О коммунистических диссидентах при Советской власти в современной России если и вспоминают, то крайне редко. В результате многие полагают, что критически к деятельности правящей партии в Советском Союзе относились разве что прозападно настроенные либералы, русофилы-солженицынцы с имперцами из общества «Память» и ВООПИиК да представители национальных движений в автономных союзных республиках. «Слава» правых антисоветчиков незаслуженно оставляет в тени забвения, к примеру, советских маоистов-нелегалов (о них не так давно вышла интересная статья на «Русской планете»), дожившую до наших дней Партию диктатуры пролетариата, образованную куйбышевскими рабочими на излёте брежневского застоя или созданную в 1960-е саратовскими и тульскими студентами группу революционного коммунизма.
Как известно, различные оппозиции генеральной линии партии стали зарождаться уже в первые годы Советской власти. Причём тогда, в 1920-е, фронда существовала ещё не в глубоком подполье, а в большевистских рядах, причём её адепты занимали руководящие посты. Безусловно, одним из самых ярких явлений, очень скоро оформившихся в целое политическое течение, стало движение соратников наркома по иностранным и морским делам, одного из основателей Красной армии Льва Троцкого, известное как «левая оппозиция». Уже спустя пять с небольшим лет после Октябрьской революции Троцкий клеймил за «бюрократическое перерождение» и «отрыв от ленинизма» сталинское руководство. Справедливости ради стоит отметить, что до этого (до вступления троцкистов-межрайонцев в ряды РСДРП(б) в июле 1917-го) Лев Давидович со своими сторонниками также неистово боролся с большевиками и Лениным. 23 августа этого года исполнится 75 лет с того дня, как в 1940-м ледоруб в руках Рамона Меркадера размозжил голову Льва Троцкого в мексиканском городе Кайокане, где один из «вождей Октября» проживал в эмиграции (из СССР Троцкого выдворили ещё в 1929-м). Несколько лет назад мы рассказывали о визите Льва Троцкого в Саратов в сентябре 1918 года: в разгар гражданской войны находящийся в зените славы глава Реввоенсовета прибыл в нашу губернию для борьбы с белогвардейщиной и поддерживающим контрреволюцию духовенством, а во время смотра красноармейских частей под командованием Василия Чапаева вручил тому золотые часы.
Дипломат поневоле
С Саратовом связаны имена нескольких известных последователей Льва Троцкого. Правда, в наших краях они были не по велению революционной души, а находились кто в ссылках, кто на периферийной работе, куда их направило советское руководство во время разгрома «левой оппозиции», начавшегося после XV съезда ВКП(б) в 1927 году. Напомним, тогда из партии были исключены все активные троцкисты. К расстрельной стенке их почти всех поставят десятилетием позже, в разгар ежовщины, а тогда на рубеже 1920-1930-х, лишённых партбилетов троцкистов, как позже и правых оппозиционеров из числа сторонников Николая Бухарина, направляли «на перевоспитание» в ссылки по окраинам страны. Многие из них вскоре писали покаянные письма в ЦК об идейном и политическом разрыве с оппозиционной деятельностью и возвращались в партию (правда, ненадолго — в 1936-1938 годах лидеров троцкистов и бухаринцев «выпилили» не только из большевистских рядов, но и с этого света).
В конце прошлого года издательство «Центрполиграф» выпустило объёмную книгу Георгия Чернявского, Михаила Станчева и Марии Тортики (Лобановой) «Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль». Издание посвящено биографии второго по авторитету после Троцкого лидера «левой оппозиции», старого подпольщика, деятеля международного социалистического движения конца XIX-начала XX веков, дипломата и советского руководителя Кристя Станчева, известного более как Христиан Раковский (1873-1941). Кристя Станчев имел болгарские корни. Будучи внуком участника балканского национально-освободительного движения против османского гнёта — Грегори Раковского (Сыби Стойкова) — Христиан Раковский стал потомственным революционером. Выходец из образованной интеллигентной семьи, уже в 16 лет он становится марксистом, в 1890 году переезжает из родного болгарского города Котёл в Женеву, где поступает на медицинский факультет университета, откуда его исключают за дружбу с революционерами. В Швейцарии Раковский знакомится с находящимся в эмиграции основателем русской социал-демократии Георгием Плехановым, а также с немецкой социалисткой Розой Люксембург. Потом, после исключения, перебирается в Германию, где поддерживает отношения с тамошними левыми и продолжает обучение. Затем в биографии Христиана Георгиевича будут Франция, где он защищает докторскую диссертацию по медицине на тему «Этиология преступности и вырождения», и Румыния, где он отслужил в армии.
