Сегодня имя Якова Агранова любят вспоминать разве что в контексте отношений Советской власти и литературы. Старый большевик с дооктябрьским партийным стажем, а на пике своего взлёта — второй человек в НКВД — действительно дружил с поэтами и писателями: с Юрием Олешей, Осипом Мандельштамом, Борисом Пильняком, Леопольдом Авербахом, Сергеем Есениным, Михаилом Булгаковым... Особые отношения у Агранова были с ЛЕФовцами, коих со всей ответственностью можно назвать авангардом новой литературы 1920-х. Лиля Брик, завсегдатаем салонов которой был всесильный до поры до времени чекист, трогательно называла его «милым Янечкой», а Владимир Маяковский по-братски — Агранычем. Доказательством этих тёплых отношений станет вышедший 15 апреля 1930 года в газете «Правда» некролог «Памяти друга», подписанный многими, но на первом месте будет стоять фамилия — Агранов.
Чекист и эстет
В постсоветские годы среди отечественной «либеральной жандармерии» стало модно распускать слухи о том, что, дескать, Агранов был специально «приставлен» большевиками к литераторам, дабы держать тех на коротком поводке и «при случае» нейтрализовывать, как это произошло с арестованным в 1924 году по делу «Ордена русских фашистов» поэтом и другом Сергея Есенина — Алексеем Ганиным. Доходит до абсурдного: «милого Янечку» до сих пор пытаются обвинить в убийстве Маяковского, который как известно, застрелился из пистолета, ранее подаренного поэту революции Яковом Аграновым, который из первых прибыл на место гибели друга, что и стало поводом для развязывания разного рода сплетен и домыслов, что великий и ужасный Сталин посредством своего агента в литературной среде дотянулся-таки до Маяковского... Но в этом тексте я собираюсь не развенчивать всевозможные мифы, которые как из ящика Пандоры стали вылезать из всех щелей на ниве борьбы с коммунистическим наследием в целом и «сталинизмом» в частности, а попытаться рассказать о коротком и малоизвестном этапе жизни Якова Агранова, связанном с Саратовом. Коротком в силу того, что Агранов пробыл в нашем городе всего два неполных месяца, будучи отправленным весной 1937 года в предрасстрельную «ссылку» на должность руководителя областного управления НКВД. Малоизвестном, потому что большинство источников весьма фрагментарны и по ним достаточно трудно восстановить полноценную картину.
Если не брать фрагментарных упоминаний в ряде работ историков и писателей, на фундаментальное изучение жизни и деятельности Агранова в Саратове, насколько мне известно, никто и не покушался. А зря. Персонаж хоть и характерный для своего времени, но и весьма интересный, разоблачающий мифы о солдатах Октября, как хамах и невеждах. Выходец из забитого еврейского гетто в Гомельской губернии с четырьмя классами образования, подавшись в революционное подполье и «вынырнув» из него на густой волне событий 1917-го, Яков Агранов (подлинное имя — Янкель Соренсон) оказался не карикатурным «грубым матросом, испражняющимся в вазоны Зимнего дворца», но, по высказыванию Ильича, «компетентным человеком» (шутка ли: в первые послеоктябрьские годы некоторые постановления Совнаркома подписывались его секретарём Аграновым в соавторстве с Лениным). А ещё — опытным чекистом и эстетом одновременно. Это он, видимо после разгрома в 1926 году русской масонской ложи во главе с Борисом Астромовым, сказал свои знаменитые слова: «Мы обязаны противопоставить черной и белой, а проще — белогвардейской магии нашу красную магию».
Представить себе таких людей, в чём-то действительно магов со своей обаятельной дьявольщинкой, в сегодняшней власти довольно сложно, да и нет таких среди пухлых карьеристов в дорогих костюмах. Не бородатого же «волшебника» Чурова ставить в сравнение... Можно, конечно, пофантазировать и приплести сюда Владислава Суркова с его креном в сторону сочинительства и сочинителей, но иных уж нет, да и творец «суверенной демократии» не имеет к известному ведомству никакого отношения, а кроме того довольно сложно представляется в ипостаси бунтаря, хоть некотрые конспирологи и приписывают ему теневую поддержку «белоленточного» протеста (даже если это и так, то где большевистский драйв «классового джихада», и где неуверенный интеллигентский гомон про «честные выборы»? вещи, согласитесь, несовместимые более, чем полностью).
