается ситуации с Евгенией Афанасьевой, очевидно, что либо бабка просто мошенничала, либо это право ей дал кто-либо из местных попов. Данным вопросом заинтересовался и суд. Тем более было известно — священник Пряхин не просто одобрял деяния Афанасьевой, но вместе со своей матушкой-попадьей захаживал в гости к «прозорливице». Впрочем, из показаний ряда подсудимых следовало, что церковное покровительство целительницы-изуверки было отнюдь не бескорыстным:
«Из показаний Дорофеева, Галкина и отчасти Малова выясняется, что обо всех жульничествах в обители знали и священники Журавлев, Пряхин, Белов и др., но так как от каждой просвиры 2 копейки шло попам в карман, и плата вообще была щедрой, то они держали язык за зубами». («Дело Вавилова Дола. Второй день процесса», «Средневолжская коммуна», №164, 1929 г.).
За свою жадность и неразборчивость в средствах пополнения церковной кубышки местные батюшки изрядно поплатились. Священники Журавлев и Пряхин были приговорены к расстрелу с конфискацией имущества. Священники Белов и Корин получили по году принудительных работ с высылкой и запрещением на пять лет проживать в европейской части РСФСР.
А как, скажите на милость, можно оценить отношение руководства Саратовской митрополии ко всему, что творилось в Вавиловом Доле в 20-е годы прошлого века? Ведь в последние несколько лет по инициативе митрополита Лонгина и при его непосредственном и активном участии Вавилов Дол превращен в официальное место православного почитания! Сюда ежегодно отправляется крестный ход, протяженность маршрута которого составляет около 500 километров. И хотя ни один из так называемых «подвижников Вавилова Дола» до настоящего времени официально не канонизирован нашей митрополией даже как «местночтимый святой», но соответствующая идеологическая почва для этого, безусловно, подготавливается. Свидетельство тому — изданная в 2011 году в издательстве Саратовской митрополии брошюра «Вавилов Дол. Сокрытая святыня». Автор — протоиерей Михаил Воробьев, известный в Саратове своими краеведческими трудами. Только в данном творении нет и намека на какие-либо научные изыскания. Зато книжица изобилует голословными постулатами типа того, что вы прочтете ниже:
«Подвижники Вавилова Дола, как и множество других исповедников веры, доказали, что, претерпев видимое поражение от господствующего в мире греха, можно одержать нравственную победу над ним. Знать об этом, верить в возможность этой победы — очень важно для нас, живущих совсем в других условиях, но иссушаемых тем же злом, которое изменило только свою личину.
Наверное, в основу каждого паломничества к христианским святыням можно положить слова апостола Павла: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину их жизни, подражайте вере их». (Евр. 13.6)». (Цит. издание. с.16).
Иными словами, Саратовская митрополия устами протоиерея Воробьева не просто одобряет уголовные деяния «подвижников Вавилова Дола», но и от имени апостола Павла предлагает читателям «подражать вере» организованной группы преступников 20-х годов.
А теперь ответьте на один простой вопрос: является ли протоиерей Михаил Воробьев православным священником? Разумеется. Однако ответ в совокупности с приведенными выше цитатами со всей очевидностью демонстрирует неправоту заявления игумена Нектария, пытавшегося убедить нас, что вливание в рот святой воды не одобряется ни одним православным священником.
Допускаю, что радетели православной веры могут возразить мне, что паломничество (или крестный ход протяженностью в 500 километров) в Вавилов Дол не имеет никакого отношения ни к «православной прозорливице» Евгении Афанасьевой, ни к «старице» Дорофее. И что это мероприятие целиком посвящено памяти святых царственных страстотерпцев, то есть последнего русского царя Николая II и членов его семьи. Ведь во главе процессии «крестоходцев» традиционно выступают несколько священников, несущих большую икону со святыми царственными страстотерпцами.
А заканчивается крестный ход в Вавиловом Доле божественной литургией — традиционным молебном в память об убиенных царственных мучениках. И в этой траурной литургии нередко участвуют и митрополит Лонгин, и архиереи из соседних регионов. Подобные богослужения можно считать укоренившейся местной православной церковной традицией.
Получается, что в месте, где «исцеляла» пьяниц и курильщиков «прозорливица» Евгения Афанасьева, местные православные иерархи молятся на заядлого курильщика Николая II. Причем, как свидетельствуют документы, последний российский император, ставший в 2000 году православным святым вместе с семьей и домочадцами, не только сам курил, но и приобщал к табачному зелью жену и детей. И добился в этом определенного успеха: в зрелом возрасте царица Александра Федоровна тоже начала курить. Причем православная молитва наравне с курением табака стали для императрицы излюбленными способами восстановления душевного равновесия. Об этом Александра Федоровна однажды даже упомянула в одном из писем мужу:
«Я пришла домой и потом не выдержала — расплакалась, молилась, потом легла и курила, чтоб оправиться…». (Любош С. Последние Романовы, 1924. с.265).