С образованием РСДРП Раковский поддерживает тесные связи с её лидерами (после раскола на большевиков и меньшевиков занимает, как и Троцкий, с которым он сближается уже в начале прошлого века, центристскую позицию), живёт некоторое время то в Париже, то Петербурге, откуда высылается властями за подрывную деятельность. В начале прошлого века Раковский принимает активное участие в рабочем движении Балкан. Находясь во время Первой мировой войны в Румынии, в 1916 году Раковский за антивоенную позицию оказался в тюрьме, откуда его, правда, выпускают в мае следующего года. Во время заключения Раковского в России произошла Февральская революция, и после освобождения он отправляется в Петербург, потом в Стокгольм. Там встречает весть об Октябрьском восстании и вновь возвращается в Россию, вступает в ряды большевиков и отправляется на юг страны для революционного строительства. Бессарабия, Одесса, Севастополь, Николаев, Екатеринослав, Полтава, Харьков... Кочевник революции, Раковский успевает побывать организатором советской власти в Украине, принимает участие в создании местной ЧК, является членом Центрального исполнительного комитета Советов Румынского фронта, Черноморского флота и Одессы. В апреле 1918 года вместе со Сталиным и Мануильским участвует в дипломатических переговорах с Украинской Центральной Радой. В 1919-1923 годах Раковский занимает пост главы правительства советской Украины.
В апреле 1923 года на XII съезде РКП(б) Христиан Георгиевич выступает против Сталина и его концепции национальной политики. По его мнению, сталинская линия в национальном вопросе сводилась к централизации власти в СССР и минимализации полномочий национальных республик. Выступая на съезде, Раковский предлагает «отнять от союзных комиссариатов девять десятых их прав и передать их национальным республикам». Сталин в долгу не остался и через два месяца, на совещании ЦК с ответственными работниками национальных республик и областей, обвинил Раковского в конфедерализме, национал-уклонизме и сепаратизме. Вскоре Христиана Георгиевича снимают с поста руководителя советской Украины и направляют сначала послом в Англию, а затем, в 1925-м году, полпредом СССР в Париж. В этот период Раковский активно поддерживает Троцкого в борьбе против генеральной линии, подписывает различные оппозиционные документы, осуждающие деятельность Сталина и его союзников. Собственно, в ноябре 1927 года за это Раковского и исключают из партии на упомянутом уже XV съезде в числе 75-ти «активных деятелей оппозиции» и отправляют в ссылку сначала в Кустанай, а потом в Астрахань.
«Архитектор» Нижне-Волжского края
Находясь в изоляции от руководящих постов, Раковский ведёт переписку с соратниками. Вот что он пишет в письме Троцкому 17 февраля 1928 года: «С 1 февраля я состою в Губплане, в качестве «специалиста-экономиста», с партмаксимумом по третьей зоне (180 рублей). Хожу на заседания Губплана, а работу, которую приходится проделывать, выполняю у себя в комнате. С первого же дня я наткнулся здесь на остро стоящий вопрос об областном районировании. Астраханская губерния хочет отстоять свою экономическую самостоятельность, в противовес Госплану и саратовскому Экосо, предлагающим включить Астрахань в область, центром которой должен быть Саратов. Мне было предложено разобраться в этом вопросе и представить свои соображения. Так что с первых дней я стал знакомиться интенсивно с существующей старой и новой литературой, со статистическими и научными материалами. На днях я кончаю свою работу, но она дала и мне кое-что в смысле ознакомления с историей и экономикой не только южного Поволжья, но и с соседними районами и, в частности, с вашей республикой (Казакстан)».
Иными словами, Христиан Раковский принимал участие в обсуждении создания Нижне-Волжской области с центром в Саратове, которая была образована вскоре после процитированного выше письма Троцкому, а именно 21 мая 1928 года (в июне того же была переименована в Нижне-Волжский край).