«У вас всё получится, Яков Саулович»
Итак, 1937 год, в представлении не нуждающийся: всесильным НКВД рулит Николай Ежов, партийные и государственные органы подвергаются тотальным зачисткам. Перелопачивается и сам НКВД, бывший его руководитель — Генрих Ягода — даёт «сенсационные» признания в потворстве фашистским и троцкистским заговорщикам, готовящим свержение Советской власти и реставрацию капитализма. В опалу попадают и его подопечные, среди которых Агранов занимает не самое почётное в таких условиях место. 10 мая 1934 года он, имеющий за спиной богатый чекистский богаж (и высылку интеллигенции зарубеж на знаменитом философском корабле, и организацию процессов над контрреволюционными организациями типа Промпартии и правых эсеров, и дело патриарха Тихона, и координацию операции «Трест» и «Синдикат-2») был назначен первым замнаркома внутренних дел СССР, то есть стал вторым после Ягоды человеком в наркомате. Правда, вступив в сентябре 1936 года в должность наркома, Николай Ежов, ещё не вошедший в раж большого террора, не трогает «милого Янечку», выполняя директиву Сталина и Жданова: «Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение т. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова».
Впрочем, уже в начале 1937 года Ежов стал закидывать удочку устранения своего зама, сообщая Сталину, что якобы от «бдительных товарищей» поступают сигналы о симпатиях Агранова к Троцкому, а также о проведении вечеров в компании с Каменевым, Бухариным и Радеком, когда они находились под следствием. На это Сталин якобы ответил: «Ты — нарком, решай сам. Раз человек запачкался, его надо убирать». В итоге, 15 апреля Агранов был понижен с первого до «рядового» замнаркома. Правда Ежов предложил ему возглавить 4-й (секретно-политический) отдел ГУГБ и «сконцентрировать свои силы на важнейшем участке чекистской работы текущего момента, не отвлекаясь на другие дела». Понижение, пусть и формальное, в условиях тасуемой в период большого террора колоды партийно-государственных кадров было тревожным звоночком. И уж прямым намёком на опалу, громом среди ясного неба, стало «предложение» возглавить саратовское управление НКВД. Формально, конечно, это понижение было «безобидным». К тому же в декабре 1934 года он уже направлялся для руководства региональным подразделением НКВД: после убийства Сергея Кирова, Агранов четыре дня возглавлял Ленинградское управление и руководил следствием по этому делу, прибыв в Колыбель революции вместе со Сталиным. Но теперь на дворе стояли другие времена.
Вот как описывает истоки саратовской «ссылки» Агранова А.И.Полянский в книге «Ежов. История «железного» сталинского наркома»:
«[В мае Ежов] вызвал к себе Агранова и сказал ему, что в Саратовской области НКВД работает из рук вон плохо и только опытный чекистский руководитель может исправить положение. Выбор Секретариата ЦК и руководства НКВД пал на него, Агранова, у которого уже есть опыт исправления подобных ошибок, когда он временно возглавил Ленинградский НКВД после злодейского убийства товарища Кирова.
— Долго вы там не задержитесь, разберетесь с кадрами, наладите работу по выкорчевыванию троцкистских двурушников из государственных учреждений и снова вернетесь в Москву, займете высокую должность, соответствующую вашим знаниям и опыту. У вас все получится, Яков Саулович.
Агранов возражать не стал, видимо, понимал, что это бессмысленно, и от судьбы никуда не уйти. Только в его взгляде вместо привычного подобострастия Ежов уловил злость и ненависть».
В распоряжении «Общественного мнения» имеется ксерокопия приказа Агранова о собственном вступлении в должность начальника УНКВД по Саратовской области от 17 мая 1937 года, в котором говорится следующее: «С сего числа, на основании приказа НКВД СССР за №745 от 17 мая 1937 года, я вступил в исполнение должности Начальника Управления НКВД СССР по Саратовской области. Начальник Управления НКВД по С/о, комиссар госбезопасности 1 ранга, Агранов».
Прибыл он в Саратов вместе с женой — Валентиной Кухаревой. Поселились в ведомственном доме по улице Пушкинской, 22 (сегодня этот адрес тоже относится к ведомству госбезопасности, теперь здесь располагается поликлиника для сотрудников и ветеранов ФСБ, и ничего не напоминает о проживании известного чекиста).
Саратовские дрязги
Стоит отметить, в каких условиях Агранов принял областное управление.
Прежний руководитель Роман Пиляр и его заместитель Игнатий Сосновский (кстати, в своё время они являлись непосредственными участниками операции по поимке террориста-эсера Бориса Савинкова «Синдикат-2», которую координировал Яков Агранов) были отстранены от своих должностей, а вскоре арестованы как «польские шпионы», обвинены в «связях с немецко-фашистской разведкой» и «право-троцкистской организацией». Скорее всего Пиляр и Сосновский пали жертвами внутрипартийных дрязг, имеющих место в верхушке саратовской организации.
