28 Марта 2024, Четверг, 22:26 ВКонтакте Twitter

Саратовская епархия: люди, годы, грехи

Номер журнала: №5(175), май 2014 г.
14/05/2014 09:49


(начало: «ОМ», 2012, №5-12; «ОМ», 2013, №1-8, 10-12; «ОМ», 2014, №1-4)

Кто роет яму, тот упадет в нее, и кто покатит вверх камень, к тому он воротится.
Притч. 26,27


Чудеса от игумена Дамаскина, или Почему православие круче культа Вуду
В предыдущем номере я довольно подробно коснулся обстановки, царившей в Саратовской духовной семинарии в годы архиерейства епископа Гермогена. И этот интерес отнюдь не случаен. Ведь в результате той явно нездоровой атмосферы, тех порядков, которые здесь насаждались, семинария стала местом неслыханного для России преступления: один из отчисленных семинаристов зарезал инспектора Алексея Целебровского прямо на пороге домового храма. Рассказывая об этом, я использовал выдержки из монографии игумена Дамаскина (Орловского). К сожалению, историк Орловский, штатный служащий РПЦ, не отвечает в своей книге на вопрос, как и почему среди семинаристов вызрела такая ненависть к инспектору, что они лишили его жизни. Дамаскин не только не раскрывает истинный мотив преступления, но даже не называет имя убийцы. Такое поведение историка-игумена вполне объяснимо. Ведь основная его задача — не докопаться до истины, а объяснить читателям (а возможно, и клиру), почему такая сомнительная во всех отношениях личность, как епископ Гермоген, вдруг стал общероссийским и саратовским православным святым.
К счастью, биографией Гермогена пристально интересовались и другие исследователи, не связанные трудовыми отношениями с официальным православием. Один из них — молодой московский историк с саратовскими корнями Александр Мраморнов. В 2006 году в саратовском издательстве «Научная книга» вышла его монография «Церковная и общественно-политическая деятельность епископа Гермогена (Долганева, 1858-1918)». В этой книге Александр Мраморнов не только ввел в научный оборот массу неизвестных ранее материалов (в том числе и из Государственного архива Саратовской области), но также использовал некоторые документы и воспоминания, которые остались в семье от его предка — тоже Александра Мраморнова. Тот в начале ХХ века был священником, входил в ближайшее окружение епископа Гермогена и активно сотрудничал в издаваемой в Саратове с 1905 года церковно-черносотенной газете «Братский листок». Данные обстоятельства, однако, нисколько не помешали Александру Мраморнову-младшему сохранить историческую объективность. Об обстановке в Саратовской семинарии в конце 1910 — начале 1911 годов и обстоятельствах убийства Алексея Целебровского в книге Александра Мраморнова сообщается следующее:
«В ноябре 1910 года новое волнение поднялось в связи с сообщением о смерти графа Л.Н. Толстого. Перед началом уроков некоторые ученики пропели ему вечную память, хотя им прекрасно было известно особо негативное отношение епископа Гермогена, которого Владыка в своих проповедях неоднократно называл «великим ересиархом нашего времени» и анафемствовал. Намерение тех же учеников послать сочувственную телеграмму вдове Толстого от имени саратовской семинарии не увенчалось успехом: «правые элементы горячо воспротивились этому намерению и стали грозить сообщением начальству».
18 декабря, в последний день полугодия, уже готовые отправиться на рождественские каникулы воспитанники неожиданно забастовали, отказавшись отвечать урок греческого языка у преподавателя М.С. Чумаевского. Ему в ультимативной форме было заявлено, что отвечать ученики будут, если их спрашивают для улучшения четвертной отметки, если же отметка идет в следующую четверть, то отвечать они отказываются.
За эту выходку из семинарии были исключены Михаил Бенедиктов и Александр Орлов из IV параллельного класса — с правом сдавать годичные испытания, Александр Агриков из III параллельного класса — окончательно. Остальным воспитанникам был сделан строгий выговор. Подобные меры с неожиданной остротой радикализировали успокоившуюся было семинарию.
В начале февраля было установлено, что в семинарии началось «брожение по поводу запрещения воспитанникам растягивать время вечернего чаепития в целях удлинения послеобеденных прогулок и против проверок пред всенощным бдением».
Тогда вскрылась тайная организация в семинарии. Главной мишенью нелегалов становится инспектор семинарии Алексей Иванович Целебровский. В начале февраля 1911 года по его докладу целый ряд воспитанников был уволен из семинарии. Здесь сыграл определенную роль и фактор личной неприязни: некоторые из семинаристов откровенно издевались над своим инспектором, заказав даже на его адрес из погребальной конторы гробик для ребенка и фруктовые воды для омовения тела (у Целебровского была малютка-дочь). Инспектор смог ответить этим учащимся только отсутствием снисхождения при рассмотрении их судьбы в правлении семинарии. Среди уволенных был издатель нового нелегального семинарского журнала «Пробуждение» Петр Лебедев, которого в начале его обучения Целебровский материально поддерживал из личных средств, а также «сын священника Иван Владимирович Князевский», отец которого был запрещен в служении за алкоголизм, страдал «буйным помешательством» и скончался за три года до описываемых событий в психиатрической больнице
». (Мраморнов А.И. Церковная и общественно-политическая деятельность епископа Гермогена (Долганева), 1858-1918. Саратов, 2006. с.173-174).
Хотелось бы обратить внимание на две детали, которые в контексте приведенного выше отрывка представляются мне существенными. Первое: прилагательное «новый», использованное историком Мраморновым применительно к журналу «Пробуждение», указывает, что это не был первый подпольный журнал, который выпускался саратовскими семинаристами. И второе — ссылка на исторический источник (ГАСО. Ф.9. Оп.1, Д 3606, л.3), подтверждающий факт, что отец одного из отчисленных семинаристов умер в психушке от алкоголизма. Стало быть, убийца инспектора Алексея Целебровского Иван Князевский на момент отчисления из семинарии фактически был сиротой, оставленным без средств к существованию. А негативный балл по поведению почти закрывал молодому человеку возможность для поступления в иные учебные заведения и лишал шанса найти более или менее приличную работу. Парню, можно сказать, выдали «волчий билет». При этом из текста Александра Мраморнова остается непонятно — за что же последовало такое наказание? И почему семинаристы люто возненавидели своего инспектора? Ведь тот, имея на руках малютку-дочь, тем не менее, находил возможность из своих личных средств материально помогать некоторым нуждающимся ученикам. А те в «благодарность» полоскали имя инспектора в своем подпольном журнале. И даже совершали в отношении семьи Целебровского отнюдь не невинные выходки — чего стоит шутка с детским гробиком и фруктовой водой для омовения тела покойника. А как с позиций здравого смысла и обычной логики расценивать информацию, что учащиеся создали в семинарии «тайную организацию», единственной целью которой была борьба с ненавистным «подпольщикам» инспектором?