Не исключено, именно это событие могло послужить причиной перевода в ноябре 1928 года политического ссыльного и по совместительству специалиста-экономиста Христиана Раковского из Астрахани в наш город, где он вместе с женой Александриной прожил в двух небольших комнатах в гостинице «Астория» (ныне гостиница «Волга» на проспекте Кирова, 34) до конца августа 1929-го. Ведь в нашем городе ссыльный троцкист работал по тому же направлению, что и в Астрахани — консультантом вначале губернской, а позже окружной плановой комиссии. При его прямом участии были разработаны пятилетний план развития округа, контрольные цифры на 1929-1930 гг., записка об организационных формах промышленности бывшего Саратовского округа (июнь 1929 г.) и т.д. Но, как утверждают авторы книги, в основном Раковский занимался вопросами сельского хозяйства и народного образования.
Правда, как указывается в книге «Жизненный путь Христиана Раковского. Европеизм и большевизм: неоконченная дуэль», причиной его перевода из Астрахани в Саратов могли стать просьбы супруги, «которая непрерывно била тревогу по поводу ухудшавшегося состояния здоровья Христиана Георгиевича и даже обратилась с соответствующим письмом к заместителю начальника ОГПУ Г.Г. Ягоде, так и не получив ответа». Весной 1938 года, когда Раковского вместе с Николаем Бухариным и Алексеем Рыковым (кстати, уроженцем Саратова) вывели в качестве обвиняемого на знаменитый третий московский процесс над т.н. «правотроцкистским блоком», возникла версия, что он был переведен в наш город по просьбе троцкиста Николая Крестинского, высказанной Лазарю Кагановичу, в связи с плохим состоянием здоровья, и что вскоре после этого Христиана Георгиевича посетила в Саратове дочь Крестинского, передавшая ему письмо отца с предложением возвратиться в партию для продолжения «подрывной деятельности». В реальности же, в отличие от других оппозиционеров, раскаявшихся в своих троцкистских взглядах в начале 1930-х, Раковский дольше других оставался на идейных позициях троцкизма и критиковал политику сталинского руководства.
Встречи в «Астории»
В апреле 1929 года к Раковскому в Саратов приезжал американский журналист Луис Фишер, который работал над книгой о советской внешней политике. Посетить ссыльного троцкиста Фишеру порекомендовал будущий нарком иностранных дел (а тогда — заместитель руководителя внешнеполитического ведомства СССР) Максим Литвинов. Обратившись к падчерице Раковского Елене (жене советского поэта Иосифа Уткина), американский журналист получил адрес опального отчима, чемодан с книгами и отправился в Саратов.
Вот как встречи Фишера и Раковского описываются в книге Георгия Чернявского, Михаила Станчева и Марии Тортики (Лобановой):
«Встречи и откровенные беседы продолжались восемь дней. «Я приходил в комнату Раковского перед обедом,— писал Фишер в своей автобиографической книге.— Он говорил около двух часов, а я вел многочисленные записи, которые лежат сейчас на моем столе. После этого он шел обедать. Иногда я сопровождал его в столовую; люди глубоко кланялись и снимали шапки, потому что этот политический преступник в изгнании был наиболее известным и наиболее уважаемым жителем Саратова».
Беседы возобновлялись по вечерам.
Во время бесед в комнату Раковского часто приходили другие ссыльные и слушали беседы. Иногда Раковский покидал Фишера и уходил к своим единомышленникам, а затем возвращался около полуночи и возобновлял беседу. «Свежий, как юноша, 56-летний Раковский продолжал [беседу] после полуночи». В два часа ночи выключали свет, но Раковский зажигал свечу, и беседа шла и шла дальше. Лишь где-то около четырех часов утра бывший дипломат говорил своему собеседнику: «Наверное, вам пора идти спать».
Раковский не скрывал крайних трудностей оппозиции, сообщил о полученной им (как раз во время одного из визитов Фишера) телеграмме К.Б. Радека, И.Т. Смилги и А.Г. Белобородова (в отношении последнего автор перепутал — речь шла о Е.А. Преображенском, а не о Белобородове), информировавших о «заключении мира» со Сталиным, признании своих ошибок, возвращении в Москву и призывавших Раковского присоединиться к ним. Фишеру было высказано решительное намерение не следовать этому примеру. «Сталин предал революцию»,— заявил Раковский.