Ещё в 1935 году комиссия партийного контроля обратилась в Москву с жалобой на многочисленные нарушения в Саратовском крае, результатом чего стал вызов секретаря обкома на «проработку» к Сталину и Постановление ЦК от 23 июня «Уроки политических ошибок Саратовского крайкома». В постановлении говорилось, что крайком грубо нарушал партийную дисциплину; запустил партийное хозяйство; не добился повсеместного принятия колхозами Саратовского края Устава сельскохозяйственной артели; действовал методами принуждения, а не убеждения; пренебрегал коллективным руководством; невнимательно относился к партийной печати; самоуспокоился; не воспитывал партийные кадры и т.д. После этого секретарь обкома А.Криницкий и подчиняющийся напрямую ЦК, а не областному руководству партии, председатель КПК А.Яковлев вступили в перманентное противоборство, перетягивая на свою сторону или продвигая на те или иные посты «своих» людей. Естественно, в 1937 году это противоречие обострилось на ниве повышения бдительности и активизации борьбы с бывшими участниками различных уклонов. Как отмечает историк Н.В. Саранцев, показательным эпизодом внутрипартийной борьбы в саратовском обкоме в 1937 году был эпизод с директором вольского кирпичного завода С.Щегловым, который был наказан за якобы троцкистскую деятельность. В 1929 году находящийся в вольской ссылке троцкист Умнов передал Щеглову оппозиционную литературу. Последний её не читал, а передал секретарю ячейки для принятия мер. В итоге Щеглова обвинили в распространении троцкистской литературы и на протяжении многих лет пытались уличить в этом, то арестовывая, то отпуская, то прорабатывая по всем возможным инстанциям. В этой ситуации Комиссия партконтроля и её уполномоченный встали на сторону Щеглова, а партийные организации и НКВД под давлением решений ЦК — на сторону его преследователей. Таких случаев была целая масса, и не удивительно, что в противоречивой обстановке под раздачу попало предшествующее Агранову руководство областного УНКВД.
По всей видимости, приходилось подстраиваться под эти реалии и самому чекисту-эстету. Наряду с будничными телеграммами с данными об учете кулаков и уголовников по Саратовской области и АССР Немцев Поволжья, в центр, судя по всему, были отправлены и весьма «трескучие» рапорты Агранова о необходимости ареста видных партийных и государственных деятелей — Надежды Крупской и Георгия Маленкова. Правда, документальных доказательств существования сих доносов найти не удалось. Упоминание о них есть в книге Э.Хруцкого «Тени в переулке»: «За время работы в органах [Агранов] набрал приличное досье на многих людей. И вот в Москву отправлено два рапорта, подтвержденные документами и показаниями свидетелей. Первый — о том, что жена Ленина Надежда Крупская была связана с левой оппозицией и готовила покушение на Сталина. Второй — о том, что набирающий силу партийный функционер Георгий Маленков, обучаясь в высшем техническом училище, состоял в меньшевистском кружке и был тесно связан с троцкистами».
По другим источникам (в частности, в книге Э.Макаревича «Политический сыск. Истории, судьбы, версии»), в Саратове Агранов так и не стал организатором массовых репрессий. Впрочем, если доносы на высоких лиц и имели место быть, то один из их «фигурантов» — заведующий отделом руководящих парторганов ЦК Георгий Маленков вместе секретарём ЦК и председателем комиссии партийного контроля Андреем Андреевым опередил «ссыльного» чекиста. Летом 1937 года по поручению Сталина ряд высокопоставленных партийных руководителей совершили рейды по регионам для «проверки деятельности местных парторганизаций, НКВД, УНКВД и других государственных органов». Не осталась в стороне и Саратовская область, раздираемая внутрипартийными склоками. Ещё 2 июля Политбюро приняло решение «Об антисоветских элементах в Саратовской области», а 14 июля — «О руководстве Саратовского обкома ВКП(б)», итогом которого стало снятие с должности секретаря обкома Криницкого и уполномоченного КПК при ЦК по Саратовской области Яковлева, которые после нескольких лет перетягивания внутрипатийного каната оказались в одной лодке «врагов народа».
Маленков и Андреев прибыли в область днями позже и 17—18 июля приняли участие в пленуме обкома, по итогам которого была составлена записка на имя Сталина:
«Пленум Саратовского обкома ВКП(б) провели. Решение привезет с собой т. Маленков, выезжающий завтра в Москву. На основании обсуждения решения ЦК ВКП(б) на пленуме и ознакомления с обстановкой на месте сообщаем Вам следующее:
1) Установлены новые факты в отношении Криницкого и Яковлева — проведение ими через обком явно вредительских мер по сельскому хозяйству, прямая защита изобличаемых правых и троцкистов и даже вынесение решений обкома, реабилитирующих изобличенных врагов.