Но если предположить, что Алексей Целебровский, выходя за рамки своих служебных полномочий, выполнял еще и функции личного сводника при Владыке Гермогене, все сразу становится на свои места. В том числе и эпизод с материальной помощью «из личных средств». Скорее всего, это была завуалированная попытка войти в доверие с целью дальнейшего привлечения молодых и нуждающихся мальчиков-семинаристов для любовных утех епископа Гермогена. А журнал «Пробуждение» и крайне жестокая шутка с детским гробиком — все это стало ответом Целебровскому на злоупотребление им своими служебными полномочиями. И в итоге скрытый от посторонних глаз конфликт закончился трагедией, стоившей Алексею Целебровскому жизни. Вот как описываются обстоятельства убийства инспектора в книге Мраморнова:
«Не добившись от Целебровского улучшения балла по поведению в увольнительном свидетельстве, Князевский решился на убийство инспектора и совершил его с помощью финского ножа в здании семинарии 12 марта 1911 года после окончания в домовом храме вечернего богослужения. Бывший в то время ректором семинарии архимандрит Василий (Бирюков) немедленно поспешил в кафедральный собор, где, буквально ворвавшись в алтарь, сообщил о случившемся епископу Гермогену, совершавшему всенощную.
На этот раз меры могли быть только чрезвычайными, а об одухотворенных проектах приходилось на некоторое время забыть. После расследования состоялось новое массовое увольнение воспитанников, но многие из уволенных в апреле-мае 1911 года не имели к нелегальным семинарским организациям и убийству Целебровского никакого отношения, и их прошения о восстановлении поступали в правление семинарии на протяжении многих месяцев
». (Там же, с.174-175).
На этом можно было бы и закончить, если бы не одно «но». «Под занавес» мне хотелось бы лишь на одном примере показать, как маститые церковные агиографы, имеющие целью героизировать порочного и подловатого саратовского архиерея, фальсифицируют исторические факты. И во что эти фальсификации, наложенные на реальный исторический контекст, превращают православие.
Я уже упоминал о вышедшей в 2010 году в Москве монографии современного агиографа РПЦ игумена Дамаскина (Орловского), посвященной жизни и деятельности епископа Гермогена. Описывая финал трагедии, разыгравшейся в Саратовской семинарии, Дамаскин превращает свой рассказ в некое подобие героической саги. Конечно, торжествовать по поводу массовых увольнений учеников и осуждать ректора, архимандрита Василия (Бирюкова), который подкармливал томящихся в каталажке семинаристов,— это дело личного вкуса и личных убеждений автора. Думаю, здесь мне не стоит вступать в полемику о христианском милосердии. Как не стоит метать бисер перед свиньями. Бесполезно! Однако продемонстрировать на конкретном примере, во что современную историю церкви превращают святые отцы типа господина Орловского, будет весьма поучительно. А потому вот цитата из книги уважаемого игумена. Речь в ней идет о заупокойном молебне по Целебровскому в кафедральном соборе Саратова:
«На сороковой день после убийства инспектора, 20 апреля 1911 года, епископ Гермоген служил в кафедральном соборе заупокойную божественную литургию, по окончании которой, обращаясь к молящемуся народу, наставникам семинарии и учащимся, присутствовавшим здесь в полном составе, сказал слово о трагической кончине инспектора. Оно произвело огромное впечатление. И горько плакал отец-священник, сын которого оказался в тюрьме по делу об убийстве». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев). М., 2010. с.110).
Но позвольте, насколько известно из книги того же самого игумена Дамаскина, суду по обвинению в убийстве был предан только Иван Князевский! Именно он получил за свое преступление восемь лет каторги. Но ведь отец Князевского, как нам известно из книги Александра Мраморнова, был запрещен в служении и умер от алкоголизма в психиатрической больнице за три года до описываемых событий. И данный факт подтвержден архивными документами. В итоге получается забавная картина, способная затмить самые смелые фантазии создателей триллеров о культе Вуду. Жрецы Вуду частично оживляют вроде бы относительно свежих мертвецов, которые превращаются в «зомби» и действуют по команде. А у нас в Саратове, если верить писаниям игумена Дамаскина, три года пролежавший в могиле буйно помешанный поп-алкоголик самолично, безо всякой команды, вылез на свет божий, пришел на службу в кафедральный собор и начал здесь плакать. Небывалые чудеса, не правда ли? Воистину современное православие круче культа Вуду.
Но и это еще не все. Под занавес стоит сказать, как сегодня в Саратовской митрополии относятся к духовному наследию епископа Гермогена и Алексея Целебровского. Для жителей нашего города не секрет, что в старом корпусе Саратовского пединститута, возвращенном епархии еще в 2006 году, велись ремонтно-реставрационные работы с целью превращения этого здания в духовную семинарию. К настоящему времени работы закончены, и переезд семинарии в историческое здание состоялся. Примечательно, что в ходе реставрации был восстановлен и домовой семинарский храм. Сегодня центральный вход венчает блещущая золотом табличка, свидетельствующая, что здесь находится храм во имя Иоанна Богослова. То есть саратовская епархия фактически восстановила и ввела в эксплуатацию (иного словосочетания применительно к описываемой ситуации подобрать, увы, не получается. – Авт.) тот самый храм, в пределах которого исключенный семинарист Князевский лишил жизни инспектора Целебровского. И не просто восстановила, но и готовится освятить его в формате, небывалом для Саратова. Вот что заявил об этом явно двусмысленном с позиций морали торжестве митрополит Лонгин.
«В сентябре-октябре (2013 г. – Авт.) семинария полностью переехала в исторический корпус. 9 октября, в день престольного праздника, была совершена первая Божественная литургия в семинарском храме во имя апостола и евангелиста Иоанна Богослова. (…)
8 ноября
(2013 г. – Авт.) состоялось итоговое собрание попечительского совета семинарии, которое возглавил губернатор Саратовской области Валерий Радаев. Наши благотворители – члены попечительского совета – смогли своими глазами увидеть результаты работ, которые осуществлялись при их содействии. Ряду благотворителей были вручены епархиальные медали «Спас Нерукотворный» и архиерейские грамоты. Мы надеемся, что Великое освящение семинарского храма совершит Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл во время своего визита в Саратовскую митрополию, который планируется в октябре будущего года». (Из ежегодного доклада митрополита Лонгина на епархиальном собрании Саратовской епархии 27 декабря 2013 года).
Однако одного чина освящения Святейшим Патриархом храма, в пределах которого во времена Гермогена был убит инспектор семинарии, Владыке Лонгину показалось недостаточно. Из того же доклада известно, что наш митрополит приготовил для предстоящего визита Святейшего Патриарха в Саратов еще один сюрприз сомнительного свойства. А именно, патриарх Кирилл под видом храма во имя святых равноапостольных Кирилла и Мефодия должен произвести освящение спорного объекта, из-за которого в настоящее время ведутся тяжбы в арбитражном суде.
Объект находится на федеральной земле и по всем документам создавался как общегородской молодежный культурный центр. Причем публичное заявление о предстоящем высочайшем освящении последовало от Лонгина в тот момент, когда судебная тяжба за признание этого спорного здания храмом еще даже не началась. Тем не менее, митрополит Лонгин почти уверен, что патриарх Кирилл примет участие в освящении результата совместной авантюры бывшего ректора СГУ Леонида Коссовича и руководства Саратовской епархии. И, ничуть не стесняясь, сообщает об этом как о большом достижении, на заседании епархиального собрания.