История сохранила для потомков удивительную фотографию, которая практически не публикуется в популярных изданиях о жизни последнего самодержца России. Святой Николай II дает покурить папиросу другой святой — своей дочери Анастасии. Девушке на тот момент едва исполнилось пятнадцать лет. Стала ли Анастасия к тому моменту курильщицей — сказать трудно. Однако изображенный на фото случай был не единичным. В исторической литературе приводится выдержка из письма Анастасии к отцу, где она благодарит «дорогого папа» за «вкусную папиросу», которую тот ей незадолго до этого подарил.
Что же получается в итоге? А получается, что глава нашей митрополии Владыка Лонгин объявил святыней место, где более 80 лет назад практиковали свои изуверские методы якобы православные подвижницы, и теперь сам ежегодно проводит здесь божественную литургию во славу святого Николая II, который приобщал к табачному зелью свою собственную дочь.
Впрочем, несмотря на все современные антитабачные новации государственной власти, отношение к курению табака у нынешней РПЦ далеко не однозначно. Во всяком случае, ни на одном православном сайте мне не удалось найти четкого ответа на вопрос: грех это или нет. Такая неопределенность в итоге привела к тому, что в сонме русских православных святых к настоящему времени появилась даже монахиня-курильщица. А именно, в 2004 году была канонизирована мать Мария (мирское имя — Елизавета Кузьмина-Караваева). Поэтесса «серебряного века», городской глава Анапы в 1918 году, супруга одного из лидеров белогвардейского движения на Кубани, эмигрантка и создательница в 30-е годы в Париже благотворительного приюта и столовой для нуждающихся русских эмигрантов — все это этапы непростого жизненного пути неординарной женщины. Чего стоит такой факт: монашеский постриг Елизаветы Кузьминой-Караваевой совершил отец Сергий Булгаков. С началом войны и оккупации Франции немцами православный благотворительный приют, возглавляемый матерью Марией, превратился в центр русского антифашистского движения. Русская монахиня укрывала и кормила евреев и бойцов Сопротивления, за что в итоге и погибла в фашистском концлагере. При этом, как вспоминает Нина Кривошеина — близкая подруга матери Марии, та была заядлая курильщица. И, даже приняв постриг, не смогла расстаться с этой пагубной привычкой. Вот небольшая выдержка из воспоминаний Нины Кривошеиной:
«Мы садились — она на какое-то старое кресло, а я на табуретку; комната имела неправильную форму, в стене видна была лестница, висели иконы, с потолка на веревках свисали косы лука, сушеные травы, а на столике, напротив монахини, лежали только что высушенные ягоды или овощи — черника, вишни, морковка. Мать Мария считала, что несчастных людей, не нашедших себе места в эмиграции, надо сперва напоить и накормить, дать им чистую одежду и т.д. Эти сушенья входили в ее программу: когда уж ничего не было (а это в военное время часто случалось), она пускала в ход свои сушенья, и хоть чем-то да можно было в столовой накормить когда двадцать, а когда и сорок человек.
Она была всегда оптимисткой, считала, что все обязательно устроится и что нельзя никому отказывать в помощи, кто бы ни пришел. Она отодвигала со лба косынку, так чтобы были видны на пробор причесанные волосы, и закуривала. Курила она много, хотя на людях — избегала; то, что она курила при мне, как бы сразу придавало моим визитам в ее комнату простой тон — казалось, что мы знакомы давно и даже близко».
Как видим, мать Мария курила хоть и много, но делала это так, что к ней, думаю, не возникло бы претензий даже у нынешних депутатов Государственной думы.
Думаю, из всего вышеизложенного можно сделать лишь один вывод: какой-либо однозначной позиции руководства нашей епархии к вопросам человеческого здоровья и «православного целительства» на сегодня не существует.
Впрочем, проблема довольно многогранна. На этой стезе у батюшек встречались ранее и появляются новые оппоненты и конкуренты. И пользуются определенным успехом. Ведь очевидно, что, не обнаружив взыскуемых благодати и благолепия, не получив от священников внятных ответов на волнующие вопросы, верующие устремляются во всевозможные паломничества и целительные поездки. Благо, спрос рождает предложение…
Какие препятствия и приключения поджидают их на этом пути? Какие духовно-нравственные открытия сделают они сами для себя? Что потеряют и что обретут? И, пожалуй, самое главное — как ко всему этому отнесется руководство Саратовской митрополии? Обо всем этом — в следующей статье.
(продолжение следует)
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