2) Имеются прямые показания бывшего второго секретаря Саратовского обкома партии Липендина, бывшего редактора областной газеты Касперского и других об участии Криницкого и Яковлева в Саратовской правотроцкистской организации, есть даже прямое показание Липендина о том, что Криницкий и Яковлев обязывали его создать террористическую группу.
3) Выступления Криницкого и Яковлева на пленуме обкома, по общему мнению, были фальшивыми и заранее подготовленными.
4) По окончании пленума Криницкому и Яковлеву предложено немедленно выехать в Москву. Считаем целесообразным по прибытии в Москву их арестовать.
5) Ознакомление с материалами следствия приводит к выводу, что в Саратове остается до сих пор неразоблаченной и неизъятой серьезная правотроцкистская шпионская организация.
Агранов, видно, и не стремился к этому. В то же время, на основании личных, произведенных т. Строминым (следующий после Агранова руководитель саратовского Управления НКВД. — прим. авт.) и т. Маленковым допросов сотрудников УНКВД и некоторых арестованных установлено, что следствие направлялось по явно неправильному пути.
Есть арестованные, не имеющие никакого отношения [к] правотроцкистским организациям, ложные показания которых были продиктованы следователями под руководством Агранова, а ближайшим помощником его в этом деле является Зарицкий — довольно подозрительная личность, которого пришлось арестовать. Сам аппарат Саратовского УНКВД до сих пор остается нерасчищенным от врагов, оставленных Пилляром и Сосновским. Агранов ничего в этом отношении не сделал.
На основании этого считаем целесообразным Агранова сместить с должности и арестовать...
Андреев. Маленков.
19/VII.37 г.»
После этого Агранова исключили из рядов ВКП(б) с формулировкой «за систематические нарушения социалистической законности». Но сам он на пленуме не присутствовал. За день до его начала, 16 июля, был вызван для дачи «объяснений» в Москву, а уже 20-го арестован. Вот как описывает арест в своей книге Э.Макаревич: «Поехал с женой. Остановились в своей квартире, в доме №9 по улице Мархлевского. Несколько дней ждал встречи с наркомом. Не дождался. На четвертый день после полудня долгой, прерывистой трелью залился дверной звонок. Четверо в форме: «Вы арестованы. Вы и супруга. Вот ордер».
Удивительное единство
На допросах Агранову стали «припоминать» некачественное следствие по делу об убийстве Кирова, которое он расследовал. Некогда всесильного чекиста обвиняли в участии в троцкистских заговорах и контрреволюционной деятельности. Припомнили и юношеские увлечения идеями эсеров (с 1912 по 1915 год Агранов действительно был в партии социалистов революционеров, но будучи в Енисейской губернии в ссылке, познакомился там со Сталиным, тоже ссыльным, и примкнул к большевикам) и приближённость к ставшему врагом народа Ягоде. Агранов признавался во всём, прося не трогать супругу, но ей в качестве обвинения «предъявили» первый брак на казнённом в 1929 году польском шпионе и собственное польское происхождение. Собранных «доказательств» вполне хватило для высшей меры обоим супругам, приведённой в исполнение в августе 1938 года с разницей в несколько дней.
В годы хрущёвской оттепели дочь Агранова ходатайствовала о реабилитации родителей. Валентину Кухареву оправдали, а Якову Агранову в реабилитации отказали, сочтя за палача и «нарушителя социалистической законности». Впоследствии разоблачитель сталинских репрессий — Хрущёв — в своих мемуарах «защищал» Агранова: «Яков Агранов — замечательный человек... Честный, спокойный, умный человек. Мне он очень нравился... был уполномоченным по следствию, занимался делом Промпартии. Это действительно был следователь!.. Он и голоса не повышал при разговорах, а не то чтобы применять пытки. Замечательный человек, твердый чекист. Арестовали и его и тоже казнили».
Не удивительно, что не реабилитировали Агранова и в перестроечные годы, когда дым разоблачений «сталинизма» поднялся ещё выше, чем после XX съезда. В этих реалиях ему было уготовано быть не «милым» завсегдатаем литературных салонов и светской хроники, но дьяволом и палачом, последним «пристанищем» которого, по злой иронии судьбы, стали наши края.
Удивительное единство между жестокими ежовцами, «прекраснодушными» хрущёвцами и перестроечными либералами, не правда ли?
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