1905 год: черносотенный погром в Саратове
Наиболее характерным проявлением общественно-политической активности епископа Гермогена в саратовский период стали запретительские инициативы. Применительно к начавшему формироваться в России в первом десятилетии ХХ века гражданскому обществу будет затруднительно обозначить области и сферы общественной жизни, которые бы в Саратове не подвергались нападкам со стороны местного архиерея и его черносотенных единомышленников. Сказанное справедливо по отношению к местной печати, хотя и находящейся под цензурным гнетом, но стремящейся отобразить все многообразие политического спектра того времени. Запретительский зуд затронул и постановочную политику драматического театра, коснулся митинговой активности жителей нашего города. Небывалое раздражение у Гермогена вызывала активно развивающаяся в Саратовской губернии многоконфессиональность.
Многие новации, появившиеся в результате революции 1905 года, в губернии наталкивались на обструкции со стороны епископа Гермогена. Если исходить из юридических норм нашего времени, с полным основанием можно говорить о явно экстремистских демаршах Владыки. Речь идет прежде всего об акциях, направленных против декларированных царским манифестом от 17 октября 1905 года гражданских прав и свобод. И главными оппонентами Гермогена, иеромонаха Илиодора и их черносотенного окружения стали люди, ратовавшие за данные права и свободы. И это, почитай, весь политический спектр империи, который оказался левее «черной сотни»: кадеты, трудовики, эсеры, социал-демократы. Члены «Союза русского народа» в рясах своими речами и поступками стремились продемонстрировать обществу одну простую мысль: «Вы хотели гражданских прав и свобод? Так получите их вместе с нашей черносотенной приправой!».
На мой взгляд, наиболее ярким проявлением церковно-черносотенного экстремизма стали кровавые столкновения между либеральными горожанами, вышедшими на митинг в честь принятия императором Николаем II знаменитого Высочайшего манифеста от 17 октября 1905 года, и активистами «Союза русского народа». Обрадованные бескровному, как тогда казалось, получению от высшей власти империи важнейших гражданских свобод, 19 октября 1905 года саратовцы устроили митинг неподалеку от здания РУЖД, располагавшегося в то время на Театральной площади. Поэтому нет ничего удивительного, что среди присутствующих было много представителей профсоюза железнодорожников. Как часто случается в подобных ситуациях, кто-то из выступавших был рад царскому документу, кто-то считал его половинчатым и жестко критиковал. В общем, шла жаркая дискуссия без каких-либо намеков на насилие. И вот в самый разгар обсуждения митингующие неожиданно были атакованы подошедшей со стороны Верхнего базара черносотенной толпой, вооруженной дубинами, кольями и т.п.
О дальнейшем развитии событий мы можем узнать из рапорта саратовского полицмейстера Мораки на имя губернатора Петра Столыпина:
«… Около часа дня толпа рабочих и мелких торговцев с Верхнего базара, подступая к дому Вакурова, стала бросать камнями,— в свою очередь из партии железнодорожников им стали отвечать камнями и револьверными выстрелами; так продолжалось с промежутками до прибытия вызванных мною четырех рот и казаков; появление войск приостановило перестрелку, и обе толпы рассеялись по прилегающим улицам, то группируясь, то разгоняемые казаками, рассыпаясь на мелкие партии. С пяти часов вечера, одновременно, в разных местах, отдельные партии простого народа стали громить еврейские магазины и квартиры, затем подожгли молитвенный дом и не давали пожарным тушить огня; это потребовало отвлечения к пожару казаков, пехоты и полиции, что еще больше способствовало успеху разгромов.
Усиленным нарядом войск к вечеру
(20 октября.— Авт.) удалось восстановить порядок, и ночь прошла относительно спокойно; того же числа на Театральной площади были произведены в проезжавших казаков выстрелы из револьверов и брошена бомба, подозреваемый задержан и отправлен в тюрьму. Затем роте 225-го лесного полка пришлось для рассеяния толпы дать залп,— причем «убито» — 1, «ранено» — 4». (Еврейский Саратов: страницы истории. Саратов, 2012. с.49-50).
К 21 октября удалось прекратить массовые беспорядки. Однако и по прошествии времени имели место провокационные попытки дестабилизировать в городе обстановку и направить репрессивную машину государства против евреев. Так, 22 ноября 1905 года (т.е. спустя месяц после погрома) в губернскую канцелярию поступила анонимка:
«Необходимо защитить русское население от местных евреев, которые собрались на Кумысной поляне и постановили решительно отомстить городу Саратову пожарами, в удобную ночь поджечь в местах двух сразу».
Содержание анонимки не оставляет сомнений, что этот документ, ныне хранящийся в Саратовском областном архиве,— дело рук местных черносотенцев. Тем не менее, будет весьма полезно понять, насколько саратовские евреи пострадали во время того погрома, и за что они якобы должны были таким вот странным образом «мстить Саратову». В 2012 году, в рамках израильской программы «Ле Тишках» по изучению истории российского еврейства, в Саратове вышел сборник «Еврейский Саратов: страницы истории». Большое внимание в нем уделено обстоятельствам и итогам еврейского погрома. Над этой темой трудилась большая группа студентов под руководством кандидата исторических наук Владимира Хасина. Ребята основательно поработали в Саратовском областном архиве, вследствие чего солидная подборка документов либо ссылок на таковые опубликована в книге. Завершает сборник большая научная статья координатора проекта под названием «Октябрь 1905 года в Саратове: империя, провинция и евреи». Применительно к итогам еврейского погрома Владимир Хасин пишет:
«По данным полиции, за 19-20 октября всего в разных местах города были убиты 3 и 7 умерли в больнице (итого, число реальных жертв составило 10 человек.— Авт.), разгромлено 168 магазинов и квартир, ранены всего 124 человека, из которых 68 тяжело, задержанных с вещами (ворованными.— Авт.) 52 человека. Среди евреев убитых не было, тяжело раненых оказалось 14 человек. В общей сложности было разграблено 19-20 октября: магазинов — 53, квартир — 53, домов — 13, аптек — 5, мастерских — 4, парикмахерских — 2, фабрик — 2, складов —1, молелен —1 и одна синагога.
Общий причиненный общине
(т.е. саратовским евреям.— Авт.) ущерб составил около миллиона рублей». (Там же, с. 159-160).