В другом месте своих воспоминаний Фишер в связи с провокационным московским процессом марта 1938 г. писал: «В 1929 г., когда я посетил Х.Г. Раковского в ссылке в Саратове, он мог покаяться в своем троцкизме и возвратиться в Москву, чтобы работать как реабилитированный большевик. Но он страдал в сибирской ссылке еще пять лет. На суде в апреле (Фишер перепутал месяц.— Авт.) 1938 г. он признался, что был британским шпионом с 1924 г. Если он действительно был шпионом, почему же он не воспользовался шансом возобновить свою работу в Москве?».
Фишер вспоминал, что в комнате Раковского находился огромный сундук, полный писем и других документов. «Я был изумлен, что ему удалось взять в Саратов секретные протоколы англо-советской конференции в Лондоне в 1924 г. Он имел потрясающую память и по памяти мог воспроизвести основную часть документов».
Когда же он не мог найти какой-то документ, он шел в соседнюю комнату, будил жену, и Александрина послушно поднималась и исправно находила искомый материал».
Меж тем находящиеся в ссылках оппозиционеры были сильно деморализованы. Одни, как, например, Карл Радек, выступали за «капитуляцию» перед сталинским руководством, аргументируя это тем, что после борьбы с правой опасностью и наступлением на кулака в деревне ЦК фактически стал проводить левую, т.е. троцкистскую политику. Не все поддержали идею «капитуляции», как и Христиан Раковский, который в письме Радеку от 21 мая 1929 года писал: «Проделывая известный сдвиг влево в своей политике, центр предпринимает все зависящие от него мероприятия, чтобы удержаться как в партии, так и в Коминтерне на данной стадии. Хотя в печати борьба ведется преимущественно против правых, решительное острие его борьбы направлено против левых».
В этом же письме из Саратова Раковский всё же говорил о «готовности ленинцев поддерживать любой правильный шаг партийного руководства». Но при этом ссыльный плановик из Саратова не пытался восстановиться в партии, а готовил ряд аналитических текстов по классовой природе СССР, которые были опубликованы в «Бюллетене оппозиции» в сентябре-декабре 1929 года.
А в августе того же года Раковский вместе с другими левыми оппозиционерами, находящимися в ссылке в Саратове и Энгельсе,— Владиславом Косиором (братом зампреда Совнаркома СССР и члена политбюро Станислава Косиора) и Михаилом Окуджавой (родным дядей барда Булата Окуджавы) написал обращение в ЦК и ЦКК партии. «Как видно из текста документа, Раковский и его товарищи не исключали возможности позитивного, с их точки зрения, поворота в развитии страны и компартии. В качестве важнейших событий после XV съезда они называли оформление правого течения в партии, предлагавшего идти на уступки кулачеству и частной торговле, и решения XVI партконференции (апрель 1929 г.) об ускорении темпов промышленного, колхозного и совхозного строительства, о борьбе против кулака и правой опасности»,— отмечают авторы книги «Жизненный путь Христиана Раковского...».
Авторы обращения полагали, что лишь победа социалистической революции в передовых капиталистических странах и беспощадная борьба против бюрократизма внутри страны послужат дальнейшему утверждению социалистического строя в СССР.
«Содержание гигантского государственного, профсоюзного и партийного аппаратов ложится тяжелым бременем на плечи всех трудящихся масс, за счет прибавочного продукта которых покрываются все государственные расходы. Жесткое сокращение всех аппаратов и в том числе партийного настоятельно диктуется как финансовыми, так и политическими соображениями первостепенной важности. Ограниченные финансовые ресурсы нашей страны, с ее одновременно культурной и социальной отсталостью, повелительно требуют урезывания всех непроизводительных расходов.
[...]
Вместе с партией мы считаем, что действительная борьба с бюрократизмом предполагает активное участие миллионов рабочих и трудящихся в контроле за действиями государственных и общественных органов, в том числе и партийных.
Только при этом условии можно будет устранить рвачество и бесхозяйственность, удваивающие и утраивающие стоимость строительства; безответственность, самодурство и произвол аппаратов, оборотной стороной которых является забитость, приниженность и бесправие трудящихся масс»,— говорилось в обращении.