Итак, погром в Саратове унес жизни 10 человек, но при этом ни одного еврея среди погибших не обнаруживается. Из общего числа раненых евреи также составляют явное меньшинство — всего 11% (14 человек из 124). Странные дела: погром вроде бы «еврейский», а все погибшие и подавляющее большинство раненых — русские. Не удивительно ли?
Но может быть, саратовские евреи сильно пострадали во время погрома материально? И потому от обиды злонамеренно собирались поджечь город, чтобы в огне сгорело последнее? Впрочем, не будем гадать, поскольку материалы сборника скрупулезно воспроизводят исторический документ с перечнем материальных потерь, понесенных саратовскими евреями, и указанием суммы ущерба. По-видимому, путем простого сложения Владимир Хасин и получил итоговую сумму «ущерба», составившую около миллиона рублей. Но насколько корректен такой подход? Лично мне он кажется сугубо субъективным. Ведь ущерб указывался исключительно со слов пострадавших, а фигурирующие в одном ряду цифры различались на порядок. Приведу лишь несколько выдержек из этого скорбного реестра, в котором упоминаются фамилии, и сегодня в Саратове известные многим:
«Жена помощника присяжного поверенного Лидия Романовна Мерцлина, улица Вольская, дом Хазан №79, квартира, в окнах выбиты все стекла (45 р.).
Братья Яков и Борис Юдичевы Хазан; угол Вольской и Царицынской, собственный дом №81; квартира Якова Хазан, выбиты все стекла в окнах (2000 р.).
То же, квартира Бориса Хазан (4000 р.).
Мещанин Михаил Абрамов Ландо. Улица Александровская, дом Боброва; квартира, разграблено все имущество, а окна и двери выбиты (6000 р.)
». (Там же, с.51,53).
Чтобы оценить достоверность материального ущерба, стоит сравнить указываемые пострадавшими суммы со стоимостью на объекты недвижимости в начале века. По информации, предоставленной начальником информационно-аналитического отдела научно-производственного центра по историко-культурному наследию Саратовской области, суммой в 4 тысячи рублей в Саратове в начале ХХ века оценивался особняк купца Готовцева (ул. Григорьева, 45) вместе с прилегающей дворовой территорией и находящимися на ней строениями. В 1910 году за четыре тысячи рублей двухэтажный особняк на углу Гимназической и Армянской улиц приобрел для себя известный саратовский предприниматель, мукомол Иван Эммануилович Борель. Оба особняка сохранились до наших дней. В первом с 80-х годов ХХ века размещается региональная общественная организация трезвости и здоровья (ул. Григорьева, 45), во втором находится городской Дворец бракосочетания.
Следует отметить и такой примечательный факт: в ходе еврейского погрома в Саратове имущественный ущерб был причинен не только евреям. Пострадали также и представители иных национальностей. Вот что пишет об этом Владимир Хасин:
«Беспорядки, несмотря на все ожидания власти, сами собой не прекращались. Более того, разбушевавшаяся толпа начала громить проживавших здесь немцев и даже русских. Все это, в совокупности с тем, что на Театральной площади был открыт револьверный огонь по казачьему разъезду, заставило губернское начальство во главе с губернатором П.А. Столыпиным предпринять более решительные меры». (Там же, с.159).
Вероятно, 19-20 октября 1905 года в Саратове имели место массовые беспорядки без ярко выраженной национальной окраски. Среди погибших евреев не оказалось вовсе, среди раненых — меньшинство. При этом очевидно, что были случаи массового насилия, грабежей, поджогов и умышленного уничтожения чужого имущества. А среди пострадавших оказались не только люди, но и животные. В частности, были ранены две казацкие лошади. И даже, как мы знаем, были факты вооруженного сопротивления представителям власти. Однако жесткими действиями погром все же удалось прекратить. Основной вывод, сделанный Владимиром Хасиным, думаю, мог озадачить и даже огорчить израильских спонсоров проекта:
«Из приведенных выше данных можно заключить, что 19-20 октября 1905 года в Саратове произошла большая драма, но уж никак не трагедия, как об этом зачастую пишут». (Там же, с.160).
Но кто же несет персональную ответственность за саратовский погром 1905 года? И кто реально ответил перед законом за массовые беспорядки? На первый вопрос могу предложить только один ответ: организаторами массовых беспорядков в Саратове в октябре 1905 года следует считать руководителей местной организации «черной сотни», идейным лидером которой в нашем городе в описываемое время, безусловно, являлся епископ Гермоген. При этом основная причина насилия и кровопролития — серьезные политические противоречия между представителями коренной, русской национальности, но никак не ненависть русских к евреям. Именно из-за политической ненависти сторонников имперской «вертикали власти» к людям, откликнувшимся на Высочайший манифест, началась потасовка на Театральной площади. Вскоре беспорядки перекинулись на ближайшие улицы города. Стали раздаваться отдельные выстрелы. Пролилась кровь.
Кто кого в тот день бил? Кто в кого стрелял? И самое главное — за что? Детально разобраться в этом нам сегодня вряд ли удастся. Известно лишь, что в результате потасовки железнодорожные рабочие — с одной стороны, черносотенные торговцы и приказчики с Верхнего базара — с другой — стали постреливать не только друг в друга, но и в казачков. Те отвечали им взаимностью. Под шумок братоубийственного конфликта из крысиных углов повылезали «отмороженные» люмпены и мелкие уголовники, которые принялись громить и грабить коммерческие структуры инородцев и иноверцев. Начали, как водится, с евреев, а затем вошли во вкус и переключились на немцев и русских.
Нельзя согласиться с утверждением, что в самом начале конфликта власть и полиция бездействовали, а иногда и вовсе потворствовали погромщикам. В сборнике «Еврейский Саратов» приводятся документы, опровергающие этот тезис. Помимо тех 52-х, задержанных впоследствии с ворованными вещами, еще 60 человек полиция задержала в момент грабежей — то есть прямо на месте преступления.
Весьма сомнительным представляется мне высказанный в книге Александра Мраморнова тезис, что среди митингующих было много евреев, ругавших императора и клеймивших позором изданный монархом манифест. Во-первых, манифестанты выступали с балкона здания РУЖД (старый корпус СГАУ), а сам митинг проходил под эгидой профессионального союза железнодорожников. При этом никто из участников на национальность соседа не смотрел и дифференцировать ее не пытался. А среди поддерживающих царский манифест и демократические перемены были и люди, близкие к духовенству. В частности, вместе с группой представителей студенческого самоуправления — делегатов от учебных заведений Саратова — прибыл на митинг учащийся 1-го курса Саратовского медицинского училища Павел Флавианович Бобров — родной внук знаменитого саратовского протоиерея, кавалера ордена Св. Владимира 3-й степени Павла Боброва. Для семнадцатилетнего юноши участие в политическом митинге едва не закончилось трагически. При разгоне митингующих Павел Флавианович получил удар казацкой шашкой по голове, но остался жив. Последствия от этой травмы напоминали о себе всю жизнь.
В дальнейшем Павел Флавианович Бобров в числе первых выпускников успешно окончил медицинский факультет СГУ, в качестве военного врача принимал участие в боевых действиях на фронтах Первой мировой войны, а за успешную медицинскую деятельность в Саратове в советские годы был награжден орденом Ленина.
«Мой прадед даже в летнее время практически всегда носил головной убор, объясняя это тем, что после удара казацкой шашкой у него периодически болит голова. Именно в таком виде его и запечатлел на своей картине его сын и мой дед — Борис Бобров»,— рассказывает саратовский художник Борис Глубоков.
Таковы были реальные последствия от «еврейского погрома», устроенного черносотенцами.
После завершения массовых беспорядков губернские власти и полиция предпринимали решительные меры, чтобы защитить саратовских евреев и их бизнес от возможных негативных последствий погрома. 23 октября — в день, когда вновь должна была начать работу табачная фабрика Левковича, подходы к ней охраняли усиленные казачьи патрули — с целью не допустить каких-либо эксцессов, способных помешать нормальной работе предприятия. В те же дни саратовский полицмейстер издал распоряжение, которое касалось домовладельцев, имеющих квартирантов-евреев. Данным распоряжением домовладельцы уведомлялись о недопустимости под страхом ответственности выселять арендаторов-евреев из занимаемых ими квартир. А губернатор в свою очередь издал специальное распоряжение, предписывающее полиции обеспечить безопасность еврейских учащихся. Напомню, все это происходило в тот момент, когда в стране процветал эсеровский терроризм, в губернии то и дело возникали крестьянские бунты.
В таких условиях силы армии и полиции были необходимы губернатору, прежде всего, для борьбы с политическим террором и вооруженными мятежниками. Тем не менее, даже в таких непростых условиях власти Саратовской губернии шли на то, чтобы защитить местных евреев и восстановить в Саратове гражданский и межконфессиональный мир. Чего не скажешь о властях церковных, которые своими провокационными действиями фактически наносили удар в спину государства.
Теперь давайте взглянем на произошедшее в октябре 1905 года с позиций современного уголовного законодательства. Насилие, погромы, поджоги, уничтожение имущества, применение огнестрельного оружия и взрывных устройств — все эти действия подпадают под статью 212 УК РФ — «Массовые беспорядки». В наши дни только лишь за одно участие в массовых беспорядках предусмотрено наказание от 3 до 8 лет лишения свободы. А организаторам подобных художеств светит гораздо больше — от четырех до десяти лет жизни в исправительном учреждении.
Какое же наказание получили саратовские погромщики? Организаторов и зачинщиков выявить так и не удалось. Возможно, полиция не особо и усердствовала на этот счет. По-видимому, это обстоятельство позволило Александру Мраморнову сделать вывод, что нападение черносотенцев на митингующих на Театральной площади носило спонтанный характер, а сами нападавшие, в отличие от их политических оппонентов, не имели и не применяли огнестрельного оружия. Вряд ли с этим можно согласиться. Во всяком случае, в сборнике «Еврейский Саратов» приводится список всех 14 пострадавших во время погрома евреев с указанием характера полученных ими ранений. Так вот, пятеро евреев имели пулевые ранения. История сохранила их фамилии:
Трейбух Мордух Циммерман тяжело ранен пулей; также пулевые ранения получили Шидман Никита, Шидман Лайзер, Орнштейн Александр, Шлейман Лазарь. (ГАСО, Ф 60, Д 249, л. 10-11). Правда, и сами евреи в долгу не оставались и оказывали вооруженное сопротивление. Как свидетельствуют документы, «на Александровской улице несколько евреев отстреливались из револьверов от нападавшей на них толпы, и их пулями некоторые были ранены».
Что же касается рядовых участников погрома, наверное, будет неверно утверждать, что они совсем избежали наказания. По подсчетам Владимира Хасина, к уголовной ответственности в связи с событиями октября 1905 года были привлечены примерно тридцать человек. Предварительное следствие по «делу о погроме» вплоть до декабря 1905 года вел судебный следователь по важнейшим делам Альбицкий. «Дело о погроме» — это условное название, поскольку в результате было несколько самостоятельных дел, сгруппированных по эпизодам. Саратовская судебная палата закрепила за «делами о погроме» специального судью — члена Саратовского окружного суда Сандлера. Самый громкий судебный процесс, связанный с погромом, начался в 1908 году. А вообще череда подобных процессов тянулась аж до 1911 года, когда все виновные в погромных действиях были помилованы государем-императором Николаем II. Тем самым императорская власть как бы простила простых русских людей, которые и так долгое время находились под следствием и судом. Но при этом самодержавие откровенно солидаризировалось с черносотенцами и признавало политическую полезность их действий.
Что же касается Гермогена, на которого Владимир Хасин возлагает моральную ответственность за произошедшее 19-20 октября 1905 года кровопролитие, то Владыка в это время находился за пределами Саратова. А вернувшись в город 23 октября, как пишет Александр Мраморнов, незамедлительно приступил к организации помощи пострадавшим. При епархии был организован специальный фонд, и развернут сбор средств. Однако учитывая, что подавляющее большинство физически пострадавших людей по национальности были русскими, а многие из них состояли еще и в «Союзе русского народа», поведение Владыки вполне обоснованно и логично: кому, как не ему, одному из духовных лидеров «СРН», помогать раненым и травмированным однопартийцам. И акция милосердия отнюдь не снимает с епископа моральной ответственности за саратовский погром.
Хотелось бы, чтобы современные чиновники и полицейские усвоили хотя бы основные уроки массовых беспорядков 1905 года в Саратове. И хотя бы в первом приближении поняли, что всякие попытки сделать православие разновидностью государственной идеологии ни к чему иному, кроме затяжного политического кризиса, привести не могут.

Святой Гермоген и саратовская журналистика
В предыдущем номере (см. «ОМ» №4 за 2014 год) приводились выдержки из письма, в котором архиерей жаловался на губернатора Сергея Татищева Петру Аркадьевичу Столыпину. Татищев, по мнению Гермогена, слабо реагировал на антиклерикальные публикации саратовских газет и не предпринимал серьезных мер административного воздействия в отношении их издателей. Попытаемся же разобраться, в чем конкретно заключались претензии главы Саратовской епархии к местным СМИ. Как правило, обращения, имевшие форму политических доносов, первоначально поступали на имя саратовского генерал-губернатора графа С.С. Татищева. И только нежелание руководителя губернии работать в унисон с церковными мракобесами и выполнять их противозаконные пожелания заставило епископа дойти в своих обращениях до премьер-министра империи.
Претензии Владыки касались редакционной политики двух местных периодических изданий либеральной направленности — газет «Саратовский листок» и «Саратовский вестник». По мнению Гермогена, «ни в одном, кажется, российском городе епархиальный епископ и его деятельность не подвергаются такой злостной критике и нападкам, как в городе Саратове. Замалчивая одно, искажая другое, выдумывая третье, саратовские газеты упорно стремятся к одной желанной им цели — опорочить, очернить епархиального архиерея и его сотрудников в глазах населения и высшей церковной власти». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев), 2010. с.293-294).
Основываясь на таком убеждении, епископ отправил генерал-губернатору Татищеву 15 сентября 1908 года письмо с просьбой об оказании давления на местные газеты, которые, как выразились бы сегодня, задевали «деловую репутацию» правящего архиерея. Поскольку письмо рассказывает о некоторых профессиональных особенностях работы наших коллег сто лет назад, будет любопытно взглянуть на взаимоотношения церкви и прессы в то время. Приведу несколько выдержек:
«С давних уже пор саратовские так называемые прогрессивные газеты ведут ожесточенную кампанию против саратовского епархиального архиерея, видимая цель которой — дискредитирование его в глазах вверенной ему паствы, а сокровенная — опорочение святой православной церкви нашей. Изо дня в день, из номера в номер саратовские газеты «Листок» и «Вестник» помещают на своих страницах самые невероятные, самые неправдоподобные сообщения о действиях саратовского епископа из местной епархиальной жизни, сопровождая эти сообщения большей частью нелестными для епархиальной власти комментариями. Каждое происшествие в местной епархиальной жизни, даже самое незначительное, муссируется газетами и раздувается ими на степень события, в котором епархиальному архиерею отводится всегда некрасивая роль. Каждое сообщение из саратовской епархиальной хроники в столичной или провинциальной газете усердно перепечатывается саратовскими газетами, будь это сообщение заведомо ложное, даже клеветническое, но лишь бы оно удовлетворяло цели газет — лишний раз набросить неблаговидную тень на действия саратовского епископа». (Игумен Дамаскин (Орловский). Епископ Гермоген (Долганев), 2010. с.264).
Оценим недовольство епископа с позиций современного закона РФ «О средствах массовой информации». Первая серьезная претензия Владыки — перепечатка саратовскими изданиями материалов о его деятельности из столичных и иных провинциальных газет. Но каким иным образом саратовские читатели могли получить информацию о многогранной деятельности Гермогена за пределами нашего города? Ответ очевиден. Если же экстраполировать ситуацию на наше время и исходить из требований статьи 57 закона РФ «О СМИ», сразу становится понятна необоснованность претензий. Согласно требованиям этой статьи, перепечатка материалов из других официально зарегистрированных газет освобождает редакцию, осуществившую перепечатку, от ответственности за достоверность опубликованного.
Вторая претензия касалась недостоверных публикаций о кадровой политике архиерея. Вот как об этом говорится в письме генерал-губернатору Татищеву:
«В №176 «Саратовского листка» от 15 августа 1908 года в отделе хроники напечатано сообщение о предположенных будто бы мною перемещениях священнослужителей по городу Саратову: настоятеля Казанской церкви протоиерея Инсарского на такое же место в Спасо-Преображенскую церковь, священника кафедрального собора Ледовского в Казанскую церковь на место протоиерея Инсарского и священника Спасо-Преображенской церкви Рождественского в кафедральный собор на место священника Ледовского, причем в названном сообщении добавляется, что резолюции по этим назначениям еще не объявлены. Если принять во внимание, что не только не было никаких резолюций о перемещениях поименованных в заметке «Саратовского листка» священников, но не возникало даже никаких предположений по этому поводу, то возмутительность этого лживого сообщения «Саратовского листка» станет очевидной. В самом деле, какую другую цель могла иметь напечатанная в «Саратовском листке» ложь о перемещениях некоторых священников по городу Саратову, кроме той, чтобы вызвать в этих священниках тревожное настроение и неуверенность в завтрашнем дне и поселить в них чувства отчужденности и недружелюбного отношения к своему епископу, столь гибельно влияющие на успех пастырской деятельности.
К подобному же роду лживых газетных сообщений, в которых нельзя усмотреть никакой иной цели, кроме желания вызвать отрицательное отношение к епископу со стороны населения, нужно отнести помещенную в №178 «Саратовского листка» от 19 августа сего года заметку о том, что член Православного братского союза, швейцар (слово «швейцар» подчеркнуто) в отделении государственного банка, поступает в духовное звание с саном дьякона. Газета знает, что печатаемое ею сообщение — ложь, газета сознательно лжет, но цель достигнута: в публику пущен слух, будто бы архиерей рукополагает в дьяконы неподготовленных к сему званию лиц, даже швейцаров
». (Там же, с.265).
Действительно, для любого священника, который годами завоевывал доверие и уважение паствы, живет ее нуждами и чаяниями, знает каждого из своих прихожан и духовно окормляет их, перевод в другой храм без видимых на то причин и оснований — событие крайне нежелательное. Поэтому беспокойство епископа Гермогена, что данные переводы способны вызвать к нему негативное отношение со стороны отдельных священников, чей перевод якобы готовится, вполне объяснимо. Однако газеты, к которым Гермоген выдвигал свои претензии, публиковали данные сообщения исключительно в виде версий, специально делая оговорки на этот счет: «предположенных перемещениях», «резолюции по данным назначениям еще не объявлены». Так что формально, с юридической точки зрения, претензии епископа выглядят необоснованными.
Так насколько же публикации в саратовских «левых газетах» были справедливы по существу? То есть имели ли место назначения на церковные должности «неподготовленных» лиц исходя из политических или иных, не связанных с интересами церкви, мотивов? Вот что пишет Александр Мраморнов:
«Следует обратить внимание на еще одну категорию священников, отношение к которым у Владыки было доверительным. Это его собственные «питомцы». Лишь за свою исполнительность и преданность стал священником буфетчик Иван Богатов. Видимо, за те же качества Гермоген рукоположил Матфея Иванова — малограмотного и недалекого человека.
Другой священник, Матфей Карманов, впоследствии один из сотрудников политической партии Владыки, был выдвинут Гермогеном в число местных церковных лидеров. Хотя со временем для многих стал совершенно очевиден его яркий проповеднический талант, но первоначально это был, по свидетельству современника, «человек, получивший образование у черничек, пробившийся к первенству сквозь запутанную ткань неудобных моментов». Некая жительница г. Хвалынска А. Кропачева вспоминала, что М. Карманов прежде зарабатывал на жизнь тем, что играл на гармони в гостиницах. Можно отметить также, что о. Матфей некогда перешел в православие из раскола, в котором находился менее девяти лет «под влиянием родных и близких».
Немного не дождался рукоположения уже упоминавшийся выше член политической партии епископа, издатель листков и брошюр религиозно-нравственного содержания и помощник железнодорожного машиниста А.А. Львов, которому священный сан и настоятельское место в крупном приходе Саратова были обещаны за обязательство доставить из Москвы и установить на царицынском подворье типографское оборудование для печатания «погромной» газеты Илиодора «Гром и молния
». (Мраморнов А.И. Церковная и общественно-политическая деятельность епископа Гермогена (Долганева, 1858-1918). с. 181-182).
Многие факты, относящиеся к кадровой политике епископа и сообщаемые Александром Мраморновым, подтверждаются приводимыми в его книге документами. В частности, как свидетельство вопиющей безграмотности священника публикуется текст поздравительного пасхального послания (1909 г.) Матфея Иванова на имя генерал-губернатора Сергея Татищева:
«Желаем Вам в добром здаровии и во всем Благополучии в духовной радости встритить и проводить в предь много лет встричать таковых». (Там же, с.181).
Когда возникала потребность, Владыка, руководствуясь сугубо конъюнктурными соображениями и ничуть не смущаясь этого, был готов «подвинуть», «передвинуть» или вовсе сместить даже заслуженных и пользующихся авторитетом у паствы священников. Пример подобного поведения из книги Александра Мраморнова:
«Даже заслуженным пастырям, маститым протоиереям «везло» гораздо меньше. Так, в июне 1911 г. епископ Гермоген вызвал протоиерея Андрея Смирнова к себе и заявил: «Мне нужно твое место члена консистории. Я хочу отдать его протоиерею из г. Воронежа, он просит перевести его в Саратов». Как отмечал ревизор П.В. Мудролюбов, «зная непреклонный характер епископа Гермогена и опасаясь самых печальных для себя последствий по службе приходского священника в случае отказа исполнить пожелание Владыки, протоиерей Смирнов, хотя и против воли, немедленно подал прошение об отставке».
В описанном случае священник из Воронежа так и не приехал, а место о. Смирнова было временно замещено камышинским протоиереем П. Полянским, любимцем Владыки
». (Там же, с.179).
Что такое «консистория», и какую роль играло это учреждение в церковной жизни? Словарь иностранных слов дает этому термину следующее толкование: «В дореволюционной России — подчиненный архиерею коллегиальный епархиальный орган с церковно-административными и церковно-судебными функциями». Иными словами, консистория — это своеобразный епархиальный штаб, определявший стратегию и тактику епархиальной жизни и, при соответствующих обстоятельствах, способный ограничить единоначалие архиерея. Поэтому вполне понятно, что Гермоген, несмотря ни на что, стремился нашпиговать саратовскую консисторию своими ставленниками. А ведь упомянутый протоиерей Андрей Смирнов был высокообразованным священником с прекрасным послужным списком. Более того, он являлся сокурсником Гермогена по Санкт-Петербургской духовной академии. Результаты подобной кадровой политики пришлось расхлебывать уже после отъезда Гермогена из Саратова. Выяснилось, что в Саратовской епархии возникла солидная очередь из вдов и детей умерших священников, которые годами не могли добиться оформления документов на полагающуюся им пенсию. Были и другие серьезные нарушения, необходимость выявления и устранения которых вынудила синод направить в Саратов специального ревизора П.В. Мудролюбова.
Наверное, об этом аспекте внутренней епархиальной жизни можно было бы и не упоминать, если бы современная кадровая политика Саратовской митрополии в своей основе не копировала худшие черты административной деятельности, возникшие еще при святом Гермогене. За те без малого два года, что я работаю над серией очерков «Саратовская епархия: люди, годы, грехи», ко мне и моим коллегам неоднократно поступали обращения верующих. Люди пытались заступиться за батюшку из своего храма, выяснить судьбу крупных целевых денежных пожертвований или понять, куда исчезают дорогостоящие иконы. Как правило, речь шла о священниках, которые сами практически с «нуля» строили новые храмы, поднимали пришедшие в упадок общины и превращали их в живущий полнокровной жизнью социальный организм. До сих пор в своих публикациях я старался не поднимать тему внутриепархиальной кадровой политики. Во-первых, «со своим уставом в чужой монастырь лучше не соваться». И, во-вторых, данные публикации могли повредить и без того пострадавшим священникам, пользующимся заслуженным уважением. Несильно изменилась моя позиция по этому вопросу и в настоящее время.
Единственное, на что хотелось бы обратить внимание,— это на некоторые отличия кадровой политики епископа Гермогена от ее аналога времен митрополита Лонгина. Как ни крути, но придется признать, что епископ Гермоген за восемь лет управления Саратовской епархией все же сумел сколотить хоть какую-то команду близких к нему людей. Пускай даже из второсортных священнослужителей и прихожан с черносотенными убеждениями.
Что же касается митрополита Лонгина, здесь, на мой взгляд, совершенно иная картина. Серьезной команды единомышленников у него как не было, так и нет. Люди, чье положение в епархии может считаться незыблемым и бесспорным,— это те четыре человека, которых епископ привез с собой из Москвы в 2003 году. В отношении всех остальных доминирует лишь один критерий — «цена вопроса».
В прошлом месяце московский адвокат Виктор Паршуткин, работающий в Саратове по делу Лысенко, пригласил меня на экскурсию в Свято-Троицкий собор Саратова. Виктор Васильевич, серьезно увлекающийся изучением истории несторианского христианства и русского старообрядчества, обнаружил в этом старейшем храме Саратова, как минимум, шесть больших икон с явно старообрядческими мотивами. Но откуда такое в храме, который строился в эпоху Петра I под строгим контролем астраханского архимандрита Иосифа? Очевидно, что данные иконы появились в соборе в новейшее время, когда настоятелем был весьма приближенный к Владыке Лонгину игумен Пахомий (Брусков). Откуда и при каких обстоятельствах старообрядческие иконы появились в Троицком соборе Саратова, с этим еще предстоит тщательно разбираться.
И, завершая разговор о взаимоотношениях саратовской прессы и епископа Гермогена, стоит коснуться тех мер, которыми этот святой планировал обуздать гласность. И, соответственно, вывести себя любимого и свои поступки из сферы неусыпного общественного внимания. Чтобы избежать упреков в искажении истины, приведу еще одну выдержку из письма Гермогена на имя генерал-губернатора Сергея Татищева:
«Нет, однако, никакой возможности перечислить все многочисленные выступления газет против саратовского архиерея. В конце концов, это постоянное выслеживание и подкарауливание каждого моего шага, это желание в каждом моем действии и распоряжении отыскать дурную сторону, это стремление во что бы то ни стало очернить меня в глазах населения, словом, эта паутина лжи и злобы, которую усердно изо дня в день ткут газеты, и в которую, без сомнения, уловляют они своих более легковерных читателей,— сами по себе крайне обидные и оскорбительные для епископа православной церкви: роняют мой авторитет в епархии и унижают меня в глазах населения.
Ввиду вышеизложенного и принимая во внимание, что вышеизложенное отношение ко мне саратовской так называемой освободительной печати крайне вредно отражается на моей пастырской деятельности и возбуждает в населении чувства вражды и злобы ко мне, позволяю себе обратиться к вашему сиятельству с покорнейшею просьбою, не найдете ли вы со своей стороны возможным оградить меня на будущее время от травли, систематически ведущейся против меня саратовскими газетами, а за указанные мною заведомые извращения газетами городов Саратова и Царицына фактов моей деятельности по епархиальному управлению наложить на означенные газеты по вашему усмотрению соответствующие взыскания, причем имею честь присовокупить, что и на будущее время, в случае продолжения газетами прежних нападок на меня, я буду беспокоить ваше сиятельство сообщениями о каждом отдельном случае выступления против меня газет
». (Игумен Дамаскин, цитируемое сочинение, с.268).
Насколько за прошедшее столетие изменилось отношение главы Саратовской епархии (ныне это митрополия) к антиклерикальному направлению в саратовской журналистике? Для сравнения еще одна цитата — на этот раз «из митрополита Лонгина». Вот что сказал наш Владыка по поводу серии очерков «Саратовская епархия: люди, годы, грехи» в ноябре 2013 года во время онлайн-конференции, проведенной информационным агентством «СаратовБизнесКонсалтинг»:
«Вы знаете, очень неблагодарное дело комментировать этот поток сознания, который изливается уже почти полтора года. Дело в том, что Александр Крутов — это человек, который живет в своем собственном придуманном мире (прямой намек на психиатрический диагноз.— Авт.). В этом мире своя «система ценностей», и в ней Церковь, и все, что с ней связано,— ее возрождение, развитие, восстановление исторической справедливости, реставрация и строительство храмов, преподавание «Основ православной культуры» и прочее,— это все преступления. И вот с этими, как он считает, «преступлениями», Крутов самозабвенно борется. Использует при этом всякие сплетни, слухи, прямую ложь, передергивания. Разбираться в этом — дело совершенно неблагодарное, а главное — бесполезное».

(продолжение следует)

Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями


Теги:

Оцените материал:12345Проголосовали: 14Итоговая оценка: 3
Каким бюджетникам стоит повысить зарплату?
Оставить комментарий

Новости

Частное мнение

26/03/2024 10:00
Шутки Юрия Моисеева за 8 миллионов. Как в Марксе могли обмануть и бюджетников, и губернатора?
Шутки Юрия Моисеева за 8 миллионов. Как в Марксе могли обмануть и бюджетников, и губернатора?Ситуация с бывшими казармами на Куйбышева оказалась сплошной мистикой
25/03/2024 16:11
Беседа с инсайдером: наша мэр ни разу не хозяйка
Беседа с инсайдером: наша мэр ни разу не хозяйкаСлухи у нас
24/03/2024 12:00
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 25-31 марта
Культурный Саратов: афиша мероприятий на 25-31 мартаКонцерты, спектакли, выставки и другие интересности
23/03/2024 10:00
Субботнее чтиво: итоги уходящей недели
Субботнее чтиво: итоги уходящей неделиГоремычный театр, беспилотники-неудачники, прокуратура недовольна ГЖИ
22/03/2024 16:00
Серийные разборки: сериал
Серийные разборки: сериал "Сегун" Новая "Игра престолов"?

Блоги



Поиск по дате
« 28 Марта 2024 »
ПнВтСрЧтПтСбВС
26272829123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,,
Яндекс.Метрика


«Общественное мнение» сегодня. Новости Саратова и области. Аналитика, комментарии, блоги, радио- и телепередачи.


Генеральный директор Чесакова Ольга Юрьевна
Главный редактор Сячинова Светлана Васильевна
OM-redactor@yandex.ru

Адрес редакции:
410012, г. Саратов, Проспект им. Кирова С.М., д.34, оф.28
тел.: 23-79-65

При перепечатке материалов ссылка на «Общественное мнение» обязательна.

Сетевое издание «Общественное мнение» зарегистрировано в качестве средства массовой информации, регистрация СМИ №04-36647 от 09.06.2021. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций. Эл № ФС77-81186 от 08 июня 2021 г.
Учредитель ООО «Медиа Холдинг ОМ»

18+ Федеральный закон Российской Федерации от 29 декабря 2010 г. N 436-ФЗ