А основным требованием заявления было возвращение к полному осуществлению партийной демократии, основанной «на самодеятельности партии и рабочего класса». Кроме этого Раковский, Окуджава и Косиор критиковали руководителей страны за высылку из СССР Льва Троцкого, но в то же время выражали желание продолжать не борьбу, а диалог:
«Заявляя, что со своей стороны мы будем стремиться к устранению остроты в отношениях к партийному руководству, мы обращаемся с призывом к ЦК, ЦКК и всей партии облегчить нам путь возвращения в партию освобождением большевиков-ленинцев, снятием 58 ст. со ссыльных и возвращением из изгнания Л.Д. Троцкого.
[...]
Стремясь к устранению общих причин, способствующих порождению фракционности… мы заявляем о нашей полной готовности отказа от фракционных методов борьбы и подчинении полностью партийному уставу и партийной дисциплине, обеспечивающих за каждым членом партии право защиты своих коммунистических взглядов».
Но как только органам ОГПУ стало известно о наличии данного обращения, а именно в конце августа 1929 года, в гостиничном номере у Раковского был произведен обыск, и к первоначальным трём годам ссылки были добавлены два. Кроме того, Раковский был переведён в Барнаул, куда он вместе с супругой были переведены уже 4 сентября.
Покаянное письмо Раковский всё же написал, но спустя почти пять лет после отбытия из Саратова — весной 1934 года. Причиной, судя по всему, послужило состояние здоровья Христиана Георгиевича. В сибирской ссылке у него обострилось сердечное заболевание, приступы которого были нередки. «Врачи опасаются за жизнь т. Раковского, если он немедленно не будет переведен в условия климатического и санаторного лечения»,— говорилось в статье «Бюллетеня оппозиции» ещё в 1930 году. Неудивительно, что с годами болезнь давала о себе знать.
Покаяние, суд и гибель
В 1934 году Христиан Раковский возвратился в Москву, где стал работать в наркомате здравоохранения. Через год он был восстановлен в партии, но уже в начале 1937-го был снят со всех постов, арестован и в 1938-м получил 20 лет ГУЛАГа. Казалось бы, Раковскому повезло, по сравнению с даже своевременно покаявшимися оппозиционерами, получившими после московских процессов пулю в затылок, он, принципиальный троцкист, до последнего выказывающий сталинскому политбюро своё «фэ», «отделался» 20-ю годами тюрьмы. Но было понятно, что 64-летний человек не дожил бы до окончания столь сурового срока. Разве что мог надеяться на досрочное освобождение во времена знаменитого «разберивания» 1930-1940 годов, когда органы НКВД под руководством Лаврентия Берии в рамках борьбы со злоупотреблениями органов госбезопасности времён Николая Ежова, выпустили на свободу десятки тысяч политических арестантов, которым повезло избежать расстрела. Но находящийся в орловском политизоляторе Христиан Раковский был слишком одиозной фигурой, не вписывающейся в помилование. Пуля настигла его 11 сентября 1941 года, в этот день, ожидая наступления на Орёл нацистских войск, сотрудники НКВД произвели массовый расстрел заключённых. Вместе с Раковским в Медведевском лесу были убиты сестра Льва Троцкого и первая жена Льва Каменева — Ольга Каменева, лидер партии левых эсеров Мария Спиридонова, нарком финансов РСФСР Варвара Яковлева, немецкий математик Фриц Нётер. Всего 157 человек.
P.S. А в самом начале большого террора, в августе 1936 года был расстрелян другой видный деятель троцкистской оппозиции — Иван Смирнов. В отличие от Христиана Раковского, он одним из первых оппозиционеров раскаялся и уже в начале 1930-х был вновь направлен руководить стройками сталинской индустриализации, но это не спасло Сибирского Ленина, как называли Смирнова товарищи по партии в 1920-е годы. Судьба тоже закинула его в наши края. О саратовском этапе биографии Ивана Смирнова мы расскажем в ближайших номерах «Общественного мнения».
(продолжение следует)
Подпишись на наш Telegram-канал. В нем мы публикуем главное из жизни Саратова и области с комментариями
Теги:
